Боевой оркестр (CB) - Переяславцев Алексей - Страница 47

  В этот момент появился сам Булгаков, очень похожий на свои фотографии: с костистым лицом, гладкими зачесанными назад волосами и светлыми недобрыми глазами.

  - Вот, извольте получить, - и на свет божий появилась красивая коробка конфет. - Лучшей достать не мог. А это вам, Елена Сергеевна.

  При виде темно-красных, почти черных роз Булгакова вскинула брови. В это время года розы в Москве были экзотикой, чтобы не сказать большего. Конечно же, хозяйка дома не знала, что они были взяты со 'склада'.

  - Приношу свои извинения, - к вящему удивлению Булгаковой, продолжил гость. - Не ручаюсь, что они протянут долго.

   В жизнеспособности роз подобного происхождения Рославлев отнюдь не был уверен, а проверить так и не удосужился.

  - Нет, что вы, большое спасибо, я их сейчас поставлю... - и уже на бегу в сторону кухни Елена Сергеевна решила, что даже если визит носит деловой характер, то все равно визитер должен быть принят как гость. Поэтому не стоит удивляться дальнейшим фразам хозяйки:

  - Сергей Васильевич, как понимаю, вы пришли по делу? - Инженер кивнул. - Но никаких разговоров на эту тему я не допущу прежде, чем вы не выпьете с нами чаю.

  За чаем разговор шел на театральные темы. Обсудили 'Дни Турбиных'. В ходе беседы Александров высказался несколько нетривиально об актерском мастерстве:

  - По-настоящему хороший актер обязан уметь выразить на сцене собственную противоположность. Вот так и Михал Михалыч смог превосходно сыграть неловкого растяпу, не будучи ни тем, ни другим. Или другой пример: только очень умная женщина способна показать себя полной дурочкой так, чтобы мужчина поверил.

  Хозяева дома дружно засмеялись. Только глаза Михаила Афанасьевича продолжали оставаться серьезными.

  Чай закончился, похвалы конфетам - также. Начался тот разговор, ради которого Рославлев и пришел.

  - Сразу же заявлю: то учреждение, где я работаю, не имеет никакого отношения к тому, что сейчас будет сказано. Это моя личная инициатива... Прошу прощения, Михаил Афанасьевич, но сейчас я произнесу вслух то, о чем вам и так известно. Вы, конечно, помните диагноз, касающийся вашего отца?

  Глаза писателя превратились, казалось, в ледяные иглы. По тем временам словосочетание 'злокачественная гипертония' могло внушить ужас. Или, самое меньшее, убрать избыток оптимизма.

  Гость кивнул:

  - Вы угадали. То же самое грозит вам. Не в моих силах избавить вас от этого заболевания, могу лишь чуть-чуть замедлить его ход. Но и вы способны хоть немного, но противодействовать наступлению болезни. И первое, что вы можете для этого сделать - не прекращать работы над тем самым, чем вы сейчас занимаетесь.

  С этого момента Булгакова стала медленно бледнеть.

  Гость продолжал:

  - Может быть, вас поддержит вот что: эту вещь со временем опубликуют. И не просто опубликуют: она станет владычицей умов. Ее даже растаскают на цитаты. 'В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой...'

  На этот раз бледность обозначилась на лице самого Михаила Афанасьевича.

  - Еще один совет: не езжайте в Батум. Ни сами, ни в компании.

  - Мы туда и не собирались, - осмелилась на ответ Булгакова.

  - У вас появится причина на поездку, - жестко ответил гость. - Вот я и советую: собираться, но не собраться. И последнее: в какой-то момент с вами свяжется мой подчиненный. Он принесет вам лекарства. Не ах что такое, уж точно не панацея, но лучше, чем ничего. Еще раз напоминаю, Михаил Афанасьевич: эту вещь надо закончить. А вы, Елена Сергеевна... вам предстоит работа верной хранительницы. Я знаю, вы сможете. Уж тут поверьте на слово.

  Хотя эти слова были по форме комплиментом, но очаровательная хозяйка дома совершенно не выглядела женщиной, которой вознесли хвалу. Скорее можно было подумать, что на Елену Сергеевну только что взвалили чудовищный по тяжести долг чести.

  Почему-то со стороны супругов не последовали напрашивающиеся вопросы типа: 'Откуда вы узнали?'

