Любимое блюдо (ЛП) - Томас Китти - Страница 16

Тем не менее, он не сдвинулся с места. Я подошла к двери и закрыла ее, а затем запаниковала, потому что собственноручно заперла себя в садистской камере пыток со своим похитителем. Со своим похитителем, которому я доверяла, и который еще ни разу не причинил мне вреда, во всяком случае, физически.

Выбор сделан. Я повернулась и двинулась к нему все еще голая. Он не заставил меня одеться, и я была этому рада. Лучше я буду голой, чем буду носить одежду, которая ассоциируется у меня с наказанием.

Я наблюдала за ним, ожидая его следующего шага. Он изучал меня в течение нескольких минут, будто его мозг создавал каталог всех моих действий и реакций на каком-то жестком диске.

Он протянул мне руку, и я шагнула вперед, ухватившись за нее, в попытке перестать дрожать. Мужчина улыбнулся той бездушной улыбкой, от которой мне одновременно было и тепло, и казалось, будто я умираю. По моему телу распространился румянец от хищного блеска в его глазах.

***

…он усадил ее на кровать и заставил опуститься на колени спиной к себе. Мягкий теплый бархат, ласкал ее кожу. Девушка услышала его отдаляющиеся шаги по бетонному полу и закрыла глаза, не желая видеть, за чем он пошел. Она не знала, что окажется хуже: инструменты для пыток или удовольствия.

Когда он вернулся, то нежно коснулся рукой ее подбородка, поворачивая лицом к себе, от чего девушка открыла глаза. Она заметила что-то мягкое и почти человеческое в его взгляде и решила за это ухватиться. Мужчина наклонил ее голову, чтобы она смогла увидеть, что в его руке свободно лежит плеть.

Ее взгляд снова переместился к его лицу, и все страхи о холодной камере вернулись назад. В его глазах сквозил вопрос. Он ударил бы ее, только если бы она согласилась. Пытка «по доброй воле» разозлила девушку, но ее гнев почти полностью затмило ощущение его руки на лице.

В другой комнате он был нежен. Он представлял собой нечто невероятно ужасное, доброе и обнадеживающее. Она все еще пыталась игнорировать те нежные чувства, которые испытывала от его прикосновений, и того, как он с беспокойством смотрел на нее, пока натягивал на себя джинсы.

Ее взгляд снова переместился к плетке, и девушка кивнула. После чего мужчина встал у нее за спиной. Она напряглась, услышав, как тишину комнаты рассек полет плети. Звук был оглушительным. А потом наступила резкая, жгучая боль. У нее перехватило дыхание, и глаза застелили слезы.

― Пожалуйста...

Он остановился.

― Нет, не останавливайся.

Ей бы и хотелось забрать свои слова обратно, но все дальнейшие мольбы застряли у нее в горле, когда она расслабилась и позволила плетке снова опуститься на свою плоть.

Как могла она позволить ему сделать из себя кого-то настолько мерзкого? Кого-то, кто жаждал любых ощущений, даже если это была боль. Прошло всего несколько мгновений, а она уже дала ему возможность нанести серию ударов. Когда она достигла порога полной капитуляции, а боль превратилась во что-то терпимое и почти... приятное?

Тело предало девушку, принимая эти новые ощущения и отреагировав на них возбуждением.

А затем мужчина остановился, и у нее появилось время перевести дыхание, прежде чем он вернулся с хлыстом. Она думала, что все закончено, но он только разогревал ее для большего. Девушка прочитала достаточно, чтобы понимать, что ничего приятного в этом не будет.

Кнут хлестанул в нескольких футах от нее, и она подпрыгнула, обнаружив, что больше не может стоять на коленях. Мужчина позволил девушке лечь на живот и провел рукой по спине и округлостям ее попки. А потом коса из кожи опустилась на ее плоть, оставив после себя настолько жалящую боль, что на глазах выступили слезы.

Когда мужчина ударил ее еще раз, она закричала, но больше не решилась о чем-то просить. Она позволила ему делать с собой все, что он хотел, лишь бы не возвращаться в пустую камеру.

Мужчина продолжил, и девушка обнаружила, что ее затапливает эндорфинами, унося все дальше и дальше по волнам удовольствия. По щекам пленницы покатились слезы, но это было не от боли.

