Аттила - Дан Феликс - Страница 12

– Это была Часта, супруга Хелхаля, его довереннейшего советника, – сказал Эдико, – а вот он сам, высокий седой человек, едущий следом за господином. Из всех знатных гуннских женщин только одна Часта имеет право приветствовать возвращающегося царя и подносить ему древнюю священную пищу гуннов: сырое конское мясо с сырым луком.

Глава четвертая

С необычайной быстротой н юношеской ловкостью Аттила соскочил наконец со своего неоседланного, как у всех гуннов, коня, но соскочил не на землю, а на затылок преклонившегося перед ним немецкого вождя, на очередь которого теперь приходилась эта честь.

Кругом толпилась необозримая масса германцев, славян, финнов, гуннов, римлян и греков, сбежавшихся со всего лагеря. Многие из толпы простирали руки к царю, прося у него суда или защиты.

Аттила стоял серьезный и неподвижный. По его знаку, тесно окружавшая его пешая гуннская стража, образовав из вытянутых копий узкий проход, начала пропускать к нему по одиночке просителей, предварительно отнимая у них оружие и обыскивая.

Допущенные просители бросались ниц перед Аттилой, целовали его босые ноги и излагали свои жалобы или просьбы: большей частью он тут же решал все дела, и многие, уходя, осыпали его горячими благодарностями.

Но вот к нему приблизился богато одетый вождь гуннов, перед которым стража почтительно расступилась, и глубоко преклонился перед царем.

– Господин, прости раба твоего за то, что он осмеливается обратиться к тебе с просьбой, – сказал он.

– Это ты, мой верный Эцендрул, раздавивший копытами своих коней все племя амильцуров! Проси, чего хочешь, и я исполню твою просьбу.

– Один из охотников рассказал мне, когда мы поймали в западню того чудовищного буйвола, что ты можешь…

– Для тебя я сделаю это охотно. Приведите сюда исполина болот. Оруженосцы, принесите мой самый тяжелый топор!

Народ отхлынул в сторону при виде громадного зверя, которого с трудом тащили тридцать охотников. Ноги гигантского буйвола были крепко опутаны толстыми веревками. На громадной голове надет был кожаный мешок с отверстиями для длинных сильных рогов. Внезапно измученное животное наклонило могучую шею с щетинистой гривой, испустило грозный рев и в то же мгновение высоко вздернуло голову с такой силой, что гунны как мячи отлетели в разные стороны.

Но их место тотчас же было занято бросившейся на буйвола толпой, и животное снова заревело, глухо и жалобно.

– Стойте! – приказал Аттила. – Отпустите его! Снимите все веревки! Отойдите все!

И он с левой стороны подошел к буйволу, стоявшему неподвижно, в изумлении от неожиданной свободы.

Высоко в воздухе блеснул острый как бритва, тяжеловесный топор, занесенный рукой Аттилы, и лезвие его, опустившись на затылок еще неопомнившегося зверя, сразу отделило голову от туловища: кровь хлынула широкою струею, массивное тело покачнулось и тяжело рухнуло на землю.

Восторгу гуннов не было границ, и нескончаемые крики их оглушили и ошеломили чужеземцев. – Аттила! Отец наш! Великий властелин! Повелитель мира! Нет равного Аттиле! – слышались восклицания среди несмолкаемого рева возбужденной толпы.

Когда наконец шум и крики стихли, послы сочли эту минуту удобной для представления владыке гуннов. Эдико согласился исполнить их желание и, пройдя мимо леса почтительно поднявшихся перед ним копий, прошептал что-то на ухо Аттиле.

Но Аттила не удостоил их даже взглядом. На его желтом лице мгновенно вспыхнул и погас легкий румянец. Было ли это движение гнева или радости?

– Послы от императоров? – громким голосом произнес он по-латыни. – Это не к спеху. Мне донесли о прибытии послов от финнов, астов, угугуров, акациров н еще трех народов, имена которых я забыл. Всех их приму раньше.

То же самое он повторил на гуннском языке, обратившись к своим вождям, и, повернувшись спиной к римлянам, медленно, но с достоинством поднялся по высокой лестнице, ведущей в его деревянный дворец.

Глава пятая

Вечером того же дня в лучшей комнате одного из красивейших домов лагеря сидели два человека, погруженные в откровенную беседу, это было жилище Хелхаля.