  Александров проявил проницательность:

  - Вы правы, Михаил Афанасьевич, и вы, Елена Сергеевна, об этом и вправду не стоит спрашивать. Я и так сказал слишком много. А сейчас... мне пора.

  Тот, кого сейчас уже трудно было назвать просто гостем, вышел в прихожую. Уже находясь в дверном проеме, он обернулся.

  - Прощайте, мастер. Помните: рукописи не горят, - и закрыл за собой дверь.

  По уходе визитера супруги дружно и без единого слова направились в комнату, где только что пили чай, и синхронно сели на диван.

  - Инженер15, - наконец произнес все еще бледный Михаил Афанасьевич, - это он. Я не угадал.

  Жена ответила отнюдь не сразу. Она вглядывалась в нечто, видимое ей одной, наверное, секунд тридцать.

  - Нет, это не он.

  - Кто тогда?

  - Тот, кто от него, но пошел поперек его воли.

  Еще одно продолжительное молчание. За окном пронзительно заорал кот.

  Наутро оказалось, что тот, кто представился инженером, был прав: розы увяли.

Глава 17

  Следующий день оказался богат на дела.

  С утра Полознев связался с коринженером и выложил информацию:

  - Сергей Васильевич, вам нужно теперь ходить в форме.

  - Так ее у меня нет, - прикинулся простаком Рославлев.

  - Будет, - твердо ответил капитан госбезопасности и оказался прав.

  Военторг не подвел. Отдать должное опытному продавцу: сидела она прекрасно. Правда, случился малый затык с сапогами: от них товарищ коринженер отказался наотрез, ссылаясь на больные ноги. Резоннейший вопрос: 'А в чем же вы будете ходить?' был парирован ответом: 'У меня ботинки сделаны по спецзаказу'.

  - Это не все, Сергей Васильевич, - заявил Полознев, когда они вдвоем вышли с покупкой на улицу. - Вам по рангу вестовой положен. Кстати, он и ромбы пришьет в петлицы.

  - Ну, пришить-то и я могу, но вы правы: положен. Сидоров меня вполне устроит.

  Вторым делом было завершение строительства. Матрицирование прошло легче, чем для первых трех десятков - возможно, сказался опыт. Подключение готовых домиков было возложено на инженера Чумайло.

  Третьим делом был звонок Лаврентию Павловичу. К некоторому удивлению Рославлева, связаться с наркомом удалось хоть и не сразу, но сравнительно быстро, потратив не более пятнадцати минут.

  - Товарищ Берия, доброе утро, Александров беспокоит. Хотел поговорить с вами относительно моих полномочий. Нет, это потребует не более десяти минут. Когда быть? Хорошо, буду в одиннадцать-двадцать. До встречи.

  В назначенное время Рославлев появился в приемной у наркома. Ожидание не продлилось и трех минут.

  - Я вас слушаю, Сергей Васильевич.

  Рославлев посчитал подобное обращение хорошим признаком.

  - Я хотел бы получить от вас полномочия на разовое перераспределение заданий в пределах ОКБ-16 наркомата вооружений. Дело касается главного конструктора ОКБ-16 Якова Григорьевича Таубина. У него сделан автоматический гранатомет, не принятый на вооружение. Причиной тут и амбиции разработчиков классических минометов, которые увидели в изделии опасного конкурента, а также недостатки самого изделия, хотя его аналоги позднее как раз полагались очень востребованными. Сейчас он разрабатывает авиапушку калибра 23 мм, но она также не пойдет в дело, будучи не то, чтобы плохой, а несвоевременной. Я выбрал именно это слово, оно самое подходящее. Штурмовик Ильюшина, на который пушку предполагалось устанавливать, оказался для нее неподходящим, поскольку самолет необходимо было срочно пускать в серию, а пушка Таубина потребовала бы серьезных переделок. Да и сама она была не самой лучшей среди конкурентных изделий. Материалы, в которых я о ней прочитал, отзывались о ней как сыроватой. В моем варианте истории товарищ Сталин счел, что Таубин пообещал и не сделал, а такого он не терпел, не терпит и терпеть не намерен. Этот конструктор будет расстрелян как вредитель. Вот почему я хочу снять задачу с Таубина и дать ему другую. Материалы по нему, - и Странник протянул наркому тройку листков бумаги.