Поломанные (СИ) - "Ores" - Страница 3

Перед глазами чернота, хотя знаю, все еще идет «ящик». Медленно проваливаюсь в сон, почти перешагнув за ту грань, когда в реальности растворяется сознание и ты начинаешь падать в другое измерение. Адриан медленно, очень глубоко дышит, уснув прямо так. В одежде спать душно, такое чувство, что поднимается температура, все тело ломит, и ноет нестерпимо в паху, то и дело колкой дрожью оседая в низу живота. Так и вырубаюсь, проснувшись с теми же мыслями. Ди рядом нет.

В квартире стоит абсолютная тишина, даже в ушах звенеть начинает. Со сна режет глаза, и долго растираю их руками, чтобы немного прийти в себя. Такое чувство, будто не спал сутки, хотя только проснулся.

Босыми ступнями по полу — холодно, плечи покрываются мурашками, нехорошим предчувствием сводит спазмами живот. Ди нет на кухне, нет в ванной, и только из-под двери ЕГО комнаты виднеется тонкая полоска тусклого света.

Ручка двери легко поддается давлению; толкнув, задерживаю дыхание и даже зажмуриваюсь, чтобы в следующее мгновение потеряться в ощущениях.

Первое, что чувствую — ярость, затем злость, бешенство, и все это топит острой болью, топит так сильно, что не выходит сделать полный вдох.

Обернувшись на меня, Ди испуганно озирается, подскакивает неуклюже на ноги и, подлетев вплотную, больно вцепляется в локти, выталкивая меня за дверь. Но я это видел! Видел, блядь, своими глазами! Россыпь таблеток на полу, белой горой у его ног. Видел, как в общем хаосе небольшой комнаты он прямо у меня на глазах сходит с ума или уже сошел, что вернее, потому что все свободное пространство, каждый миллиметр стены и даже потолок завешаны фотками брата! Со школы, с юности, даже детские, совсем свежие, с прошлого лета, когда они уезжали в горы. Их сотни: напечатанные на обычной бумаге, пропитанные мистической, мать ее, энергетикой, от которой становится жутко, и каждая из них смотрит тебе в душу, прямо в глаза, потому что фотографии эти делал Адриан, потому что только ему так улыбался мой брат!

Вырвав руки и дернувшись всем телом, впечатываю не сопротивляющегося Адриана в стену. Он ударяется головой о бетон, бессознательно закрывает глаза и сползает на пол.

Дверь — захлопнута, не беда, когда в тебе клокочут ярость и страх. Ударом с ноги выбиваю замок, ступня горит адски, но это ничто, по сравнению с тем пиздецом, что творится в душе.

Подскочив к стене, срываю листы, срываю их со всей злостью, с которой мог бы придушить долбанного Ди, спятившего извращенца, потому что ни одна дружба не дошла бы до подобного.

Ди очухивается раньше, чем адреналиновый отходняк переходит в стадию безразличия. Хватает поперек торса и вышвыривает из комнаты, дверь уже не закрывает - незачем. В его пустых глазах нет страха, только сожаление, и не о содеянном он сокрушается, а о том, что я стал свидетелем его паранойи!

========== Часть 3 ==========

Остаток утра проходит в полной растерянности. Спустя минут двадцать после того, как перед моим носом захлопнули дверь, Ди выходит ко мне сам, садится пить уже остывший кофе, пытаясь согреть пальцы о холодные края кружки, долго смотрит в окно, не притрагиваясь к еде. Выглядит уставшим.

— Ты же понимаешь, что убиваешь себя? — задаю вопрос в лоб. Ди медленно поворачивается ко мне, вцепляясь намертво взглядом, и я не то что отвернуться, пошевелиться не могу.

— Неудачно, как видишь, — хрипит, и каждое слово дается ему с трудом. Растирает горло, делает глоток жидкости, пытаясь промочить его, но голос остается прежним. — Как твои дела? — ни с того ни с сего задает вопрос, бултыхаясь неустойчиво между своей и моей реальностью.

— Лучше, чем у тебя, — признаюсь честно. — Намного, — добавляю, забрав руку, когда он накрывает ее своими длинными ледяными пальцами.

— Чем хочешь заняться сегодня? — Меня убивает его упертость и попытка делать вид, что все нормально — тоже. Наглухо.

— Провериться у психиатра. Пойдешь со мной?

— Нет, — пожимает плечами, смотрит в полупустую кружку, легко улыбается, и у меня мурашки по пояснице ползут от его такой улыбки. — Меня проверяли. Сказали, все в порядке.

— Серьезно? — не могу не съязвить.

— Ответить на пару несложных вопросов и вежливо попрощаться — это не так уж сложно. — Он кажется таким взрослым и таким уставшим, что просто невозможно оставаться равнодушным.

— Тебе нужна помощь.

Подняв на меня взгляд, от которого бросило в жар и разлилось по телу смущение, слишком откровенным он был, снова улыбнулся.

— Поэтому ты здесь.

— И чем я могу помочь? — почувствовав неладное, выкарабкиваюсь из-за стола, пятясь назад, Ди в свою очередь начинает наступать: медленно, плавно, почти изящно, если бы его болезненный вид мог придавать ему шарма.

— Побудь со мной, — так легко даются ему эти слова, и так больно жалит меня каждая эмоция, что откликается на них.

— Я и так здесь… Ди, твою мать, отойди! — до отвращения истерично на повышенных кричу ему в лицо, вместо ответа он, резко дернувшись, припирает меня к стене, сжимает руками шею, не дав даже шелохнуться, и прижимается к моим губам, свободной рукой проведя по векам, закрывает их, словно его бесит то, что он перед собой видит, а я его губ почти не чувствую, как и тела, только взбудораженные мысли, от которых плохо, и ранит, ранит ебучая ревность, ведь как живого на своем месте брата вижу, который, глядя на этого парня с теплом и любовью, просто не смог бы не ответить на его поцелуй.

Замираю.

Оставшись какой-то частью себя навсегда в этом моменте, остальное силком протолкнув в будущее.

Открываю глаза. Он смотрит прямо, остановившись и слегка прикусив мою нижнюю губу. Он слишком близко, почти во мне, морально. Трезвею. Резко втянув воздух носом и убедившись, что есть возможности для маневра, бью ему между ног с колена, подхватывая и усаживая на пол, и не испытываю ни грамма стыда.

Тыльной стороной ладони стираю с губ слюну. Перед глазами его перекошенное болью лицо, в них же уже мои слезы — просто нервы, и сейчас отпустит, но мне до судорог в сердце не нравится, что он продолжает спокойно наблюдать за мной, не делая попыток защититься, только смотрит так преданно, словно цепной пес, которому хозяин принес сахарную косточку. А он ведь сильнее. Намного сильнее меня.

— Что с тобой, парень? — спрашиваю скорее у себя, сползая спиной по стене напротив, и поджимаю к себе колени, укладывая на них подбородок. — Ди?

Вместо ответа, все так же прижимая руку к паху и морщась от тянущей мозгодробящей боли, ползет на коленях ко мне, и если бы я не был пьян от эмоций, не поверил бы сам себе, что он кажется мне сексуальным: с легким прищуром уставших глаз, с ямочками на щеках, которые были видны только в улыбке, а сейчас на исхудавшем небритом лице стали более выразительными… Отталкивает за плечо к стене, раздвинув мои колени, садится между них и утыкается мне в грудь, свернувшись клубком. Мотаю головой из стороны в сторону, крепко зажмурив глаза.

Руки сами к нему ложатся на дрожащую спину, спускаясь ниже по позвонкам и проступающим ребрам. Против воли. Против логики.

Что же с тобой произошло? Неужели причиной был Арти? Неужели может так ломать, когда из твоей жизни уходит кто-то близкий?.. И в то же время стало стыдно — я свою боль уже перешагнул, не принял, нет, смирился, а он все никак не может. Будто любил сильнее, хотя это и не так.

В этот момент позвонила мама, засыпав кучей вопросов, на которые я отвечал да или нет, постепенно выходя из себя и в конце сорвавшись, что если так переживают за нас, то могли бы приехать и навестить. Но они не приедут. Не станут вникать в то, что, по их мнению, от них не зависит. Арти всегда это бесило. Теперь и меня.

— Не хочешь принять ванну? — зайдя в его комнату без стука, отвлекаю Ди от бездумного пролистывания новостей в соцсетях.

В комнате больше нет фотографий, нет знакомых лиц, и она кажется пустой и безжизненной, серой, даже несмотря на ярко-синие обои, которые я даже не увидел, зайдя сюда впервые. На потолке следы от содранного вместе с побелкой скотча, окно, хоть и открытое, но наглухо задернуто шторами.