Братья наши меньшие - Данихнов Владимир Борисович - Страница 4

— Я знал! Я знал! Семен узнал их! Они сюда часто приходят, голубей наших таскают! Студенты они! Гады! Гады!

Кто-то пальнул нам вслед из воздушки. Пулька чиркнула меня по бедру; было не очень больно, но все же ощутимо, и я ускорился, едва не взлетая над землей. Споткнулся, но на ногах удержался. Игорь был уже у забора. Он кинул пакет в дыру на пыльную дорогу, а сам полез следом. Я — за ним.

— Лови их!

— Воры!

— Г-г-гады!

Мы выскочили на грунтовую дорогу, на которой тут и там лежали стебли сухого бурьяна и коровьи лепешки. Лепешки высохли до невозможности и напоминали теперь мумий самих себя. Коров здесь в последнее время не водится.

Сзади пути к отступлению закрывал забор, спереди-частные дома, а слева и справа клубы пыли и матерные крики. С обеих сторон к нам, медленно и вальяжно ступая, приближались местные. Человек десять, подростки. Были среди них и ребята нашего возраста. Самый здоровый, в майке и серых спортивных штанах, обильно измазанных пометом, намотал на руку цепь от велосипеда, другие приготовили финки и раскладные ножи из тех, которые с открывалкой. Почти на всех были джинсовые кепки с черным околышем и вышитой белой нитью надписью спереди: «МЯСО — ЭТО ТОЛЬКО У ТЕБЯ В МОЗГУ». «Странная мода у местных, — подумал я, любуясь кепками. — Странная, но красивая. Надо будет себе такую кепочку прикупить. Если выживем».

— Засада, — буркнул Игорь, поднимая с земли пакет с голубями. От птиц попахивало.

— Допрыгались, студентики? — крикнул парень с цепью. У него был противный, визгливый голос. — Мы за вами давно следим! Доигрались, мажоры?! Думали, ребята с окраины, тупые, не просекут, что тут творится, не проверят, кто их законное мясо таскает?

У Игоря из носа чаще закапала кровь. Я тронул его за плечо, но он только с досадой мотнул головой:

— Некогда.

Местные приближались к нам. Сзади из дыры выглядывали любопытные мордашки Сени и старшего. Сеня все еще плакал и отворачивался, а потом снова смотрел на нас, ему было любопытно. Старший ухмылялся. На шиферных крышах домов чистили перышки выжившие после бойни голуби, которые тоже следили за представлением.

— Эй, ребят, может, договоримся? — крикнул Игорь. — Половина птичек вам, половина — нам? По-моему, честно.

«На что он надеется? — подумал я. — Тут драться надо. Может, даже насмерть. Драться и сдохнуть по-дурацки, не дожив до двадцати двух лет. Не дожив до сдачи диплома». Это огорчало более всего.

— Пошел ты на… — ответил ему парнишка с цепью. — Шутник, на… Мать твою, на!

И тогда Игорь достал из-за пазухи пистолет.

Вороненый. Огромный. Настоящий.

Местные замерли с открытыми ртами. Я и сам вылупился на Игоря, как на заморское чудо-юдо. Откуда у него машинка?

— А ну пошли отсюда к чертовой бабушке, деревня хренова! — закричал Игорь, водя стволом из стороны в сторону. — Ненавижу деревню, и всех деревенских тоже ненавижу, воняет от вас, и интеллигентности, с-сука, ни на грош!

— Да ладно вам, пацаны, — сказал главарь местных, обращаясь к своим, — пистолет наверняка ненастоящий, пистолет наверняка газовый. Пукалки, блин. Мажор нас пукалкой пугает! А? Пукать захотел? Вперед!

Местные качнулись в нашу сторону, а Игорь направил дуло в небо и пальнул.

Бабахнуло здорово.

Через минуту на дороге никого не было, голуби сорвались с кровли, а мы бежали, хрипло дыша, вперед по улице. Нас подгонял задорный мат старичков, которые потрясали клюками вдогонку и проклинали современную молодежь.

Они кричали:

— Хренова молодежь! Вот мы! Вот мы помним! Мы! Хренова! Молодежь!

А мы не обращали внимания.

Бежали.

Примерно через полчаса мы стояли в маленькой очереди в мясную лавку на Чкаловском. Лавка располагается в полуподвальном помещении в цоколе желтой скособоченной сталинки. Мы стояли в пустом неоштукатуренном коридоре, где не было скамеек, а только деревянные двери в стенах, побеленных известкой; под ногами хлюпала вода, и пахло плесенью, а еще — кровью. Ноги скользили, потому что на бетонном полу валялись куски гниющих внутренностей. Игорь был угрюм; в руках он сжимал пакет с голубями, пакет не полный. По крайней мере, не такой полный, как мог бы быть.

