Погребальная похоть - Блиденберг Саид - Страница 64

У Юзернейма, как известно, планов вообще не было. Но с самого начала, когда он решил бросить всё, имелась одна маленькая задумка. Он хоть и наметил бродяжничество в Москве основной развлекательной программой, но она являлась временной – пока гость столицы вдоволь не изнасилует взглядом весь этот город со всех сторон. Однако, произошло уже много всего, и направшивалось произойти ещё, так что загадывать наперёд он не желал.

Сейчас Юм наслаждался жирным солнечным днём, таким истинно летним, радостным, надутым; с насыщенно-синей глубиною неба и пасущимися под куполом взбитыми сливками облаков; с пестрящей по земле зеленью, и главное – горячими ладонями в своих руках двух прекрасных созданий, таких разных в мелочах, но равно не от мира сего. В эти мгновения он отдался нахлынувшим волнам внутренней несбыточной мечты о хиппианстве – просто наслаждаться красотою, любить, курить и не знать грязной, порочной, рабской цивилизации с её тёмными улицами. Всё это время, с самого момента прибытия сюда и в течение даже подсознательно жуткого, но красивейшего кладбищенского трипа, он был абсолютно счастлив – не стоило сейчас рыться в ретроспективном хламе.

Банда направлялась вдоль речки, солнце нагревало с пощадою, ветер резвыми порывами трепал их волосы. Юзернейм хоть и не желал забивать мысленный эфир всяким своим мраком, в подсознании всё обваривалось само собой. Он сознавал, что не мог бы умертвить ни одну из этих двух прелестей так, как сделал бы это с любой посторонней женщиной – грязно-похотливо, надменно, пренебрежительно. Собственно, убийство было лишь названием физического акта, о чем он уже не одну тысячу раз себе напомнил, а смысл же действия таился дальше, глубже, а потому какбы и был незаметен – но истинно же являлся большим и светлым актом добра! А не каким-то проявлением кровожадности и любопытства пустой души и нездорового ума. Кроме того, следовало иметь в виду – Кристина ведь шла рядом не просто так. Она прекрасно помнила его признания о том, что он уже не живёт, и скоро вершит над собою самосуд; и сама выбрала присоединиться, сказав, что лучше с ним, чем через одинокие года. Поэтому всё было логично, объяснимо и в высшей степени правильно. Всё было хорошо, всё было как надо.

У речки проглядывались совсем узенькие песчаные берега, и улучив одно местечко пошире, трио пристроилось отдохнуть после долгой ходьбы. Йус развалился лёжа, откинувшись на локти; девушки сели по сторонам напротив, вытянув к нему камуфлированные ножки. Незаметно, они провалялись так за болтовнёй ни о чем больше часа – с собой имелась бутылка воды и шоколадки, так что спешить было некуда. Прошло ещё несколько часов.

Ближе к закату они неспешно возвращались к дому, уставшие, голодные и вспотевшие. Юзернейма озадачил вопрос, как бы помыться, на что хозяйка ответила, что это какбы геморно, но возможно; и очень жеманно преломив свой голосок добавила, что и сама не прочь, с чем поспешила согласится и Света. Требовалось лишь набрать из колодца достаточно воды и подогреть не иначе как на углях, прямо в кострище на участке. Согласно легенде, ёмкостью для воды служил спрятанный в доме пятидесяти литровый котёл, который некогда умудрился спиздить с работы её отец повар, чем лично очень гордился. Далее предлагалось полученный кипяток размешивать колодезной водой, и черпаком себя обдавать – что было прекрасно известным ритуалом почти всем жителям пост-советского пространства, практикующимся и поныне каждое лето.

