Мать-одиночка (СИ) - Любимка Настя - Страница 36

— Ты потом к ней привыкнешь, — шепнул он дочери. — Она правда хорошая. Она сказала мне, что ты ей понравилась, что ты славная… Пожалуйста, ради меня, сделай все как надо, ладно?

— Иди, — хмуро ответила Лиля.

Хороший или плохой смысл несла в себе эта короткая реплика, Виттор не знал, но очень надеялся, что хороший. И когда дочка подошла сзади к стулу баронессы, на который та собралась сесть, и вовсе успокоился: какая хорошая девочка, решила поухаживать за гостьей!..

Вот только успокоился он преждевременно. Да, Лиля и впрямь придвинула леди Малене стул, и та в ответ даже благосклонно кивнула. Но когда баронесса начала опускаться, девочка резко выдернула его из-под пышных юбок. Малена, охнув, опрокинулась на спину, задрав кверху ноги.

— Бум! — сказала Лиля. «Новое слово», — отметил про себя маршал.

И в эту секунду время для него будто остановилось. Со странным, отрешенным хладнокровием он рассматривал нацеленные в потолок серебристые туфельки невесты, ее тугие икры, обтянутые голубым атласом чулок, ее соблазнительные, в меру полные бедра и… розовые с рюшечками панталоны.

«Где-то я уже видел точно такие, — с пугающим себя спокойствием подумал Виттор. — Ах, да, у леди Золи, когда она чуть не выпала из кареты. Наверное, у Малены запас».

А потом время вернуло привычную скорость, и до его ушей долетел вопль:

— Дайте мне эту девчонку!!! Я ей сейчас так всыплю!!! Теперь понятно, почему ее мать умерла! Но я терпеть не стану! Ты у меня попляшешь, негодница! Шелковой станешь!

— Нет! — закричала, схватившись за алые щечки Лиля. — Нет!!!

Маршал не знал, к кому и бросаться, кого выручать, кого утешать. А потом все же кинулся к дочери. Но та оказалась шустрее — вырвалась, стала метаться по комнате, будто что-то ища. Затем устремила взгляд на запотевшее окно, подбежала к нему и стала быстро водить по стеклу пальчиком.

Виттор напрягся. Он понял, что дочь хочет что-то написать. И уж теперь точно вряд ли хорошее… Но когда Лиля, закончив, отпрянула в сторону, маршал увидел одни лишь каракули. Что именно хотела показать своим художеством дочка, он так и не понял.

*

Лиля

Лиля более или менее начала приходить в себя, лишь когда они приехали к папе домой. К папе?.. Невероятно. Вот этот смешно одетый и такой важный мужчина — ее папа? Ну, знаете ли!.. Да, она не очень хорошо помнила папу, была все-таки недостаточно большой, когда он погиб. Но в ее памяти все равно остался огненно-рыжий большой весельчак, который так заразительно смеялся, так высоко ее подбрасывал…

Этот, который Виттор, тоже был рыжим, но не сильно. Темно-красным каким-то. Правда, был тоже большим, как и папа. И лицом был немного на него похож. Вроде бы. Папино лицо она почему-то как раз помнила хуже всего. Но самое главное, Виттор совсем не был веселым. Наоборот, сердился на всех. Особенно на тех дядек, что поймали ее в лесу. Ну, на тех он правильно сердился. Поэтому как раз он ей и стал нравиться. Правда, когда они долго-долго ехали в этой трясучей карете, он ей немного опять разонравился. Самое главное, потому что все время называл ее мальчиком! Мальчиком, подумайте только! Ужас. И вот ужас был еще в том, что сказать Виттору о том, что она не мальчик, а девочка, у нее не получалось… Вообще ничего не получалось сказать, только «да», «нет» и еще такое же короткое, да и то с трудом. Ужас и есть. Только даже вместо «ужаса» у нее лишь «уж» получался. Обидно очень. И страшно: а вдруг так навсегда?..

Хотя бояться нужно было даже не этого. Вот где она вообще?! Где Санька с Ванькой?.. Они же загорелись! Вот где «уж» так «уж»!.. Правда, потом она кое-что поняла… То есть, что-то поняла, что-то придумала. Но это потом. Да и то, что Виттор ее папа (в это ей, впрочем, так до конца и не верилось), она тоже узнала потом.

