Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 46

Но по своей личной статистике я могу влипнуть в неприятности, даже просто отправившись на кухню перекусить. И вместо бутерброда с сыром получить удар тяжелой вазой по руке и плечу, встав между младшим хозяином дома и бедной поварихой, непонятно чем не угодившей оному.

Вот уж не представляю, чем Марку не угодила Вера Ивановна. Милейшая же женщина, немного за пятьдесят, с золотыми руками добрым сердцем. Но одна брошенная фраза и Марк, хоть и производивший впечатление полного засранца, поменялся в момент. Он замолчал, резко, застыл, лицо заострилось и побелело. Пальцы подрагивали, то сжимаясь в кулак, то разжимаясь. И я всерьез забеспокоилась о том, что он сейчас начнет орать благим матом, да. Но все пошло совсем не так. Кальянов-младший глубоко вздохнул, резко успокаиваясь, широко, мягко улыбнулся и…

Швырнул тяжелую вазу прямо в ничего не подозревающую повариху. Дальше все произошло так быстро, что я даже не успела ничего осознать. Просто на голом рефлексе, бросилась вперед, загородив собой Веру Ивановну, приняв удар тяжелого металлического предмета на себя. Отбив себе ладонь, получив синяк на запястье и ушиб плеча. А когда проводила взглядом упавшую вазу, попутно разбившую пару тарелок, и снова посмотрела на парня, то только головой качнула, понимающе усмехнувшись.

Он стоял, улыбаясь спокойно и мягко. Почти нежно. И такое выражение лица мне доводилось видеть не раз и не два. Пожалуй, я видела его чаще, чем мне хотелось бы, когда очередной приступ сходил на нет, и мать вновь становилась прежней. Совершенно не понимая, почему я не решаюсь подойти ближе и шугаюсь от нее, как от чумной.

Одно только понять не могу… Как никто не замечает, что происходит с этим мальчишкой?

— Ми-pa, а у ме-ня бу-дет дра-кон? — заинтересованный голос Даньки вернул меня в реальность. И глянув на смешного дракошу, изображенного на одной из страниц книги, я тихо фыркнула, принявшись щекотать братца.

Тот хихикал, отбивался, но вяло и повторял свой вопрос про дракона.

— Ми-pa… Ну Ми-ра-а-а… — мелкий обнял меня крепко за шею, прижимаясь ближе. И тоном заядлого заговорщика поделился. — Обе-щаю, он бу-дет го-нять всех пло-хих ры-ца-рей! Во-от!

— Даже так? — фыркнув, чмокнула его в нос и, крутанув на месте, усадила на кровать, устраиваясь рядом на полу. — Тогда обязательно заведем дракона. Покажешь, что вы из пластилина лепили?

— Да-а, — кивнув головой, Даня встал на кровати и стянул с полки небольшой сундучок. Откуда стал доставать разноцветные, местами кривые, но со старанием вылепленные фигурки. А я, пристроив голову на скрещенных руках, улыбалась, глядя на брата и слушая его рассказы.

Чувствуя, как успокаиваюсь, как отходят на второй план все ненужные эмоции и мысли. Мне было хорошо и спокойно, а еще удивительно тепло рядом с мелким. С моим маленьким, личным солнышком.

Деликатный стук в дверь разрушил уютную атмосферу, отвлекая нас друг от друга. В палату заглянул врач и, увидев меня, скупо улыбнулась, позвав:

— Мирослава? Можно Вас?

— А… Да, конечно, — тряхнув головой, я поднялась с пола и вышла следом за врачом, подмигнув понурившемуся было Даньке, послав ему воздушный поцелуй. И застыв на месте, когда прямо в коридоре, лицом к лицу столкнулась с тем, кого меньше всего надеялась тут увидеть.

— Ты?! — выдохнула, безотчетно сжимая руки в кулаки. И ощутимо вздрогнула, когда мужчина, сидевший на банкетке у палаты напротив, поднял голову и неуверенно, удивленно протянул:

— Мира?

