Любимое блюдо (ЛП) - Томас Китти - Страница 12

Мне негде было спрятаться, а без машины я бы отсюда не выбралась. Мой похититель не стал бы так основательно подготавливаться, если бы в конечном счете планировал меня отпустить. Я боролась сама с собой, соображая, что делать дальше. Сегодня утром я собиралась убить его, но теперь, увидев столь сложный путь, была ли я готова сдаться?

Я обнаружила, что иду по дороге, не зная куда, в надежде, что в итоге куда-нибудь выйду. Я чувствовала на себе его холодный пронизывающий взгляд. Он играл со мной в кошки-мышки, и я понимала, что шла у него на поводу, но больше не могла стоять на месте и не хотела снова возвращаться в свою камеру.

Он предвидел каждый мой шаг. Знал, что я попытаюсь убить его, и был к этому готов. Он знал, что я попытаюсь от него сбежать, и сейчас просто насмехался надо мной. Но я не могла поступить иначе, для меня это было противоестественно. Я должна была сдаться. Ведь он собирался победить в любом случае. Это была игра, в которой все было против меня.

Я шла до тех пор, пока не оказалась достаточно далеко от дома, если эту громадину вообще можно было назвать домом. Назад я не оглядывалась. Я боялась, что мужчина преследовал меня на безопасном расстоянии. В конце концов, я повернула назад, потому что была не в состоянии выдержать напряжение, а мой желудок сжимался лишь от одной мысли, что он находился рядом, играл со мной и выжидал момент, чтобы на меня наброситься.

Он все еще расслаблено сидел на траве. Я была слишком далеко, чтобы рассмотреть выражение его лица, но отчетливо видела мужской силуэт. А затем он поднялся на ноги, и у меня сердце ушло в пятки. Я представила, как он улыбнулся, словно был охотником, который собирается догнать свою добычу, несмотря на то, что находилась слишком далеко, чтобы увидеть его губы и подтвердить свое предположение. Мужчина двинулся в мою сторону.

Я развернулась и бросилась наутек. Я всегда была в хорошей физической форме, но я не смогла бы преодолеть достаточное расстояние, чтобы избавиться от этого дерьма. У меня просто никогда не было такой выносливости. У меня заняло не так уж и много времени, чтобы полностью выдохнуться, а ему приблизиться настолько, что я смогла услышать, как он бежит за мной.

Я знала, что не смогу от него оторваться. Это было понятно мне с самого начала, но если бы я не предприняла хоть малейшую попытку, то жалела бы об этом до тех пор, пока он позволял мне оставаться в живых. Передвигаясь по лесу, я могла бы петлять среди деревьев или прятаться. Но здесь была слишком открытая местность.

Топот его ног по твердой и сухой земле из-за отсутствия дождя раздавался все ближе и ближе. Прежде чем он успел меня догнать, я остановилась и обернулась, подняв вверх свои ладони. Мужчина замер в нескольких футах от меня и улыбнулся мне весьма недружелюбной улыбкой, а затем кивнул. После этого, он развернулся и направился обратно к дому.

Какое-то время, я просто стояла и таращилась на его спину. Я хотела, чтобы он накричал на меня и притащил обратно силой, но он этого не сделал. Мой похититель был уверен, что я пойду за ним добровольно. К черту это! Он издевался надо мной почти три недели. И я еще не настолько низко пала.

Я выпрямилась, демонстративно скрестив руки на груди. Мужчина обернулся, но когда не увидел меня позади себя, то перестал улыбаться и прищурился. Он целенаправленно зашагал в мою сторону, и я поняла, что ноги против моей воли понесли меня ему навстречу, по направлению к дому.

Несмотря на всю жестокость, которая заполняла мои мысли, я не хотела, чтобы он причинил мне боль. Я была законченной трусихой и прекрасно об этом знала. Во мне не было ни капельки авантюризма. Я была именно такой жертвой, о которой он мечтал. Такой, которая так сильно боялась боли, что не могла дать достойный отпор.

Я перестала бежать, потому что испугалась, что он собьет меня с ног и повалит на землю. Боялась, что если он это сделает, то почувствует вкус крови и уже не остановится. Мы были в глуши, и этот мужчина был моей единственной надеждой. Единственное, что имело значение ― это не позволить ему отвернуться от меня.

Он замедлил шаг, чтобы подстроиться под меня, когда мы направились к особняку. Если бы ситуация была другой, то наше молчание можно было бы назвать дружеским. Я даже предположить не могла, сколько ему потребовалось усилий, чтобы не устроить мне выволочку. Но у него определенно имелась невероятная сила воли, чтобы продолжать заниматься тем, что он делал. Так, почему бы и нет?

Он был самым ужасающим человеком, которого я когда-либо встречала; как дикое, но все же умеющее мыслить логически животное. Хищники такие страшные, потому что ты не можешь с ними поговорить или понять их язык. Ты не можешь их переубедить.

Когда мы приблизились к дому, я все еще думала о масштабах последствий. Предполагалось, что в такой большой дом, иногда должны приходить слуги. Он не мог делать все сам. Так что здесь появлялись люди, и если это было так, то у меня был шанс. Если я закричу, кто-нибудь меня услышит.

Когда мы приблизились к месту назначения, он снова вытащил повязку, и я позволила ему надеть ее на себя. Когда ткань была снята, и я снова смогла видеть, страх, который так отчаянно прятала, вырвался наружу. Он привел меня в ту кошмарную камеру.

― Прошу, отведи меня в другую комнату. Мне жаль. Я больше не буду ничего предпринимать и не попытаюсь сбежать.

Он легонько провел пальцами по моему лицу, а затем ухватил меня за подбородок и нежно коснулся моих губ своими губами. Я прижалась ближе, потому что знала, что это мой последний поцелуй. Я ненавидела себя за то, что хотела насладиться им. Я должна была быть счастлива, что он не будет ко мне прикасаться, что у меня наступит гребаный перерыв от постоянного услужения ему, но все, о чем я могла думать ― мне снова придется танцевать, лишь бы почувствовать хоть что-нибудь.

Не имело значения, чем я буду заниматься в той камере. Я останусь там до тех пор, пока он не решит, что я усвоила свой урок. Мужчина развернулся и оставил меня в одиночестве под громкий щелчок замка, который определил мою судьбу. Сколько это могло занять по времени? Неделю? Две? Разумеется, покушение на убийство, каким бы отстойным оно ни было, требовало больше недели для раскаяния.

Я стучала в дверь до тех пор, пока костяшки на моих пальцах не начали кровоточить, крича и умоляя его выпустить меня, чтобы он не бросал меня снова. В эту минуту, мне казалось, что я не вынесу одиночества. Сейчас, пребывание в камере ощущалось даже хуже, чем когда я очнулась здесь впервые. Особенно, если сравнить то, насколько приемлемым могло быть мое заточение с ним, и что я получала взамен.

Я подавила стыд, который испытывала от того, что расстроила своего похитителя, вынудив его наказать меня. Какая-то часть меня все еще верила, что в этом нет ничего правильного, или я хотела, чтобы в этом не было ничего правильного. Я больше не верила самой себе, но начала чувствовать, что заслужила оказаться в этой клетке.

Он дал мне все, а я попыталась убить его. Я, наконец, отползла в свой угол, покачивая травмированную руку. Наслаждаясь жгучим стыдом, я впервые за это время, почувствовала, что я ― это все еще я. А спустя некоторое время открылась дверь.

В комнате появился мой привычный набор для того, чтобы очиститься, а также поднос с бинтами и мазью для руки.

― Спасибо, ― не сдержалась я.

И почему-то, пришла к выводу, что все мои попытки спастись, были лишь для того, чтобы продолжить отрицать действительность.

Я перетащила ведро с водой, мыло и бинты к сливу, и первым делом обработала руки. Я рыдала, когда заканчивала их перевязывать. Это было из-за того, что я наконец-то поняла, что умру и уже поздно что-то менять. Я просто почувствовала это, будто вот-вот случится непоправимое.

Я знала, что это произойдет, и я не смогу остановить это. Я больше не собиралась звать на помощь, просто не могла. Уже нет. Я не собиралась кричать, ведь он так хорошо обо мне заботился. Он даже принес мне бинты.