Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия (СИ) - Шавлюк Светлана - Страница 32

— Мама! — воскликнула моя родительница и тут же понизила голос до полушепота, — мы же обсуждали, незачем Миланке в тот мир. Тут ей лучше будет. Привычнее.

— Хватит! — таких властных ноток в голосе бабушки я не слышала никогда. — Ты поперек судьбы пошла, я слова не сказала, не лишай Миланку жизни полноценной, да шанса на счастье. Я ошибок наворотила с три короба, да только сил исправить все, уже нет. Дочь свою не обрекай на такую же судьбу.

— Так, а если и Миланка в любовь окунется раньше, чем правду узнает? — упрямилась мама, а я даже могла представить, как непримиримо сверкают ее глаза.

— Не окунется. Не такая она, как мы с тобой. Не бестолковая. Девочка к знаниям тянется, а к мальчишкам, — бабушка фыркнула, — Митька наш, вон, ужо второй год вокруг нее ужом вьется, а наша дуреха, словно слепая, не видит ничего дальше своего носа. Всех мальчишек в друзья записывает, да и намеков не понимает.

Глупости! Возмущенно фыркнула я. Мы с Митькой с самого детства дружим. Я егослишком хорошо знаю, чтобы не заметить такой мелочи, как его влюбленность!

— Ох, мама! Миланка всегда была упряма и независима. Если уж она захочет, то ни ты, ни я не сможем ее убедить.

— Упрямая, независимая, — ворчала бабуля, — сильная она у нас и хрупкая, как росточек. Столько в ней жизненной силы, а одно неосторожное движение и растопчут в вашем мире. Не для нее он. Слишком добра она и наивна. У ней здесь не жизнь, а мука будет. Уж поверь мне, Оленька. Все! Хватит. Ночь на дворе. А мне вставать засветло. Спать иди. И не тревожься.

— Вот. Не знаю, важно это или нет. Но почему-то вспомнилось сейчас, — выдохнула я, удивляясь своей памяти, в которой мельком услышанный разговор отпечатался так точно.

— Нам сейчас, Мила, все важно. Каждая мелочь, которая на ответ натолкнет.

И мой допрос продолжился. Я рассказывала о жизни бабушки в деревне, о маме, о папе, о паре маминых неудачных романов. О себе.

— Кстати, — встрепенулась я, выныривая из воспоминаний, — Ядвига Петровна. Моя бабушка! Она ведь в том мире умерла, там и похоронена, ведь ее душа там, она страдает.

— Не страдает, — уголками губ улыбнулась женщина, — ждет. Раз уж ты завела разговор об этом, то нужно нам с тобой определиться с одним моментом, — она побарабанила пальцами о стол и бросила на меня какой-то странный, будто хитрый взгляд. — Ты хотела вернуться домой в новое полнолуние. Луна уже новой жизнью наливается, скоро оно настанет. Но, чтобы вернуть бабушку на родную землю и помочь ей отойти за грань, тебе придется задержаться здесь еще на месяц.

— Я об этом как-то даже не подумала, — честно призналась я, но и следующие мои слова были абсолютно искренними, — знаете, еще несколько дней назад я приняла решение, что останусь и возьму от обучения все. Сильно за бабушку испугалась, вот и подумала: мало ли какие неприятности меня еще поджидают, а я о них даже и не знаю, — скривилась как от зубной боли, — правда, я тогда даже не представляла, каких размеров неприятности меня поджидают. Ядвига Петровна, все, что я могла, я рассказала, теперь скажите вы, что думаете и, что мне делать дальше.

— Узнать надо имя проклявшей и содержание проклятия, — задумчиво проговорила Ядвига Петровна. — Значит так, в первый день полнолуния мы с тобой вместе отправимся в твой мир, ты под моим руководством подцепишь душу бабушки, только тебе нужно будет раздобыть ее личную вещь. Любую. А на обратном пути попробуем поговорить с ее душой на тропе Снов. Там грань между мирами истончается, есть шанс.

— И с мамой надо поговорить, может, она больше моего знает. По крайней мере, судя по разговору и ее многим оговоркам, о проклятии она знала точно.

— Да. Поговорим. Как с этим решим, так и будем дальше думать.

— Так чего же мне все-таки опасаться надо? — вклинилась я в рассуждения ведьмы и затаила дыхание.