— Мирослава, вы не могли бы подписать эти бумаги? — возвращение врача нарушило повисшее в коридоре напряженное молчание. Скупо улыбающаяся женщина на какое-то время отвлекла меня от уставшего, осунувшегося мужчины, сидевшего опираясь спиной на стену и прикрыв глаза. Но просмотреть бумаги, внимательно прочитав перечень услуг, представленных центра, обозначенный в договоре, не заняло много времени. И поставив подпись в нужны местах, договорившись о получении копии всех документов на электронную почту, я прислонилась плечом к косяку, скрестив руки на груди и глядя на незнакомца.

Ну, или на старого знакомого. Это с какой стороны посмотреть, учитывая, что сейчас я стою и играю в гляделки с собственным непутевым отцом.

— Хреново выглядишь…

— Здравствуй… Дочь…

Слова прозвучали одновременно, и мы снова замолчали, не зная, о чем говорить и стоит ли говорить вообще. Каких-то чувств между нами не было, каких-то родственных связей — тоже. Он ушел из семьи, испугавшись ответственности за Даньку и превратил первые три года его жизни в самый настоящий ад.

И этого, боюсь, я никогда не смогу простить ни ему, ни той женщине.

— Он здесь, да? — наконец, снова заговорил… Отец. И потер глаза, слабо улыбнувшись. — Твой брат… Даниил… Как он?

— Тебя это не волновало почти одиннадцать лет, — я криво усмехнулась, дернув плечом. — И вряд ли должно волновать сейчас… Папа.

— Справедливо, — медленно кивнув головой, он наклонился вперед, сгорбившись и сцепив руки в замок. И я с какой-то запоздалой грустью поняла, как же он все-таки постарел.

Я помнила отца другим. Веселым, острым на язык, с золотыми руками и не умеющим унывать. Он был высоким, широкоплечим, с широкой улыбкой и лукавым прищуром глаз. Он лечил мне разбитые коленки и учил давать отпор дворовой шпане, посмеиваясь потом над мамашами, приходившими жаловаться на фингал под глазом у их диточки моего авторства.

А еще именно он привил мне любовь к чтению, смотрел со мной фильмы по вечерам и ночам, и учил стрелять из рогатки. И я обожала своего отца, ходила за ним хвостиком и считала его мнение самым важным для себя.

Едва заметно качнула головой и, помедлив, уселась на банкетку рядом с дверью в палату Даньки. Да, я помнила отца другим. Сейчас же на меня смотрел кто-то другой, лишь отдаленно похожий на прежнего Воронова Артема Валерьевича. Седина выбелила виски, морщины расчертили его лицо, а глаза поблекли и выцвели, приобретя выражение полного смирения. Он осунулся, похудел и выглядел до бесконечности усталым. Он…

Постарел.

— Знаешь, Мира… — вдруг снова заговорил Воронов, не поднимая на меня взгляда и не пытаясь подойти или прикоснуться. — Я не буду просить прощения. Тебе оно и не нужно. Только… Не надо на меня зло держать. В конце концов, жизнь все вернула за вас… Бумерангом, да…

— Кто? — тихо спросила, вздохнув и опустив голову, разглядывая собственные руки с местами обломанными ногтями.

— Дочка, Лерка, — краем глаза заметила слабую улыбку на лице отца. — Жена возвращалась вместе с ней с детского праздника. Два бокала коньяка, гололед и машина, оказавшаяся на отбойнике. На ней ни царапинки, а Лерка… — тяжело сглотнув, он медленно и почти неслышно закончил. — Я не хотел обременять себя ребенком-инвалидом. Но сейчас вся моя жизнь, все мое время вертятся вокруг маленькой, сломанной жизни которой еще не скоро удастся даже шевельнуть ногой, не то, что побежать гулять с друзьями. Поэтому, пожалуйста… Не держи на меня зла… Дочь. Не надо…