Записки о России генерала Манштейна - Манштейн Христофор Герман - Страница 44

Граф Миних сделал еще несколько переходов к Буджаку, но зная, что уже происходят переговоры о мире между Портою и Россиею, а между тем и время года подходило холодное, он решился разместить войска по квартирам в Молдавии, которой он никак не желал оставить, а по тому распределению по зимним квартирам, которое он уже сделал, одна часть армии должна была стоять в Польше.

Мне кажется, пора теперь сказать о стараниях русского двора заключить мир. Во-первых, еще перед походом двор уполномочил фельдмаршала заключить мир, если представится к тому благоприятный случай; в ведомстве его находился даже кабинетный секретарь, на случай могущих начаться переговоров; а как петербургский и венский дворы согласились на посредничество Франции между ими и Портою, то императрица поручила также маркизу де Вильнёву вести переговоры о мире, а советника канцелярии, г. Каниони, послала в Константинополь для соблюдения ее интересов заодно с маркизом; конечно, все делалось от имени французского посла, но, в сущности, только Каниони пользовался всем доверием двора и получил от него полномочие на заключение мира. Каниони находился в турецком лагере в то время, когда Нейперг подписывал мир от имени императора, и протестовал против всего совершенного; но напрасно, дело зашло уже слишком далеко, прежде нежели ему дали знать о том. Наконец, ему надобно было соображаться с тогдашними обстоятельствами; прелиминарные условия между Россиею и Портою были подписаны около месяца спустя после подписания мира между императором и Портою.

К концу октября месяца фельдмаршал получил повеление прекратить враждебные действия. Яссы были оставлены, а Хотин сдан туркам в том виде, в каком русские взяли его. Условием этого мира было постановлено тоже, что Азов останется за русскими; наружные верки положено было срыть, и оставить только городские стены; но ни вводить в город гарнизона, ни укреплять его. Русским дозволено было также расширить свои границы на двадцать немецких миль в степи и оставить за собою Самару, и т. д. Туркам не дозволялось укрепляться по сю сторону реки Кубани; но Очаков и Кинбурн оставались за ними, и они имели право укреплять их. Пленные с обеих сторон были возвращены без выкупа.

Словом, выгода, извлеченная Россиею из этой войны, была ничтожна, в сравнении с теми несметными суммами, которых она стоила, и с потерею тех 100 тыс. людей, которые выбыли из ее населения.

Армия переправилась через Днестр и возвратилась в Украйну. Хотин сдан туркам не ранее ноября месяца и в эту пору прислан был баша для принятия города от генерала Левендаля. Когда русскому войску надлежало переправиться через Днестр, шло уже много льду по этой реке; не было возможности исправить поломанные мосты, так что переход становился крайне затруднительным, особенно для обозов и артиллерии. Так как русло этой реки представляет твердый грунт, то Левендаль приказал тащить пушки с лафетами подо льдом, посредством привязанных к ним толстых канатов, которые доставали от одного берега до другого, и, таким образом, посредством воротов перетащили орудия.

Этот поход, бесспорно, самый славный и самый удачный из всех прочих, совершенных русскими войсками в продолжение этой войны. Но не будь он таков, случись несчастие и побей неприятель армию графа Миниха, Россия очутилась бы в весьма плохом положении: вся армия погибла бы безвозвратно; кого не побили бы турки, того умертвили бы поляки, собравшиеся в несколько корпусов; они никогда не любили русских, они желали им более зла, нежели туркам и татарам, а если б русские претерпели какую-нибудь значительную неудачу, они непременно затеяли бы войну.

Покуда армия проходила через Польшу, в лагерь к ней только и приходили что депутаты — горько жаловаться на производимые в польской земле насилия. Как скоро же армия побила неприятеля и взяла Хотин, поляки заговорили иначе. Они посылали к фельдмаршалу торжественные депутации с поздравлениями, объявляя себя искреннейшими друзьями и союзниками России.

Глава XIII

Старания Швеции. — Убийство майора Цинклера. — Свадьба принца Антона Ульриха с принцессою Анною. — Великолепие русского двора. — Обыденная жизнь императрицы. — Потешная свадьба.

1739–1740 гг.

