Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 102

— Почему потом? — уточнила Брамс.

— Потому что если сделать это сейчас, Бобров арестует его за измену, а наши убийства повиснут в воздухе. Горбача, конечно, вздёрнут, но от этого не легче.

— Ну и в чём разница, если он всё равно ответит за свои преступления? — растерялась Аэлита. — Нельзя же человека дважды казнить, даже если очень хочется!

— Я предпочитаю доводить все дела до конца, — пояснил поручик. — Сомнений в том, что именно он убийца, у меня почти не осталось, но непонятны некоторые детали. Например, окончательная роль во всём Наваловой. И смерть бедняжки Дёминой совершенно никак не укладывается в общую картину. Неужели швея провинилась только тем, что зналась с Меджаджевым и внешне подходила на роль жертвы маньяка? Жену-то Горбач, вероятно, решил наказать за измену, и бывшего друга подставил с той же целью, но надо и на этот вопрос узнать точный ответ. Ну и конечно выяснить, что в итоге всё же толкнуло на подобное преступление весьма обеспеченного, умного человека с хорошим жалованием, потому что я пока этого не понимаю. В общем, перед тем, как его вешать, хочется задать несколько вопросов.

— А если он не ответит?

— Это его право, — развёл руками Титов. — Но попробовать стоит.

Сначала, впрочем, пришлось заглянуть в арсенал и получить под роспись новое оружие: с пустой кобурой поручик чувствовал себя неуютно. Погнутый именной наган остался дома до тех пор, пока у хозяина появится время на визит к оружейнику. Натан полагал, что револьвер обречён, но решил всё-таки дождаться вердикта мастера.

В гараже неожиданно возникла заминка, к которой поручик, впрочем, отнёсся с пониманием: привезли «Буцефала», и с ним возился один из механиков. Уж конечно, Брамс не могла пройти мимо любимого коня и кинулась справляться о его здоровье.

Известия оказались утешительными, и к жениху Аэлита вернулась в исключительно приподнятом настроении.

— Будет жить? — весело полюбопытствовал поручик.

— Завтра будет готов, — с удовольствием ответила она. — Так что не придётся больше шофёров дёргать.

— Не придётся, — согласился Титов, ощутив сожаление. Автомобиль привлекал его куда больше железного коня, но не разочаровывать же девушку… — Только ты помнишь, что куртка твоя пришла в негодность?

— Да, действительно, — посмурнела вещевичка. — Надо новую найти. И шлем тебе!

— Проку от него! — скривился поручик, но развивать тему и спорить дальше не стал.

Один из служебных автомобилей выкатился из ворот и уверенно устремился в сторону «Взлёта». Натан, пару мгновений посомневавшись, всё-таки позволил себе обнять девушку и привлечь ближе. Аэлита с готовностью придвинулась, устроила голову на его плече, обеими руками уцепилась за вторую ладонь и умиротворённо затихла.

Так и ехали всю дорогу — молча, обнявшись. Не потому, что нечего было обсудить, а потому, что обоим не хотелось ничего говорить. Было просто хорошо сидеть вот так, рядом, вдвоём, словно мир остался где-то за порогом и согласен подождать, пока пара человек насладится разделёнными на двоих минутами нежности и покоя.

Натану вспомнилось расхожее мнение, что по-настоящему близок не тот человек, с кем есть общие темы для разговоров, а тот, с кем можно легко и с удовольствием молчать. И он в очередной раз дивился, насколько ему повезло встретить эту удивительную, совершенно необыкновенную девушку.

Мысли Аэлиты были сходными, разве что она не вспоминала никаких народных мудростей и поговорок, а просто наслаждалась моментом. И хвалила себя за правильное решение принять предложение поручика: ради таких уютных объятий можно и свадьбу один раз пережить.

Проход на территорию завода на этот раз занял гораздо больше времени. На месте не оказалось Русакова, а его заместителем был дотошный и до тошноты неторопливый тип, который долго трепал сыскарям нервы своими вопросами, проверял бумаги и едва не пробовал на зуб записку от Боброва. Наружностью своей этот мужчина, назвавшийся Марьяновым, крайне походил на упыря: откровенно тощий, с бледной в синеву кожей, покрасневшими глазами и редкими седыми волосами. Хотя был при этом, кажется, человеком, и даже, насколько мог судить Титов, вполне здоровым.