А тогда ехала с этим важным, одетым как в кино про старину Виттором и злилась на него. И на себя тоже. На себя — потому что ничего сказать не может, а на него — потому что такой бестолковый. Она ему: «Я де» — в смысле, что «я девочка», дураку же понятно, а он вместо этого ее каким-то Яденем назвал! Хорошо, не Гаденем. А вот накормить хотел как раз вонючей гадостью, ее от одного только запаха стошнило! Вернулась из туалета — гадости уже нет, выбросил. Сам, небось, эту дрянь есть не стал.

Ну а в доме у него стало полегче. Хотя бы уже потому, что не трясло. А еще потому, что какие-то совсем уж странные дядьки, которых все называли магами, и на самом деле стали колдовать, а потом сказали Виттору, что она девочка. Ура! Наконец-то! Хотя он и тут отличился, назвал ее Делей. Тьфу, ну да ладно. Хоть не Емелей, и то хорошо.

А вот потом…

А потом пришел король. Настоящий король, взаправдашный! Правда, без короны. Потому что он пришел как бы тайком, не спросясь у королевы. Потому что они с Виттором стали пьянствовать! Фу!.. Безобразие. Хотя Виттор сначала не пил, да и король не сильно. Сухариками больше хрустел, чем пил. Но это все ладно. Главное не то, что и сколько они пили, а то, о чем говорили. И как хорошо, что она догадалась спрятаться за вазой и подслушать, иначе бы ничего и не узнала! А так…

А так получалось, что этот Виттор тоже откуда-то в эту сказочную страну прилетел. Не на самолете, и не на ракете даже, а так же, как и она сама — бдыщ! — и уже тут. И он захотел, чтобы сюда прилетела и его жена. А король, оказывается, умел колдовать. Но плохо. Ну, он же король, ему некогда ерундой заниматься. Но Виттор был ему другом. Подумать только, ее папа — друг короля!.. Ладно, вдруг еще не папа… Но друг короля — точно. А друзьям нужно помогать, знаете ли. И король помог, наколдовал. А папа… Виттор, в смысле, ту штуку, на которую король колдовал, выкинул. Ну вот да, странный он. Наверное, так перелет на мозг подействовал. Жалко… Но он все равно хороший, так что ладно. Но не ладно, что он заколдованными вещами кидается. Еще, оказывается, и заругался как-то. Оказалось, тоже волшебно, хоть и нечаянно. И вот после неправильного колдовства, неправильного выбрасывания штуковины и неправильного волшебного ругательства она сюда и прилетела. И это уж точно правда, потому что вот она — руки-ноги-голова. Правда, стала какой-то малявкой, не десять лет, а хорошо если восемь, но зато она сделалась рыжей! Ура!!! Сбылась ее несбывочная мечта! Она тоже теперь рыжая, как братья и папа! Ну, немного посветлей, чем они, но все равно — рыжая! Но это тоже не самое главное. В смысле, что маленькая и рыжая. А главное, что она прилетела сюда, в сказочную страну. Но ведь король колдовал, чтобы прилетела жена Виттора… папина жена… А папина жена — это мама! И наверное, она тоже сюда прилетела! И то, что мерцало тогда на лестничной площадке — это и было то колдовство короля, в которое попала мама! А вот папино ругательство ее саму потом тоже сюда закинуло. А если ее, то и Саньку с Ванькой, наверное, тоже. Их просто еще не нашли. И маму… А может, нашли, только они тоже говорить не могут. Потому что все было неправильным — и колдовство, и все остальное… Вот не умеете колдовать — не беритесь! А ругаться вообще плохо, знаете ли. Зато папа — ее папа! — жив, и он сейчас с ней вместе! Вот что действительно очень здорово. А маму с братьями они обязательно отыщут!

И все бы ладно, если бы папа… не вздумал жениться! Нет, ему точно перелет на мозг подействовал. Очень плохо подействовал, знаете ли. Негративно… Или негативно?.. А! Дегративно. Вроде бы.

Так вот, он задумал жениться, хотя мама ведь была тоже где-то здесь! И ведь никак ему не сказать об этом… А еще король этот — хороший вроде дядька, но тоже дегративный — сказал папе, что мама умерла. Да как он только мог такое выдумать?! И папа ему поверил. Ну так обычно же королям верят, знаете ли. Попробуй не поверить королю!.. Он и не стал. А еще ее потом спросил, давно ли умерла мама. И как на это ответить, если можешь сказать только «да» или «нет»?.. Ну, еще «уж» и «иди». Хотя «иди» подошло бы лучше. А она сказала «нет». И получилось, что мама умерла недавно. Какой «уж»!..