Рикошет сна (СИ) - Агеева Рита - Страница 48

Перед началом совместной работы пары необходимо пройти прогнозирующие тесты. Их особенность такова, что каждый персонаж действует по отдельности, без присутствия другого — дабы наблюдающие менторы могли четче рассмотреть доминирующие качества и способности бойца.

Что ж, я готова. Я засыпаю спокойная, как удав, и выхожу на Ту Сторону в незнакомом ухоженном поселке. Протектного купола над головой вроде бы нет — но кто его знает, может он здесь настолько невидимый.

Раздается взрыв такой силы, что цветочные горшки, вывешенные за оконными рамами, срываются с цепей и разбиваются о бордюр.

Наш дом двухэтажный, просторнымйи густонаселенный. Здесь полно народу — но Арчи среди них нет. Я, как это часто бывает на Той стороне, не знаю никого — но понимаю, что мы вместе и заодно. Кем мы друг другу доводимся? Родственники? Друзья? Политические единомышленники? Это не имеет значения, если за окнами взрывы. Когда взрывы — думать надо о другом.

Например, где выход. Его не сразу удается найти, если не знаешь планировку помещения. Потому что всем в такие моменты надо прятаться, а мне — нестись в самое пекло.

— Это Паук! — кричат люди, в панике бегущие по направлению к лесу, на пределе видимости. — Паук вернулся! — вопли их ужаса, казалось, сами являются взрывами: оглушительными, душераздирающими.

Как только они скрываются за деревьями, все стихает. Я мчусь на разведку. Оказывается, наш дом стоит на окраине симпатичного дачного поселка. Под каждым окном лежат такие же, как у нас, смятые в плюшку цветы. Вот мертвая птица на асфальте, вот еще одна. Начинают попадаться разбитые окна, на соседней улице — покореженные машины, словно в аварию средней степени серьезности попали.

Поселок кончается. Передо мной расстилается мирный, нежно-зеленый, безмятежный луг до самого горизонта. На нем — никаких следов происшествия, и ни одного очевидца вокруг. Странно: эпицентр взрыва установить вроде бы удалось. Но воронки или каких-то примет разорвавшегося снаряда нет.

Я возвращаюст в дом и ложусь отдохнуть на ближайший диван. Засыпаю. Просыпаюсь не в Ритрите, а на том же диване. Сон внутри Той Стороны накатывает редко и обычно (но не всегда) знаменует собой некие особые обстоятельства.

Снова вопли, снова упоминания Паука, снова бег по поселку. Та сСорона учит ловить намеки на лету: если дом на окраине, это прямое указание на то, что двигаться надо от этой окраины к центру.

Я добегаю до пруда как раз вовремя: оттсуда высовывается спрут, больше похожий на осьминога, чем на тарантула. Его туловище кобальтового цвета, а щупальца — черного. И этими огромными черными шлангами он выбрасывает на берег рыбацкий резиновый сапог, из которого торчит свежеоторванная нога.

Положив ногу на берег, спрут уходит в глубь пруда и больше не показывается. Люди разом исчезают. Вторая перспектива слуха предательски молчит. Моя собственная интуиция подсказывает, что надо попробовать вернуться обратно домой и ждать третьей попытки.

В доме воцаряется обычная, повседневная жизнь. Кто-то просевает муку на кухне, читая над ней заклинание на сургаманском — языке древнем и бедном на слова, зато эффективным для мантр, упрощающих работу по дому. Кто-то удобряет почву в горшке с щебечущими кристаллами — он стоит внутри дома, и поэтому избежал низвержения на бордюр. Кто-то выходит на улицу снять сеть с уловом лекарственных колибри и оставляет дверь открытой.

Это было ошибкой.

Через порог к нам вбегает тарантул. Такой же окраски, как спрут из пруда — но естественных паучьих размеров.

Население с визгом мчится вверх по лестнице, давя и скидывая друг друга. В воздухе гудят громкие невидимые барабаны — как будто музыканты лупят по ним, стоя по обе руки от меня.

Наступить на тарантула и раздавить его? Схватить тяжелый предмет и прихлопнуть? Времени на размышления, как обычно, нет.

А интуиция говорит — …

Хоть это и кажется абсолютно нелогичным, я голой ладонью хватаю Паука. Самое трудное тут не промахнуться — он бегает слишком быстро и слишком компактный в размерах.