Наконец, преодолев все бюрократические препоны и получив в сопровождающие одного из неразговорчивых, хорошо вооружённых охранников, кажется, из того самого грозного внешнего оцепления, полицейские всё-таки миновали проходную. В качестве напутствия исполняющий обязанности начальника охраны снабдил стража всеми инструкциями. Последние, впрочем, сводились не столько к тому, куда не стоит пускать гостей, сколько к тому, куда именно их нужно провести: на местности ни Титов, ни Брамс не ориентировались и сами внятно объяснить, какое именно здание на большой заводской территории им требовалось, не могли.

Прямо от проходной начиналась широкая «главная улица», которая тянулась с полверсты и упиралась в стоящие на рельсах-направляющих громадные створы ворот. Сейчас те были раздвинуты, и в сумрачном зеве ангара смутно виднелся абрис каких-то широких плоскостей — вероятно, самолётных крыльев. По обе стороны от дороги тянулись сумрачно-строгие производственные корпуса: слева старый, из тёмно-красного кирпича, с высокими арочными окнами, справа — новый, из светло-серого бетона, с крашенными в легкомысленно-зелёный цвет переплётами квадратных окон. Здания от дороги отделяла аллея молодых каштанов.

Провожатый свернул направо, где между забором и цехом тянулась дорога поуже, обогнул бетонный корпус. За ним обнаружилась ветка железной дороги, связывающая «Взлёт» с окружающим миром гораздо прочнее и надёжней, чем обыкновенный асфальт. Полотно её проходило под запертыми сейчас воротами и разделялось на несколько тупиковых рукавов. Сейчас в одном из них стояла пара вагонов, а над ними с басовитым гудением медленно полз мостовой кран. До сыскарей долетали смазанные расстоянием, неразборчивые обрывки фраз, выкрикнутых зычным голосом одного из работников.

За дорогой тянулся ещё один корпус, также бетонный и столь же огромный, как и оставшийся позади, вытянувшийся параллельно ему. Туда полицейские вслед за охранником и устремились.

Нырнув в калитку, прорезанную в высоких серых воротах, пришельцы окунулись в шумное механическое многоголосье. Ряды станков свистели и гудели, где-то в отдалении, невидимый отсюда, тяжело и размеренно громыхал кузнечный пресс. Кисло пахло металлом и солидолом.

Вид «Взлёта» изнутри — как его территории, так и вот этого цеха, — впечатлял и даже завораживал. Громадные сооружения, деловито снующие туда-сюда мотоплатформы и грузовые автомобили, везущие разнокалиберные ящики и непонятные конструкции сложных форм, изобилие могучих производственных машин… При виде всего этого непривычных к подобным картинам людей, Титова в частности, охватывала смесь тревожного трепета и гордости. Было странно и как-то неловко сознавать, что всё это построено руками человека, и хотя последнее было очевидно, а всё равно с трудом верилось.

Провожатый пересёк цех вдоль узкой стены, свернул в сумрачный глухой коридор, откуда ступил на лестницу. Несколько длинных пролётов, опять коридор — уже заметно более тихий и светлый, вдоль которого тянулись ряды пронумерованных дверей.

Ещё одна лестница, снова вниз, и тяжёлая дверь с кодовым замком впустила посетителей в просторную тёмную залу без окон, потолок и дальняя стена которой терялись в сумраке, слегка разбавленном электрическим светом тусклых голых лампочек, свисающих с потолка на длинных проводах. В центре зала угадывалась некая бесформенная тёмная громадина, низко и надсадно гудящая на одной ноте.

Почти у входа, под одним из светильников, вольно расположились несколько столов, заставленных приборами; Брамс при виде последних едва не забыла от восторга, зачем она вообще сюда пришла. Среди электрических ящиков белели замасленные листы бумаги, покрытые какими-то цифрами, и несколько чертежей.

На стуле, покачиваясь на его задних ножках и закинув ноги на стол, сидел молодой мужчина самой безалаберной наружности и что-то читал. При виде гостей он нехотя выровнялся и отложил книгу. Охранник представил его как ведущего инженера Сергея Аркадьевича Глухова и начальника Горбача, препоручил сыскарей его заботам и откланялся.