Зайдя на участок, Кристи вручила парню свой фонарик, сказав, что оставшиеся дрова лежат в сарае, там же он найдет и топор, а сама отправилась за кастрюлей. Света пошла с ним и разглядывала автомобиль. Дровишек оказалось вообще не много, но более чем достаточно для их нужд, и наугад было взято четыре полена. Только два последних ему удалось расколоть более-менее как следует – первые были расхреначены совсем садистски, что от человека, никогда этим не занимавшимся по причине отсутствия жилья на природе, было ожидаемо. Фемины наблюдали за этим, смеясь, ибо сам Йус их и раззадоривал своими саркастичными комментариями, между делом не позволив им набрать воды, так как всё хотел сделать сам. Хозяйка заблаговременно принесла бутылочку с остатками керосина, и аккуратнейшим образом, чтоб не разлить впустую, деревяшки были смочены и уложены на старые газеты. Кострище представляло из себя неровный квадрат из красного кирпича, уже прилично поглощённого землёю, находившийся почти в центре участка. Пока девочки играли со спичками и зажигалками, Юзернейм с короткой передышкой оформил десяток ведёр воды – первые шесть отправились кипятиться, а оставшиеся для последующего разбавления были слиты в тазик. Котёл имел даже крышку, что значительно сокращало время ожидания, также, кстати, промаркированную красными буквами "Г.Ц.", как и чистые бочины его шлифованного металла, что вызывало улыбку – Юм объявил, что горячий цех теперь переехал под открытое небо. Света сказала, что не врубается, зачем было красть гигантскую кастрюлю, как не для этого? Кристи патетически проскрипела словом «клептомания» и добавила, что супчики родитель варил здесь и в обычной трёхлитровке. Йусернэйм спросил, а как же отдыхающие тут вообще осуществляли водные процедуры, и узнал, что некогда в левом от них углу стояла банька, павшая лет семь уже назад жертвою пожара. Случившегося, между прочим, когда батька бухал здесь в одиночестве.

— Хорошо, блядь, бухал, — похвалила она, — одним окурком, сука, умудрился всю баню спалить! Ну, если ему верить насчет окурка, конечно...

Юзернейм разразился хохотом, девочки не устояли тоже. Деревяшки лениво, но уверенно занимались тлением; закатные цвета только начали окрашивать небо; и банда, уже утомившаяся стоять на ногах, отправилась ждать в дом – да и за процессом можно было приглядывать из окна.

Девушки уселись покурить, а Юзернейм выжрал любимую сердцеобразную булку с сахаром, унавоженную сыром, колбасой и кетчупом, запивая крепкой бодягой эрзац-отвёртки. Оставив уточку, фемины тоже налили себе по чуть-чуть, а он хотел было покурить, как вдруг остановился:

— Нет уж, давайте мы будем в состоянии этот кипяток дотащить. Мы же не будем прямо на глазах у соседей это делать, да? — Кристи хотела ответить, но все рассмеялись. — Кстати, я никого ещё не заметил... Они вообще есть? А то какие-то шумы, молотки раздаются, это я точно слышал.

— Да, они где-то неподалёку, так что не будем. Вообще-то, — указала она в окно на правый деревянный домик, — при живой бане это у нас был сарайчик для инвентаря и всякой мелочи, а после стал... Ну, какбы душевой, да? Хотя никакого душа там нихуя нет... Тупо надо водой из ковшика себя хуячить, — тут захохотал Йус, а следом и Света, — так что же это за душевая такая, блядь? Ну, сами увидите... Тупо домик, ёпта, чтоб ополоснуться.

Светочка и Юзернейм продолжали ржать – марихуана и пойло брали своё, да и Кристинин страдальческий голос с непонимающей интонацией воспринимался только так, и сама она беззвучно хихикала, свесив голову, развалившись на стуле.

Спустя некоторое время, небо залилось насыщенно-рыжим, и выйдя проверить, Йус показал большой палец вверх – значит, вода была что надо. Хозяйка принесла прихватки, отпёрла нависной замок, позвала Свету придержать покосившуюся дверь, и вместе с парнем прошла и погрузила огненный котёл к самой стенке. Пространство было тесным – даже в грузовом лифте было бы чуть шире; однако, наличествовала элементарная скамейка с приклеенным куском линолеума в качестве обивки. По центру на полу раскинулся массивный резиновый коврик. В левом углу под потолком дежурил паук в огромной паутине, полной дичи; а на стене напротив, ждал висящий на гвоздике ковшик.

Оставив кипяток под крышкой, они ретировались в дом, где основательно пыхнули, опрокинули по сто грамм, весело и без задних мыслей скинули верхнюю одежду и переобулись в заранее найденные тапочки. Кристи прихватила принадлежности и чистые полотенца, а парочка понесла тазик с холодной водой. Через несколько мгновений, открыв крышку и смешав воду, последний груз ответственности был ликвидирован, тазик выставлен за порог, а дверь сама прикрылась – и его ждущий елдак, оттягивающий трусы, был высвобожден. На крючки для одежды повесилось одно только нижнее белье. Вода была ещё горяча, и они поливались аккуратно, взвизгивая, хихикая, отвешивая друг другу шлепки.