На ощупь тарантул оказывается шершаво-колючим и совсем не тяжелым — все равно что каштан схватить или маленький кактус. Подбежав к окну, я выкидываю его в траву.

И все. Никакого убийства. Никаких следов на моей руке, кроме легкого покраснения.

— Вот и всётеньки! — щекочет меня с утра Грабабайт, верный своей привычке коверкать слова — хоть и выучил человеческий язык прекрасно. — Ты справилась! Справилась! Пойдем, узнаешь результаты Арчи!

— Не буди, дай поспать, — со стоном прошу я я. Мое солнечное сплетение все еще остается соединенным с Той Стороной через энергетическую пуповину, которая обычно обрывалась при возвращении в реальность.

Я обхватываю подушку и прижимаю ее к себе — обнимая, как самого близкого человека. Кажется, что кто-то так же обхватил меня со спины — только не двумя руками, а тремя парами быстрых пружинящих лап.

Зима, грязный лед. Местами подтаял, поверхность луж рябит под ветром. Я одета в белый спортивный костюм и в черные очки. В который раз возвращаюсь домой.

Сон о безуспешном возвращении годами преследовал меня на Большой земле. Я пыталась вернуться — неизвестно и неважно откуда — в свою комнату, чтобы спрятаться там от гнетущего, грозного внешнего мира. Но моя одиссея каждый раз прерывалась в силу непредвиденных обстоятельств — и я оставалась на улице одна, бездомная, в сверлящей пустоте отчаяния.

Та Сторона не могла об этом не знать и до сих пор подкидывает мне этот болезненный сюжет чаще, чем другим магам.

Я осторожно продвигаюсь по льду вдоль длиннющей череды подъездов, выискивая свой. Когда интуиция щелкнула "Тут!", я подхожу к сетчатому забору и ложусь на лед всем телом, чтоб проползти через щель внизу — калитки не было, перелезать слишком высоко.

Ко мне подбегает мальчик лет десяти в таком же костюме, как у меня — только в черном, и без очков. Кричит в возмущении:

— Не смей смотреть на мой подъезд своими стеклами!

Он пытается напасть на меня. Осознавая, что это ребенок и что применять всю силу удара и тем более нож к нему нельзя, я подбираю валяющуюся рядом огромную ветку и отталкиваю его. К нам подбежгаетчерная собака и встает возле меня, приобнажив клыки.

Испугавшись собаки, мальчик бежит прочь по льду так уверенно, будто это был сухой асфальт. Но на прощанье — грозит мне кулаком.

На перефирии зрения что-то мелко зарябило.

Быть не может! Опять паук!

На сей раз он плоский, с лапами толщиной чуть больше ресницы. И — ярко-оранжевый, с черной эмблемой в виде двух переплетающихся колец на спине. Подскакивая, он несется ко мне — но не по прямой линии, а истеричными зигзагами. Словно скорость его верена в том, что решение приблизиться ко мне — правильное, а сам паук не уверен.

Членистоногое прыгает ко мне в ладонь — таким движением, будто я монетку на лед бросила, только в обратной перемотке. На лапах его вырастают крючья-зазубрины, и он начинает рвать мне ими кожу, одновременно опаляя ее.

Оставив глубокие, рваные, обугленные по краям раны, оранжевый плоский круг с лапами спрыгивает с меня и ныряет в лужу, провалившись под ее дно.

Страшно взглянуть на ладонь. Я теперь несколько недель не смогу ни кулак сжать, ни карандаш взять… Но странно — запаха крови нет, а уж я-то его умею чуять. И боли нет.

Посмотрев на ладонь, я с изумлением вижу: под лохмотьями изуродованной кожи открылась белая прослойка неживой ткани. Будто порезали обтянутое кожзаменителем сиденье, оставив нетронутой синтетическую подушку внутри. Чистота нетронутости исчезла — а функционал остался. Медленно, но без недоверия я пробую собрать пальцы в кулак — как бутон цветка закрываю.

Обстановка мгновенно сменяется: я оказываюсь в уютном деревенском доме — такого стиля, какой любят в винодельческих регионах. Веселые гости толпятся вокруг сцены, кутаясь в шали и потягивая травяной отвар из кружек.

Мне как почетному члену семьи предлагают место на диване — пусть сбоку от сцены, зато сидя. Рядом со мной усаживается дама в теле, в возрасте и в синей толстовке — тоже моя родственница. Мы обе закидываем ноги на диван и ощущаем себя вполне идиллически.