Кешка - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 3

Ветер был такой плотный, что стащил ребят с лавок, повалил на дно лодки. Ветер срывал пену, с воем крутил ее, взвинчивал в слепое небо и гнал гигантские ревущие смерчи.

Кешка зажмурился, пригнулся, покрепче вцепился в весло. И смерч пронесся за кормой, окатив лодку брызгами.

- Черпай! - заорал Кешка. - Черпай!

Мальчишки ничком лежат в полузатопленной лодке, дрожат, вцепившись в лавки. Бросить весло нельзя: встанет лодка бортом к валу, перевернется - и крышка.

- Черпай! - еще громче завопил Кешка и сорвал голос. - Черпай, а то убью!

Но попробуй испугай тех, кто уже считает себя мертвым! И глаза у них нечеловеческие - застывшие, неживые. И тогда, улучив момент, Кешка хватил Тимошу веслом по плечу.

- Ну, крыса, ну! - И весло опустилось на спину. И еще раз. И еще.

В Тимошиных глазах блеснула мысль, он схватил деревянный черпак и, как автомат, стал выливать воду. И Юра тоже вдруг очнулся и начал пригоршнями бросать холодную воду за борт.

А лодку несло и несло. Она прыгала по валам, ныряла и снова взлетала вверх. Ни берега, ни неба... Только свист, грохот и плеск, только Кешка с веслом на корме...

На мгновения ветер стихал, то тут же опять наваливался и гнал лодку, колотил мальчишек кулаками по спинам, норовил ударить волной в борт. Но Кешка не зевал: рывок веслом - и лодка, как лошадь на скачках, носом перепрыгивала вал. И тогда ветер швырял вал с другой стороны...

Эй, Кешка, не зевай! В оба смотри, Кешка!

И Кешка смотрел в оба. Секунда - и лодка вновь рассекала носом вал.

- Эй, дуй до горы! - шептал он себе, холодея в каком-то диком восторге. - Не знаете вы Кешку! Кешка не сдается! Разве ты не самый смелый человек на свете? Наплевать на эту горную, Кешка! Наплевать!

И ни один вал не мог подмять лодку, и ветер не мог оглушить его, и они мчались вперед, туда, где уже сквозь мглу стал смутно прорезаться противоположный берег... Вон он, километрах в пяти, там спасение, там жизнь. Только бы на скалу не бросило...

Но что это? Небо полетело куда-то вбок, сверху - черные доски, снизу пена и мутная мокрая мгла. И он ушел в воду. Тело сжало холодом. И тотчас, выставив руки, Кешка вынырнул. Мелькнуло днище перевернутой лодки. Он рванулся к ней, уцепился за выступы сшитых досок. Что-то темное показалось у кормы. Кешка схватил это темное рукой и за волосы рывком потащил к лодке.

- Держись! - заорал он Тимоше, вжимая его пальцы в выступы досок и свирепо выкатив глаза.

И оглохший, полуживой Тимоша послушался. А Кешка, нырнув, ушел под воду и стал шарить руками вокруг.

Гудел ветер, неслись тучи, катились волны...

Кешка догнал лодку и вытащил третьего. И вдруг он заметил, что Тимошкины руки сползают по доскам и он медленно опускается в клокочущую воду.

- Тимка, не дури - прибью!

Тимошины пальцы задержались за уступ, и он перестал сползать.

Тяжелая волна швырнула лодку на берег. Берег в этом месте был низкий, песчаный, и горная не размозжила мальчишечьи головы о гранитные скалы. Как только Кешка почувствовал под ногами землю, он подхватил Юру на руки и вынес из полосы прибоя. Потом вернулся к Тимоше, который все еще лежал на днище, вцепившись в доски, силой оторвал его и оттащил к Юре.

Рыжие волосы Кешки прилипли ко лбу, китель и штаны обвисли, и с них лила вода; одна туфля утонула, и из штанины торчала расцарапанная в кровь босая нога.

Он расстегнул на Юре рубашку, стал растирать его и делать искусственное дыхание. Он, Кешка, не мог доказать, что Земля круглая, но эти вещи он знал - без них в тайге не проживешь.

Тимоша подавал признаки жизни и мало беспокоил Кешку. Но Юра оставался бледен и неподвижен. Кешка трудился до тех пор, пока на серых щеках мальчонки не появился слабый румянец. Дрогнули веки, и на Кешку глянули знакомые, большие черные глаза, глаза его учительницы...

Сосны на гребнях скал еще гудели и качались, море, как бешеное, бросалось на берег, но до мальчишек доползти оно уже не могло.

Вокруг было пустынно. Справа и слева - берег в пене прибоя, а сверху нелюдимые бурые скалы в трещинах, изломах, осыпях. Кто знает, живут ли вблизи люди... Есть на Байкале места, где на десятки километров не встретишь ни души.

Через час Кешка поднял ребят на ноги. Они растерянно озирались вокруг и плакали.

- Буду лупить, - предупредил Кешка и показал кулаки. - А ну, шагай!

И мальчики, как гусята, покорно пошли по пустынному берегу, а за ними шагал Кешка, злой и решительный...

Через три дня к пирсу прииска приближался катер. На пирсе стояли несколько человек и, не отрываясь, смотрели, как катер разворачивается и подходит к причалу. Один из мужчин поймал конец каната и накинул петлю на деревянный кнехт.

Из кубрика один за другим показались ребята.

Как только на пирс ступил Юра, Софья Павловна схватила его, прижала к груди и начала осыпать поцелуями. Ее красивое, строгое лицо оживилось и стало еще красивей и моложе. Большие черные глаза светились счастьем.

Последним на пирс, шлепая босой ногой, спустился Кешка, рыжий, костистый, еще больше похудевший. Правый глаз его смотрел прямо, а левый куда-то вбок, в море.

На одной ноге темнела туфля, вторая была босой. Его никто не встречал.

Он был сирота, а дядя работал в дневную смену и не мог отлучиться.

Увидев его, Софья Павловна выпустила из рук сына, и глаза ее, в которых еще мгновение назад светилась радость, как-то пристально и строго осмотрели Кешку.

Она хотела что-то сказать ему, но ничего не сказала, а только растерянно тронула тугой узел волос на затылке, вздохнула и отвернулась в сторону...

А на Байкале был полный штиль - ни всплеска, ни морщинки, только ярко светило солнце, только спокойная синева уходила вдаль, как будто ничего и не случилось.

1957