С потолка спускалась лампада изящной восточной работы, разливавшая мягкий ровный свет. Комната была убрана в диком, чисто гуннском вкусе: кругом расставлены были низкие деревянные скамейки. Пол и стены покрыты были звериными шкурами и конскими кожами, дублеными и сыромятными. Место стола занимала крышка высокого, грубо сделанного из соснового дерева сундука. На стенах развешаны были разные принадлежности верховой езды и охоты. Глиняный пол покрывали не ковры, но грязные, отвратительно пахнущие циновки из перепрелого камыша.

На одной из скамеек, прислонившись спиной к стене, сидел Аттила.

Он сидел молча, неподвижно, в глубоком размышлении, закрыв свои маленькие некрасивые глаза.

Под его скамейкой, на конских шкурах, у ног своего господина лежал старый Хелхаль, почти лысый, с седой бородой. Он не сводил глаз с Аттилы и внимательно подмечал его малейшее движение.

– Выскажись, господин, – наконец, после долгого молчания произнес он. – Ты чувствуешь в этом потребность. Я знаю это… Ты уже обдумал все свои тайные намерения, и теперь тебя мучит желание высказать их. Говори же! Хелхаль – твой верный слуга.

Аттила глубоко вздохнул.

– Ты прав, старик, – сказал он, – ты всегда угадываешь меня. Да, я скажу тебе все. Но прежде, чем мы будем обсуждать планы на будущее, я должен вернуться к прошедшему: только оно пояснит тебе настоящее, из которого вытекает будущее. Придвинься ближе, Хелхаль: то, что ты услышишь, не должно быть произнесено громко. Я введу тебя в тайник моей души. Высказаться наконец – это наслаждение! И кому мог бы я довериться? Для женщины такие мысли недоступны. Сыновья мои слишком юны. Брат…

Он вздрогнул и умолк.

– У тебя нет брата, господин, – произнес старик, со страхом взглянув на него. – Уже давно князь Бледа…

– Умер. С тех пор мне часто было почти жаль, что он… умер. Но нет! Смерть его была неизбежна.

– И он умер, – повторил Хелхаль, опуская глаза.

– Нет, старик, – резко вскричал Аттила, – он не умер! Я убил его вот этой рукой, – тихо добавил он, протягивая правую руку.

– Ты говоришь это, – отвечал Хелхаль.

– Мне нравится, – продолжал Аттила, помолчав, – что ты не лицемеришь. Так ты знал об этом?

– Знал.

– А гунны?

– Они тоже знают.

– Они это мне… простили?

– Разве ты слышал когда-нибудь хоть один упрек? Ты сделал это, значит, это было неизбежно.

– Да, необходимо для исполнения воли Бога мщения. Сейчас ты увидишь. Слушай!

– Я слушаю, – сказал Хелхаль.

Глава шестая

Ты знаешь, – начал Аттила, – что после смерти отца… Ужасно вспомнить его плавающим в своей крови…

– Да! А та женщина… – заметил, задрожав, Хелхаль.

– Замолчи! – приказал Аттила. – Если гунны узнают об этом когда-нибудь…

Но старик, как бы под чарами тайного ужаса, более сильного, чем страх перед его господином, продолжал:

– Женщина! С обнаженным ножом! Старая сарматская ведьма! С ножа капала его кровь, а она размахивала им над своей головой и кричала: «Он распял моего невинного внука! Но бабка отомстила за него!» Старуха убила моего господина, повелителя гуннов! – Хелхаль застонал.

– Замолчи, говорю тебе!

– Но ведь они знают это! Хотя вы, двое сыновей, приказали умертвить всех свидетелей, но многие из невинных жертв успели сказать своим палачам, за что они осуждены на смерть. А палачи рассказали другим. Так и я узнал об этом по возвращении из похода на яцигов.

– Большое несчастье, что это известно гуннам. Они слепо верят в свои предрассудки.

– Это не предрассудок, – ответил Хелхаль, – ничто не может быть справедливо.

Аттила пожал плечами.

– Не сомневайся сам, – продолжал старик, – и не подрывай народных верований, которых, как я с горестью убедился, ты не придерживаешься с такой же строгостью, как твои предки.