Любимое блюдо (ЛП) - Томас Китти - Страница 23

Я звонко расхохоталась, почти складываясь пополам рядом с продолжающейся программой по CNN. Какой клинический случай должен был случиться в психиатрии, чтобы кто-то предпочел смерть вместо свободы? Смерть вместо рабства? Да, это вполне логично. Смерть вместо того, чтобы стать свободным ― нет.

Тем не менее, я все еще сидела здесь. Я задалась вопросом, была ли я в шоке. Будто я только что осознала, в какой опасности находилась.

Но это не было правдой.

Я знала об этом и раньше, но он заставил меня позабыть обо всем. Я забыла, потому что попала под воздействие взгляда его бездонных глаз и того, как мощно все ощущалось рядом с ним.

Мужчина вернулся через несколько минут, и я напряглась. Он остановился в дверях, держа в руках красный кожаный блокнот. Мой дневник. Я не хотела читать его сейчас. Я просто делала в нем записи, но никогда их не перечитывала.

В начале, после похищения, это был способ оставаться в здравом уме, и задокументировать все то, что он со мной делал, чтобы однажды, когда я окажусь на свободе, у меня была возможность все вспомнить и заставить его заплатить. Теперь же я не желала к этому возвращаться и все перечитывать. Я хотела продолжать двигаться вперед, писать новые записи в дневнике, и никогда не оглядываться на то, что было раньше.

Мой надзиратель смотрел прямо на меня. Он был в таком раздрае, что я буквально могла ощущать исходящие от него волны. Будто мужчина не хотел отпускать меня, но по какой-то причине был едва ли не вынужден это сделать. Он сожалел?

Нет, не сожалел.

Почему он не мог просто поговорить со мной сейчас? Если он все равно собирался меня отпустить, то к чему было продолжать эти игры разума?

В конце концов, мой похититель швырнул мне дневник и сел в соседнее кресло. Из-за него он меня выгонял? Неужели я написала на этих страницах что-то настолько непростительное, что вместо того, чтобы запереть меня в плохой камере, он решил избавиться от меня окончательно? Я сжала в руках толстый переплет блокнота из мягкой кожи и открыла его.

Но это был не мой дневник. Этот принадлежал ему.

Глава 9

Август 26-ое:

Сегодня я нашел кое-что красивое и решил сломать это. Я хочу увидеть, как она разлетится на части в моих руках и падет к моим ногам. Ее имя ― Эмили Варгас. Она яркая, образованная и потрясающая. Красноречивая. Ей обязательно захочется поговорить со мной.

Я был на съезде в Нэшвилле, на одном из тех скучных собраний, где все рассуждали о благе компании и всех ее акционеров — сук и нытиков. Я действительно уже не мог во второй раз слушать это дерьмо о бизнесе, но он достался мне от отца. У меня его гребаная фамилия, но то, что никто не знает меня в лицо, меня вполне устраивает. Я предпочитаю уединение.

Даже прислуга приходит ко мне домой только раз в неделю. Они уже давно в курсе, что я — особенный. Отшельник, так что, как только у меня сформировался план, я понял, что смогу воплотить его в жизнь. Мне ненавистны большие скопления людей, потому что на них мне приходится брать с собой переводчика, словно я какой-то иностранец. Обычно я просто сижу на подобных сборищах как статуя в ожидании, когда все закончится.

За меня всегда говорит Уолтер. На самом деле, многие считают, что именно он владеет компанией, потому что всегда говорит только он. Большинство из них не знают о моем недостатке. Мне кажется, некоторые люди на этих собраниях думают, что я его телохранитель. Если бы я был каким-то бледным тощим ребенком, то я не уверен, как именно мы бы объясняли им мое присутствие.

Но, чтобы не пришлось объяснять, это будет делать Уолтер. Он единственный человек, кому я доверяю, кто никогда не подставит меня и сохранит все мои секреты; хотя свою новую тайну я не доверю даже ему.

