Зюзя (СИ) - Булаев Вадим - Страница 3

Как я потом понял, никто зла нам не желал. Просто действительно нужны были строители, своих не хватало и в верхах приняли решение привлечь гастарбайтеров. А чтобы не хватать первых попавшихся — ввели определенные критерии. Да и спецпроверка — у спецслужб все данные на граждан сопредельных государств давно скопированы и рассортированы.

Так вот, привезли нас куда-то в глухие леса. Даже смутно не предполагал где мы. Там оказалась странная военная часть. Солдат почти не было, всё больше прапорщики да офицеры. Два взвода спецназа, несколько радиолокационных станций и ещё какие-то хитрые антенны, спрятанные в деревьях. Строили мы боксы для техники и ни в чём не знали отказа. Чтобы стройматериалы не подвезли или задержали — и не упомню. Всё как часы работало, до сих пор приятно вспоминать. Кормили трижды в день — не слишком вкусно, но сытно. В жилом помещении (ещё одна странность — казарм не было, все военные жили в маленьких двухэтажных домиках, а холостые в весьма комфортабельном общежитии) переделанном под нас из пустующего актового зала, был телевизор, по которому мы по вечерам узнавали новости. Именно тогда я узнал о протестах и волнениях в городах. Четыре с лишним месяца длилась эта относительно спокойная жизнь, а потом всех нас, и рабочих, и военных с семьями, неожиданно перевели на закрытую территорию. Был там такой огороженный по всем правилам военной науки периметр с вышками, заборами в четыре метра, контрольно-следовой полосой и ещё Бог знает чем. В тот же день привезли детей — их насильно собрали по окрестным деревням, так что ор со слезами стоял ещё тот. Вечером к нам вышел командир части, полковник Коробов. Духовитый человек. Если бы не он, никто бы не выжил. Точно тебе говорю.

Он нам и рассказал о выпущенном боевом вирусе, о том, что творится в мире. По его приказу всем запретили выходить за периметр, было введено военное положение. Успокоил — с продуктами проблем не ожидается, от голода не умрём. Под землёй оказались склады НЗ с запасом лет эдак на тысячу. Вода, канализация, автономное освещение — всё работало без сбоев. Сложилось впечатление, что Коробов ждал чего-то подобного и готовился. Слишком переселение гладко прошло, отлаженно, что ли… И по нам решение явно принял заранее.

Как только объявили о запрете покидать территорию, мужики забузили. У всех есть родня, все переживают, волнуются. Мобильная связь не работает. В общем, бунт среди нас начался. Не дрогнув ни единым мускулом, полковник согласился с требованием предоставить с утра транспорт желающим покинуть часть и даже согласился дать продукты в дорогу. Удовлетворённые, мы все пошли спать в бомбоубежище, которое нам отвели как временное жильё и уже (когда только успели) оборудованное кроватями. А утром — фигушки! Двери оказались заперты снаружи. В углу сложены ящики с харчами и записка, что никто никуда не едет и куковать нам тут до особого распоряжения. Что я пережил за полтора месяца взаперти — страшно вспомнить. До драк с убийствами чудом не дошло, но двое умом тронулись. Бесило всё. Койка, окружающие меня люди, я сам. И только раз в день по громкоговорителю звучали новости. Нам методично зачитывали все радиограммы и прочие сообщения, касающиеся обстановки в окружающем мире. Вот оттуда я и узнавал обо всём. Не верил поначалу. Совсем не верил. Однако постепенно проникся, обдумывал услышанное, вспоминал, что видел своими глазами. И не я один. Мужики понемногу успокаивались, впадая в депрессию. Ну сам подумай — в течение полутора месяцев в запертом, провонявшем потом помещении слушать о смерти мира, в котором живет твоя семья. Тут бы руки на себя не наложить…

