Схватка за Рим - Дан Феликс - Страница 38

– Ну, Мартин, – встретил его Велизарий, – теперь покажи свое искусство. Сколько всех машин у тебя?

– Триста пятьдесят.

– Заиграй на всех сразу.

– На всех! – с ужасом вскричал миролюбивый ученый. – Но ведь среди них есть и зажигательные. Если пустить в ход и их, то от прекрасного города останется только куча золы.

– Что же мне остается делать! – сказал Велизарий, который был великодушен и сам жалел прекрасный город. – Я щадил его все время, пять раз предлагал ему сдаться. Но с этим безумным Тотилой ничего не поделаешь. Иди, и чтобы через час Неаполь был в огне!

– Даже раньше, если уж это необходимо, – ответил ученый. – Я нашел человека, который прекрасно знает план города. Может он войти? Велизарий кивнул, и тотчас вошел Иохим.

– А, Иохим! – узнал его Велизарий. – Ты здесь? Что же, тебе знаком Неаполь?

– Я знаю его прекрасно.

– Ну, так иди же с Мартином и указывай ему, куда целить. Пусть дома готов загорятся первыми.

Мартин принялся за дело, установил свои орудия. Громадные машины были тем более опасны, действуя на таком громадном расстоянии, что стрелы неприятеля не достигали их. С удивлением и страхом следили готы со стены за установкой машин. Вдруг полетел первый камень, – огромный, пудовый, он сразу снес зубцы той части стены, о которую ударился. Готы в ужасе бросились со стен и искали защиты в домах, храмах, на улицах. Напрасно! Тысячи, десятки тысяч стрел, копий, камней, тяжелых бревен с шумом и свистом пролетали над городом. Они затмили дневной свет, заглушали крики умиравших. Испуганное население бросилось в погреба. Вдруг вспыхнул первый пожар: загорелся арсенал, вслед за тем один за другим начали гореть дома.

– Воды! – кричал Тотила, торопясь по горящим улицам к гавани. – Граждане Неаполя, выходите, тушите свои дома! Я не могу отпустить ни одного гота со стен… Чего ты хочешь, девочка? Пусти меня… Как, это ты, Мирьям? Уходи, что тебе нужно здесь, среди пламени и стрел?

– Я ищу тебя, – отвечала еврейка, – не пугайся. Ее дом горит, но она спасена.

– Валерия? Ради Бога, где она?

– У меня. Твой друг вынес ее из пламени. Он хотел нести ее в церковь. Но я позвала его к нам. Она ранена, но слегка – камень ударил в плечо. Она хочет видеть тебя, и я пришла за тобой.

– Благодарю, дитя. Но иди, скорее уходи отсюда!

И он быстро схватил ее и поднял к себе на седло. Дрожа обхватила Мирьям его шею обеими руками. Он же, держа в левой руке широкий щит над ее головой, мчался, как ветер, по дымящимся улицам к Капуанским воротам, где жил Исаак. Он вбежал в башню, где была Валерия, убедился, что рана ее неопасна, и тотчас потребовал, чтобы она немедленно покинула город под охраной Юлия.

– Надо бежать сейчас, сию минуту. Иначе может быть поздно. Я уже переполнил все свои суда беглецами. Бегите в гавань, одно из судов перевезет вас в Кайету, оттуда в Рим, а затем в Тагину, где у тебя имение.

– Хорошо, – ответила Валерия. – Прощай, я иду. Но я уверена, что это будет долгая разлука.

– Я также уезжаю, – сказал Юлий. – Я провожу Валерию, а затем поеду на родину, в Галлию, потому что не могу видеть этих ужасов. Ты ведь знаешь, Тотила, что население Италии стало на сторону Велизария, и если я буду сражаться с тобой, мне придется идти против своего народа, а если я пойду с ними, то должен буду сражаться против тебя. Я не хочу ни того, ни другого, и потому уезжаю.

Тотила и Юлий бросились вперед, чтобы приготовить на корабле место для Валерии. Тут к Валерии подошла Мирьям, помогая ей одеться.

– Оставь, девочка. Ты не должна услуживать мне, – сказала ей Валерия.

– Я делаю это охотно, – прошептала Мирьям. – Но ответь мне на один вопрос: ты прекрасна, и умна, и горда, но скажи, любишь ли ты его? – ты оставляешь его в такое время – любишь ли его той горячей, всепобеждающей любовью, какой…

– Какой ты его любишь? – кончила ее фразу Валерия. – Не бойся, дитя, я никому не выдам твоей тайны. Я подозревала твою любовь, слушая рассказы Тотилы, а когда увидела первый взгляд, который ты бросила на него, я убедилась, что ты его любишь.