Швеция тоже была недовольна петербургским двором и уже несколько лет поджидала благоприятного случая для нападения. Уже во время последних польских смут, как было рассказано выше, несколько шведских офицеров получили дозволение ехать в Данциг на службу к королю Станиславу против русских. Когда они по взятии города попали в плен, императрица приказала отправить их в Швецию, не скрыв при этом своего неудовольствия. В 1735 г. между обоими дворами заключен новый союзный трактат, после чего, казалось, все было улажено. Как скоро же русские объявили войну туркам, шведы встрепенулись, и во время собравшегося в 1737, и еще более в 1738 г., шведского сейма, сделали некоторые распоряжения, которые потревожили петербургский двор. Они отправили в Константинополь оружие и пушки; у нас говорили о заключенном между Портою и Швециею договоре; опасались нападения на Финляндию во время пребывания армий на Днестре и в Крыму, потому что шведы уже отправили 10 тыс. человек в Финляндию и начали там устраивать магазины, и пр. Это обстоятельство было отчасти поводом, что в этом году армия фельдмаршала Ласи не приступала ни к каким военным действиям и стояла смирно на границе Украйны.

Когда фельдмаршал Миних перешел через Днепр, чтобы начать поход, ему тоже велено отправить, не мешкая, в Петербург, два кирасирских и три пехотных полка. Все эти предосторожности оказались лишними. Швеция была так добра, что обождала еще два года до нападения на Россию. Она дала ей время заключить мир с Портою и привести армию в порядок. Зато эта война, как увидим ниже, причинила ей только позор и невыгоду, а начни она ее в 1738 г., Россия была бы в большом затруднении. Стокгольмский двор проводил время в переговорах и бесполезных жалобах, тогда как петербургский деятельно трудился для уничтожения всех их мер.

Предосторожности русского министерства, принимаемые против шведских интриг, доходили до самых насильственных мер, и даже до смертоубийства на большой дороге. Я говорил уже, что ходили слухи о заключенном между Швециею и Портою договоре. Русский министр в Стокгольме, Бестужев, уведомил, что в Константинополь послан майор Цинклер с тем, чтобы доставить оттуда ратификации договора. Тотчас по получении о том известия, граф Миних, по приказанию кабинета, послал офицеров с несколькими унтер-офицерами в Польшу, где они должны были разоряться по разным местам, захватить Цинклера на возвратном пути его из Константинополя, отнять у него все бумаги и депеши, и даже убить его, в случае сопротивления. Офицеры не могли быть сами везде, поручили жидам и нескольким бедным шляхтичам известить, когда проедет Цинклер. Таким образом, прежде нежели он ступил ногою в Польшу, тайна обнаружилась. Хотинский губернатор предупредил его, чтоб он остерегался, что за ним следили многие русские офицеры, особенно же в Лемберге, или Львове, через который он должен проехать. Цинклер поехал по другой дороге; хотинский баша дал ему конвой, который проводил его до Броды к великому гетману польскому. Гетман дал ему другой конвой, проводивший его до Силезии; здесь Цинклер считал себя в безопасности. Когда же он принужден был на несколько дней остановиться в Бреславле, русские офицеры, узнав через шпионов какою дорогою он поехал, погнались за ним и догнали в одной миле от Нейштеделя. Они остановили его, отняли оружие, и, проводив его несколько миль далее, убили его в лесу. После этого подвига, они обобрали его вещи и бумаги. Однако в бумагах не оказалось ничего важного. Русский двор осмотрел их и, спустя несколько месяцев, отправил по почте в Гамбург, откуда их переслали в Швецию. Императрица отреклась от этого ужасного дела, торжественно уверяя, что она ничего об этом не знала. Ее министры представили всем дворам записки, которыми старались отклонить в этом отношении всякое подозрение от русского двора. А чтобы сами убийцы не проговорились, то их всех арестовали и послали в Сибирь, где они несколько лет провели в остроге. Императрица Елисавета, вступив на престол, приказала их выпустить и приписать к гарнизонным полкам, далеко во внутренность России. Офицеры эти были: капитан Кутлер, уроженец Силезии, поручики: Лесавецкий и Веселовский, оба русские подданные. Каждому из них даны в помощники по два унтер-офицера. Первые два совершили убийство, а третий оставался в Польше; тем не менее с ним поступили как с прочими.