И, наконец, нас выпустили. К нам опять обратился Коробов и попросил по человечески его понять. Мы бы по-другому не выжили — тут я с ним согласен. Да и знал полковник больше, чем говорил. Думаю, он там руководил каким-то секретным узлом связи и общался напрямую с другими подобными узлами и с правительством в том числе. Знаю, что с Новосибирском контактировал постоянно — от них, наверное, и узнал про особенности вируса. Эту всю боевую погань, как правило, в тех краях разрабатывали. Тогда же, очень спокойным голосом, он и рассказал, что ждет нас шесть лет карантина, что до ближайшей жилой деревни никто не знает сколько, потому что связи в стране фактически нет. Слушали мы его вяло — сломал он нас, добился своего. Так мы стали рабами. Нет, в слух это слово никто не произносил. Ну а как ещё назвать людей, которые работают за еду, живут взаперти и передвигаются только под усиленной охраной? Постоянные обыски, регулярное повышение нормы выработки; говорить можно было только в бомбоубежище, где мы жили или по разрешению часового. На нас лежало фактически стопроцентное обеспечение жизнедеятельности базы — чистка сливных коллекторов, всевозможные хозяйственные работы, обеспечение дровами мини-котельной. Вдобавок летом под автоматами мы возделывали поля, зимой валили лес. Семь лет жизни в таком ритме прошло. И не было ни одного дня, когда бы я не задумывался о побеге. Вот только бежать куда? Оружия нет, вокруг лес со снующим диким зверьем. На первом году пребывания дважды нападали твари по лету — четверых наших порвали наглухо, охрана оба раза еле отбилась. Как ни крути, однако повеситься проще и гуманнее по отношению к себе. Некоторые так и делали. За это время от приехавшей сюда строительной бригады осталось двадцать два человека.

Ещё и детки подросли. Те самые, которых мудрый Коробов по деревням позабирал. Спасти хотел, зная о том, что со дня на день произойдет. Вот только воспитали их гнусно — в глубокой уверенности в том, что они воины, а все остальные дерьмо и добыча. Спецназовцы постарались. Они вообще под себя потихоньку всё подминали. Полковник это видел, однако поделать ничего не мог. Так и ждали, когда переворот будет. Повода ждали.

Не знаю, специально или по дури, но один из бывших деревенских малолеток, семнадцатилетний двухметровый кабан-переросток, проходя у ворот, просто так ударил в висок тихого и худосочного Андрея из Винницы, чистившего двор. Ударил при всех, при охране, полковнике, прочих. А потом ещё и помочился на лежавшего в обмороке человека. И улыбался, радостно гыгыкая. Он же воин, ему можно по праву сильного. Разбора этого происшествия мы не увидели. Нас быстренько загнали обратно, заставив забрать с собой Андрея — медик даже не подошёл. А ночью пришёл Коробов. Он вывел остатки бригады за периметр и сказал: «Валите. Оружие в пятистах метрах по дороге». Никто со стен не поднял тревогу, не выстрелил в спину нам. Думаю, полковник тогда сильно рисковал, отпуская нас. Власть его над остальными вояками была более чем сомнительная к тому времени. Спасибо ему за это. Ну это я сейчас так говорю, а тогда я его ненавидел, сильно ненавидел… В общем, свалили мы с той базы, чтобы ей пусто было…

Ты не понимаешь, почему я о полковнике хорошо отзываюсь? Попробуй осознать — он делал всё, чтобы вверенные ему люди выжили. Как умел. Я видел много плохого от него. В ту ночь, когда мы стали свободными, каждый из нас был бы счастлив пустить ему кровушку, возможности просто не представилось. Но благодаря ему я жив. Если бы у нас тогда, в самом начале, получилось всё-таки ломануться на родину — смерть была бы неизбежна. Сколько по дорогам останков таких же умников валяется — не счесть. И именно из-за Коробова все эти эпидемии, разборки, грабежи и всякое нехорошее, творившийся в первые годы после заражения — всё прошло мимо меня. До сих пор живой, хотя ненавидеть не перестал. Сумбурно объясняю, ты уж прости, тут больше эмоции, чем здравый смысл.

Странное чувство — свобода. Это одновременно весь мир и ничего. Как сейчас помню — нашли мы в кустах оружие, что подарил нам наш теперь уже бывший хозяин, и стоим дураки дураками. Вот хочется бежать, прыгать, воздух пьянит! И одновременно понимаешь, что совсем никакой конкретики нет. Куда бежать? Где мы вообще находимся? Что в мире делается? Да и страшно стало — срослись мы с этим местом.

Ладно, отбросим лирику. Да что же меня все куда-то заносит не туда! Задолбал я тебя, наверно, своей тонкой душевной организацией?! Молчишь, интересно? Ну, слушай тогда дальше, если не устал от моей болтовни.