— Ты ведь и сама уже поняла, — сверкнула она глазами, — поняла, да верить отказываешься, — понимающе покачала головой, — в любви несчастны женщины в вашей семье. И несчастье это самое страшное из возможных — любимых вы теряете безвозвратно. Смерть их забирает. Только, судя по всему, — она задумчиво нахмурилась, сведя брови на переносице, — не сразу она их касается, а в момент наивысшего счастья. Если я права, то ведьма, наложившая это проклятие, была ужасно жестокой, — она кивнула своим мыслям и взглянула на меня, — чернота на сердце всегда говорит о темном колдовстве на любви замешанном. Ну что ты, девочка, не время еще пугаться. Сейчас тебе все силы нужны, чтобы решение искать, а не жалеть себя и хоронить свое счастье заранее. Ведь сердце твое еще не занято. Или, — она прищурилась, словно пыталась взглядом проникнуть в мою голову и прочитать мысли, — любовь уже нагрянула?

— Нет, — передернула я плечами, — не знаю, не уверена, — закусила губу и обняла себя за плечи.

— Когда любовь придет, девочка, никаких сомнений не останется. Сердце отдашь любимому без раздумий и даже сама не успеешь заметить, как окажешься в плену своих чувств. Будь аккуратной, Милана. А теперь, допивай чай и иди к себе. Отдохни. Ты же на бледную тень самой себя стала похожа.

— Хорошо, — проглотила одним махом остатки чая и поднялась, — спасибо вам, Ядвига Петровна. Если бы не вы, — я закашлялась и прошептала, отгоняя дурные мысли, — я бы не знаю, что сделала с собой от отчаяния.

Последнего, к слову, не осталось. После разговора с главной ведьмой отчаяние отпустило мое сердце из своего ледяного захвата, а в душе уже уверенно поселилась надежда в компании с воодушевлением. На дне все еще шевелился страх, который заставлял подрагивать, но я знала, что с этим чувством мне придется смириться надолго. Оно не уйдет никуда до тех пор, пока я не избавлюсь от темного пятна, которое образовалось на моем сердце.

— Мила, — у самого дома меня кто окликнул.

От тени у соседнего дома отделилась массивная фигура, которую я сразу узнала. Рад. Его я не хотела видеть больше всего. Я смотрела, как он ко мне приближается, как мерцают в темноте его светлые глаза, как грациозно, плавно и бесшумно он ступает по земле, как мягко улыбается одной мне, но в голове пульсировала только одна мысль — нельзя! Теперь мне точно нельзя быть с ним. И теперь последнее, чего я захочу, — это его любовь. Не нужна мне любовь даже самого отпетого ловеласа, в которого я оказалась влюблена, ценой его жизни. Не хочу видеть его улыбку, чувствовать осторожные прикосновения и думать о том, что он может умереть. Из-за меня.

— Что случилось? — он нахмурился. Улыбка сползла с лица, уступая место беспокойству. — Тебя кто-то обидел? — угрожающе спросил он, давая понять, что тому, кто меня может обидеть, не поздоровится.

И вопреки своим мыслям, всем возможным запретам, я шагнула к нему, вцепилась в рубашку на боках и прижалась лбом к груди, прикрывая глаза.

— Мне так страшно, — прошептала я, сдерживая подступившие слезы.

Он осторожно коснулся руками моей спины, а через секунду прижал, отгораживая от всего мира. Что-то спрашивал, поглаживал широкими ладонями спину и не выпускал из объятий. А я мотала на все вопросы головой, не желая отвечать, корила себя за свою слабость и радовалась ей, потому что его объятия согревали и успокаивали. Глубоко дышала приоткрытым ртом, не позволяя себе позорно разреветься, и продолжала сжимать ткань в кулаках, боясь, что он отпустит, отодвинется раньше, чем я приду в себя. Но он не двигался. Позволил моей слабости взять надо мной вверх и дал шанс вернуть самооблодание. Но это только сейчас. Один раз. Я в последний раз согреюсь в его руках и больше не подпущу к себе. Он найдет другую, а может, еще десяток других. Гад, конечно, но лучше живой гад, чем мертвый любимый.

Я стояла, греясь в его объятиях. Зажмурилась и не желала открывать глаза, хотела продлить этот миг спокойствия, приятной нежности, которая разливалась в груди, и теплоты, которая волнами разбегалась от его легких успокаивающих поглаживаний. Но я знала, что стоит открыть глаза и это волшебство рухнет.