На влажной в серых подтеках стене висел плакат с расценками. За одного голубя в среднем полагалось по сто рублей. Не так уж и плохо, особенно для полулегальной мясной лавки.

— Откуда у тебя?.. — спросил я Игоря шепотом.

Впрочем, нас все равно не услышали бы. За железными дверями шумели и кричали. За той дверью, куда стремились мы, старый толстый еврей торговался с мясником. Похоже, он предлагал ему несвежих крыс, за которых мясник не хотел платить. Еврей настаивал. Мясник больше молчал, но был непреклонен. Еврей выходил из себя, потому что не знал, как можно переспорить человека, который все время молчит.

— Неважно, — отмахнулся Игорь и посмотрел на меня серьезно: — Киря, лучше тебе об этом не знать.

— Уверен?

— Да.

Из носа у него тонкой струйкой сочилась кровь.

Ближе к вечеру мы изрядно навеселе спешили в родную общагу. Было жарко; возле общаги трудились асфальтоукладчики, а от горячего асфальта шел пар. Воняло. Рабочие матерились, а студенты, расположившись на бетонных блоках против дороги, пили пиво из холодных запотевших бутылок и раздавали угрюмым рабочим советы. У самого входа нас окликнул чей-то голос. Мы подняли головы: на подоконнике нашей комнаты на четвертом этаже сидел Эдик, вечно лохматый бледный юноша в замызганной белой майке и шортах на завязочках.

Даже с высоты от него воняло прокисшим молоком.

— Ребята!

— Чего ты там делаешь, Эдятор? — крикнул Игорек и показал ему пакет; внутри звякнули, перекатываясь, бутылки. — Спускайся, мы тебя пивом угостим!

— Не хочу. Ребята, я кое-что должен вам рассказать. Вы… вы были почти моими лучшими друзьями. Почти… единственными друзьями. Почти друзьями. — Язык у него заплетался.

— Ты чего бормочешь, Эдмэн? Когда успел налакаться? Давай спускайся, Эдичище!

— Сейчас, — кивнул он, спустил ноги с подоконника, оттолкнулся руками от рамы и прыгнул вниз.

— Епт… — сказал Игорь и замолчал. Я тоже вылупил глаза, не зная, что надо говорить в таких случаях.

Потому что Эдик исчез. Только что сидел на подоконнике, потом спрыгнул вниз, пролетел мимо третьего этажа и пропал! Дрожал горячий воздух в том самом месте, разлетался в разные стороны тополиный пух, а больше ничего в воздухе на уровне третьего этажа не было.

— Где он? — тихо спросил Игорь.

— Не знаю, — пробормотал я. — Может, глюк? Пива перепили? Тепловой удар получили? Показалось в смысле?

— Не может такого быть. Блин… что-то не то происходит с этим городом, — задумчиво протянул Игорек. — Я давно подозревал.

— Что ты имеешь в виду?

— Да вообще все. Кризис. Мясной вирус, вакцинация, Башня. Такое чувство, что наш город гибнет. Теперь вот Эдик. Хотя его случай, пожалуй, самый обычный. Я читал, что частенько так случается, когда рвется пространство-время, и человек попадает в другое время или соответственно пространство…

— Это где ты такое читал?

— В серьезных научных журналах, будь уверен.

— Правда, что ли?

— Угу. Чтоб я сдох.

— Ха… А че? Здорово бы было. Прикинь, Эдик попал в будущее, а там полеты на Марс каждые выходные, вечная жизнь, суперкомпьютеры, бесплатное пиво…

Мы присели на бордюр, Игорь достал по бутылочке пива. Выпили, задумчиво поглядывая на рабочих.

Воняло. Рабочие, матерились. Студенты хохотали — им было весело. И те, и другие казались нам беспечными и глупыми. Они — не то, что мы, которые соприкоснулись с тайной вселенского, быть может, масштаба, с загадкой природы вроде Бермудского треугольника, взрыва в Мохенджо-Даро или раскопок православного Китежа под Иерусалимом.

— Повезло Эдмэну, — вздохнув, сказал Игорек. — Хоть что-то интересное в жизни случилось. В его — особенно. А у нас все хреново, как обычно. Кризисы, вирусы… в будущем лучше.