После того, как встреча закончилась, я побродил по отелю и сел в баре. Ко мне подошла женщина и заговорила со мной. В каком-то смысле она выглядела привлекательно: ноги, длинной в целую милю, и ложбинка между грудей, в которую хотелось зарыться лицом. Незнакомка подарила мне улыбку. Я улыбнулся в ответ. Все выглядело примерно так, как и должно было происходить у обычных людей.

— Привет, как тебя зовут? Я — Вероника.

Боже, даже ее имя источало секс. Вот и настал тот самый момент. Я всего на всего улыбка. Так что я отвернулся обратно к бару.

Бармен знал меня, и что мне нравится, поэтому прямо передо мной появился бокал с виски. Я опрокинул напиток и ударил бокалом по стойке, чтобы бармен налил еще. Он знал, что я буду доволен, если он просто продолжит наливать мне.

— Боже, ты такой осел! — произнесла красотка, а затем поднялась с места.

Ее задница восхитительно покачивалась, пока она уходила все дальше. Именно тогда у меня в голове всплыла фантазия, о которой я всегда грезил. Я хотел пойти за ней, прижать к стене и банально оттрахать. Я хотел забыть все это социальное дерьмо. И ту чушь, почему ты не можешь этого сделать.

А потом я увидела ее — Эмили. К барной стойке подошла она.

— Сэм, можно мне Мартини?

Бармен улыбнулся и налил ей выпить. Она положила стопку брошюр рядом с собой, и когда на мгновение отвернулась, я стащил одну из них и сунул в карман пиджака. В брошюре содержался график ее выступлений. Она выпила напиток, но так и не попыталась заговорить со мной.

Я не знал, радоваться этому или нет. С чего я вообще решил, что она захочет со мной разговаривать? Я ведь мог оказаться кем-то вроде фанатичного сталкера, а она, очевидно, нуждалась в личном пространстве.

В течение следующих двадцати минут я слушал ее мелодичный голос, пока она флиртовала с барменом, а он подшучивал в ответ. Это был сексуальный танец, который считался социально приемлемым для исполнения на людях, и слегка напоминал упрощенную версию оргии Древнего Рима.

Когда она ушла, я изучил брошюру. Казалось, будто я слетел с катушек, потому что принял решение похитить ее. Я так чертовски устал быть один, платить проституткам или искать женщин, которые знают язык жестов. В конце концов, они все жалеют меня, даже шлюхи. У меня куча денег, но это ни черта не значит, потому что я не могу поддерживать отношения с кем бы то ни было без того, чтобы ко мне не относились, как к умственно отсталому из-за моей неспособности говорить.

Уж лучше страх, чем жалость.

***

Я почувствовала онемение. Я весьма смутно помнила тот бар и самого бармена. Я и правда считала, что мужчина рядом со мной мог оказаться фанатиком или тем, кого бросила жена и, по какой-то причине, он винил в этом меня.

Иногда женщины, чьи отношения были далеки от идеальных, чем-то вдохновлялись в одной из моих книг, поднимали свою самооценку и бросали своих парней, мужей или кого-то еще. Меня часто в этом обвиняли.

Я уставилась на мужчину, желая хоть что-нибудь ему «сказать». Возможно, он знал обо мне меньше, чем думал, иначе он бы уже давно мог бы поговорить со мной. Ведь я знала язык жестов благодаря своей сестре.

Разумеется, я могла понять, почему он не знал об этом. Когда Кэти умерла, родители были так огорчены, что через несколько месяцев, буквально стерли о ней все воспоминания. Словно ее никогда и не существовало. Им было слишком тяжело.

В то время, мне казалось это жестоким, но вспоминать о ней было слишком больно. Я уже собиралась рассказать ему о сестре, когда мужчина снова указал на дневник и на страницы с загнутыми уголками. Те, которые содержали все объяснения, которых я ждала месяцами, и, наконец, перестала верить, что когда-либо получу.

Теперь я не была уверена, что язык жестов смог бы помочь, потому что мне тоже стало его жаль. Возможно, из-за этого он даже мог бы убить меня. Он так долго был главным, что теперь, когда мужчина признался в своей уязвимости, его самоконтроль затрещал по швам. Края уже были надорванными. Все пошло наперекосяк. Поэтому, я обратила все свое внимание на дневник с загнутыми уголками страниц.