Фритьоф Нансен
(Его жизнь и необыкновенные приключения) - Кублицкий Георгий Иванович - Страница 14

Фритьоф взял руки отца — тонкие, слабые. В комнате пахло лекарствами, окна были завешены. Фритьоф, боясь расплакаться, закусил губу.

Пришла Марта Ларсен. Для старой экономки Фритьоф и Александр все еще были взбалмошными детьми, за которыми нужен глаз да глаз. Она ласково поцеловала Фритьофа в лоб:

— Ну, ну, все будет хорошо.

После того как отец продал имение, Марта тоже поселилась в Кристиании и, хотя жила отдельно от семьи Бальдура Нансена, трогательно опекала его. Немало дней она и Фритьоф провели у постели больного.

Старик поправлялся медленно. Наконец врач разрешил ему ходить. Фритьоф звал отца с собой в Берген, но тот не хотел трогаться с места: «Вы, дети, похороните меня здесь, рядом с матерью».

Еще не совсем выздоровев, Бальдур Нансен стал требовать, чтобы сын скорее отправлялся в Берген: как можно надолго забрасывать работу?

Перед отъездом Фритьоф слегка повздорил с братом. Надо больше считаться с мнением общества, говорил Александр; нужно, например, больше следить за собой. Ну к чему эта невозможная спортивная куртка, вполне пригодная для лыжника, но, право, недостаточно приличная для прогулок по улицам Кристиании! Разве нельзя одеваться, как одеваются порядочные люди? Сейчас, например, в моде…

— Э-э, у меня своя мода! — прервал Фритьоф. — Что удобно и скромно, то и хорошо. И не будем больше говорить об этом.

Расстались братья довольно холодно.

Из Бергена Фритьоф написал отцу, что, наверное, скоро оставит музей ради путешествия с научной целью, что никакие трудности его не страшат, что он с величайшим терпением сумеет мириться с самой скромной обстановкой: ведь умение ограничивать свои нужды помогает человеку вернее идти к цели.

Ответа на письмо он не получил. Пришла телеграмма: «У отца второй удар. Немедленно приезжайте».

В дверях отцовского дома Фритьоф столкнулся с человеком в черном цилиндре. Это был гробовщик…

В Берген Фритьоф вернулся разбитым и подавленным. Даниельсен предложил ему на время уехать за границу и там познакомиться с наиболее выдающимися трудами биологов; к тому же путешествие — хорошее лекарство для душевных ран.

Денег у Фритьофа не было. По его просьбе, вместо золотой медали за труд о мизостомах ему дали бронзовую копию. Стоимости золота хватило на поездку в Италию, где в Неаполе его наставником стал Антон Дорн, образованнейший зоолог и человек необыкновенной энергии и целеустремленности.

На знаменитой биологической станции Дорна Фритьоф пробыл недолго — весну и лето 1886 года, но успел сделать многое. Вернувшись домой, он быстро закончил обширную работу «Структура и связь гистологических элементов центральной нервной системы».

Этот труд обратил на себя внимание не только норвежских, но и зарубежных зоологов. Сияющий Даниельсен показал Фритьофу солидный журнал, где было написано:

«Работа господина Нансена всегда будет занимать почетное место в научной литературе… Если бы господину Нансену представился побудительный повод продолжить свои исследования по методу Гольджи, то ему, несомненно, удалось бы еще больше содействовать тому разъяснению тонкого строения нервной системы низших позвоночных, которым занимались в последнее десятилетие ученые-специалисты».

— Успех, и еще какой! — радовался Даниельсен. — Ну, теперь диссертация, диссертация и еще раз диссертация, а все остальное гоните из головы прочь!

Но именно в это время, осенью 1886 года, телеграф принес известие, которое заметно охладило у Фритьофа интерес к докторской диссертации.

Нашелся на белом свете еще один человек, зараженный «бациллами полярной лихорадки» и тоже считавший Гренландию самой интересной из всех полярных земель. Это был американец Роберт Пири.