Это стало освобождением, отпущением грехов. Окончательная капитуляция перед своим врагом. Полное принятие того мира, который он создал, и что теперь она его творение, а уже не та личность, которой была.

В конце концов, девушка ощутила на спине что-то теплое и густое. Он заставил ее истекать кровью. А потом на своих открытых ранах она ощутила его язык. Мужчина отстранился, и девушка забеспокоилась, что он еще не закончил. Она подумала о том, что он решил провести ее через все круги ада, дабы красотка доказала ему свою преданность.

Когда он вернулся, у него были небольшой тазик с водой, тряпки, бинты и мазь. Мужчина обработал ее раны, а потом перевернул к себе и нежно поцеловал в губы.

Он снова вытащил повязку для глаз, и девушка дернулась назад.

Ее голос дрогнул:

― Ты отведешь меня обратно в камеру?

Если бы он отвел ее туда после этого и оставил там гнить...

Мужчина отрицательно покачал головой. Так что она подползла к нему, чтобы он смог завязать ей глаза полоской ткани...

***

Когда повязка была снята, я снова оказалась в хорошей комнате.

― Спасибо, спасибо, спасибо.

Я не могла перестать это повторять. Но теперь это было бессмысленное унылое нытье. Я развернулась в его объятиях и прижалась поцелуем к впадинке у его горла.

После чего мужчина меня покинул. Когда он вернулся, я расположилась на кровати на подушках в ожидании, когда откроется дверь. Он вкатил тележку, на которой были жареная курица, початки кукурузы со свежей зеленой фасолью, салат из капусты, рулеты, зелень и холодный чай.

Он сел напротив и принялся меня кормить. Впервые за долгое время. Я позволяла ему каждый раз поглаживать себя по груди, когда он наклонялся вперед. Я больше не рассматривала это как возможность получить еду. Теперь его действия были наградой.

Все, что не приводило к одиночной камере, было наградой. Менее чем за шесть недель, он превратил меня в это. Я ненавидела ту часть себя, которая была настолько слаба, что не могла продержаться до того момента, когда начинала желать продать свою душу, лишь бы он прикоснулся ко мне или не оставил в одиночестве.

Разве нормальная женщина не была бы рада, если бы ее оставили в покое? Что со мной было не так, если я думала, что пребывание в камере без него ― хуже, чем то, что он мог со мной сделать? Даже гораздо хуже, чем стать его игрушкой для траха.

Я убедила бы себя в обратном, если бы он был таким же уродливым снаружи, каким был внутри, но это было не так. Он выглядел невероятно красивым... скульптурой, Богом, от которого я не могла оторвать глаз. Я видела, как смягчилось выражение его лица, пока он продолжал сжимать в руке хлыст. Я сделала бы все на свете, лишь бы он посмотрел на меня так еще раз, насколько бы безумно это не звучало.

Но больше ничего не имело значение, так как теперь мы оба были сумасшедшими. Как один сумасшедший может судить другого сумасшедшего? Он был садистом, который сделал из меня идеального мазохиста. Или, возможно, это уже было внутри меня, ожидая момента, когда появится возможность продемонстрировать себя в деле.

Я снова мысленно вернулась к своему первому парню и тому, как отреагировала на вынужденный оргазм, и как сильно я отличалась от окружающих.

Он прекратил меня кормить.

― Ты выбрал меня, потому что знал, что я буду реагировать именно так?

Он просто улыбнулся.

― У тебя есть деньги, внешние данные, и мне очевидно, что ты умен, ― продолжила я. Я опустила часть про безумие, потому что пообещала себе, что останусь в хорошей комнате. Но у меня не было уверенности в том, что этот разговор не приведет к более длительной изоляции. Тем не менее, я продолжила на него давить. ― Ты можешь заполучить кого угодно. Ты мог бы соблазнить меня, и я бы охотно играла в твои игры.

Мужчина нахмурился, и я сразу поняла, как глупо это прозвучало. В какой-то мере, он уже соблазнил меня. Ему не нужна была иллюзия контроля, он хотел его по факту. А это было чем-то совершенно другим. Независимо от того, как смотрели на него женщины, то в чем нуждался этот мужчина, он мог получить только таким образом.