В эту минуту послышались шаги Юлия. Мирьям бросила быстрый взгляд на римлянку и затем, опустившись, обняла ее колени, поцеловала ее руку и быстро исчезла.

Валерия поднялась и точно во сне оглянулась вокруг. На окне стояла ваза с прелестной темнокрасной розой. Она вынула ее, поцеловала, спрятала на груди, быстрым движением благословила этот дом, который был ей убежищем и решительно отправилась в закрытых носилках за Юлием в гавань. Там она еще раз коротко простилась с Тотилой и села на корабль, который тотчас же отошел от берега.

Тотила смотрел им вслед. Он видел белую руку Валерии, махавшую ему на прощанье, видел, как постепенно удалялись паруса, – и все смотрел и смотрел. Он прислонился к столбу и забыл в эти минуты и город, и себя, и все. Вдруг его окликнул его верный Торисмут:

– Иди, начальник. Я всюду ищу тебя. Улиарис зовет тебя. Иди, что ты смотришь тут на море, под градом стрел? Тотила медленно пришел в себя.

– Видишь, – сказал он воину, – тот корабль? Он увозит мое счастье и мою молодость. Идем!

Вскоре он был подле Улиариса. Тот сообщил ему, что заключил перемирие с Велизарием на три часа.

– Я никогда не сдамся. Но нам необходимо время, чтобы починить стены. Неужели нет еще никаких известий от короля?.. Проклятие! Более шестисот готов убито этими адскими машинами. Теперь некому охранять даже важнейшие посты. Если бы я имел еще хотя четыреста человек, я мог бы еще держаться.

– Четыреста человек я могу достать, – задумчиво ответил Тотила. – В башне Аврелия по дороге в Рим есть четыреста пятьдесят готов. Теодагад строго приказал им не двигаться к Неаполю. Но я сам поеду и приведу их к тебе.

– Не ходи! Прежде чем ты успеешь вернуться, перемирие кончится, и дорога в Рим будет занята. Ты не сможешь тогда пройти.

– Пройду, если не силой, то хитростью. Торисмут, лошадей – и едем!

Старый Исаак между тем все время был на стенах города, и только когда было объявлено перемирие, он пришел домой пообедать и рассказывал Мирьям обо всех ужасах, какие происходят в городе. Вдруг послышались шаги по лестнице, и в комнату вошел Иохим.

– Сын Рахили, – сказал удивленный старик, – что это ты явился, точно ворон перед несчастьем? Как ты попал в город? Через какие ворота?

– Это уж мое дело, – ответил Иохим. – Я пришел, отец Исаак, еще раз просить у тебя руку твоей дочери – последний раз в жизни.

– Разве теперь время думать о свадьбе? – с досадой спросил Исаак. – Весь город горит, улицы завалены трупами.

– А почему горит город? Почему улицы завалены трупами? Потому что жители Неаполя стали на сторону народа Эдома. Да, теперь время думать о женитьбе. Отдай мне ее, отец Исаак, и я спасу ее. Я один могу сделать это.

И он схватил руку Мирьям, но та с отвращением оттолкнула его.

– Ты – меня спасать! – вскричала она. – Лучше умереть!

– А, гордая, – прошипел Иохим, – ты бы хотела, чтоб тебя спас белокурый христианин? Посмотрим, спасет ли этот проклятый тебя от Велизария! О, я схвачу его за длинные золотистые волосы, и потащу по грязным улицам, и буду плевать ему в лицо!

– Уходи, сын Рахили! – закричал Исаак, вставая.

– Последний раз, Мирьям, спрашиваю тебя. Оставь старика, оставь проклятого христианина – эти стены скоро раздавят их. Я прощу тебе, что ты любила гота, только будь моей женой.

– Ты простишь мою любовь! – вскричала Мирьям. – Простить то, что настолько же выше тебя, насколько солнце выше пресмыкающегося червя! Да разве стоила бы я его взгляда, если бы была твоей женой? Прочь от меня!

– А, – вскричал Иохим, – это уж слишком! Но ты раскаешься. До свиданья!

И он выбежал из дома. Мирьям также вышла на воздух. Ее томило тяжелое предчувствие, и ей захотелось молиться, но не в синагоге, а в его храме, – ведь она будет молиться за него. И она проскользнула в открытую церковь.

Между тем, срок перемирия истек. Улиарис взошел на стену и бросил копье в сторону неприятелей.