Он высадился на западном побережье острова и поднялся на его ледяное плато. То была лишь разведка, но все же Пири прошел в глубь Гренландии дальше, чем это удалось Норденшельду, и, судя по всему, намерен был предпринять новую экспедицию.

Фритьоф, прочитав об этом, не спал ночь. Бросить диссертацию и целиком отдаться подготовке похода через гренландский лед? Нет, это было бы слишком большой уступкой себе.

Значит, и диссертация, и экспедиция… Но тогда год-полтора ему придется рассчитывать каждый час, недосыпать, отказывать себе во многом.

И все-таки — только так. Не отступать. Не искать легкого пути.

С этого дня карта Гренландии легла поверх черновиков диссертации. Книги об арктических экспедициях сильно потеснили на полке труды зоологов. Рядом с рисунками, изображающими открытые им разветвления нервных волокон в спинном мозгу морских животных — миксин, на столе Фритьофа появились чертежи саней, палаток, спальных мешков.

Но до поры до времени Нансен решил не делиться своими планами даже с близкими друзьями.

Наступила осень 1887 года. Однажды, когда Лоренс Григ коротал вечер за интересной книгой, к нему пришел Нансен. Хозяин заметил, что гость настроен как-то странно: не раздеваясь, уселся на диван и довольно грубо прогнал прочь своего пса, который обычно устраивался у его ног. Пес обиделся и лег у порога, а Фритьоф выпалил без всяких предисловий:

— Помнишь, я тебе говорил о Гренландии? Ну, так я иду через Гренландское плато.

Григ с изумлением уставился на приятеля. Шутит? Нет, непохоже.

— Послушай, как это ты вдруг…

— Ну, не так уж «вдруг»… Скажи мне лучше: что ты думаешь об этом?

— Странный вопрос. Все это так неожиданно… Очень рискованно…

Фритьоф рассмеялся:

— Да, я не жду легкого успеха. Но помнишь у Ибсена:

Фритьоф принялся расхаживать по комнате:

— Еду в Стокгольм. Уже взял отпуск. У меня письмо к одному человеку, другу Норденшельда. Думаю, что «старый Норд» примет меня. Если бы только он поддержал… Тогда защищу диссертацию — и в Гренландию. В Гренландию!

У «старого Норда»

Служитель доложил профессору Стокгольмского минералогического института Брёггеру, что рано утром его спрашивал какой-то долговязый белокурый господин, похожий на моряка.

— Одежда потертая. И без пальто, — многозначительно добавил служитель.

Без пальто! Наверное, «севший на мель» моряк, явившийся к земляку за помощью.

Брёггер уже забыл об этом визите, когда к нему зашел профессор Вилле и сказал, что в институте появился консерватор Бергенского музея, автор превосходных исследований нервной системы, которому вдруг пришла в голову нелепая мысль — бросить научные занятия и отправиться в Гренландию.

В Гренландию? Зачем же? Пересечь остров поперек? Не более, не менее! Приезжий бергенец, как видно, порядочный чудак.

В это время служитель нехотя впустил к Брёггеру «севшего на мель моряка». Вилле воскликнул:

— А вот и сам господин Нансен!

Брёггер несколько оторопело смотрел на «моряка»:

— Так это вы собираетесь перейти Гренландию?

— Да, предполагаю.

— Как же вы думаете это сделать?

Нансен рассказал. План понравился Брёггеру смелостью и необычностью.

— Знаете что, — предложил профессор: — отправимся сейчас же в академию к Норденшельду.

Не теряя времени, они зашагали по Дротнинггатан, одной из самых роскошных улиц Стокгольма. Был час гуляния. Белые попоны лошадей, запряженных в легкие санки, развевались на ветру. Франты в высоких блестящих цилиндрах оглядывали Нансена с ног до головы. В своей узкой легкой куртке он выделялся среди толпы тепло одетых, кутавшихся в меховые воротники господ. Должно быть, его принимали за акробата или канатного плясуна. Но улыбочки и косые взгляды ничуть не трогали Нансена.

Норденшельд, как сообщил его помощник, был очень занят. Однако Брёггер на правах друга прошел к нему в кабинет и представил своего спутника: