Дорога Багиры (СИ) - Белозерцева Таня - Страница 5

Щенят разобрали, причем Куна и не скучала по ним, напротив, вздохнула с облегчением. Я её не понимала, она же мать, неужели ей не интересно, где её дети? Когда я её укорила, Куна снисходительно посмотрела на меня и сказала:

— Спокойно, Багира, я знаю, где дети. Нерон в семье Дханов, Балу у Хмитов, а Аниту забрали в Дели, а это столица Индии, Багира, так что я гордиться должна, что мои дети попали в хорошие руки. И вообще, мне пора отдохнуть, я уже два раза рожала щенков, это был третий помет, и опять с подкидышем.

— Как с подкидышем?

— А вот так! Сперва я выкормила Кеттикуса, потом тебя, Багира. Думаешь, я совсем глупая собака, своих щенков от подкидышей не отличу???

— А почему же ты… соглашалась выкормить меня… нас?

— Потому что чужих детей не бывает! Дети всегда дети и совсем не важно, кто у них мама, кушать все одинаково хотят.

Мне осталось смириться и признать мудрость матери Куны.

С волами мне так и не удалось познакомиться поближе, мне разрешили только смотреть на них издали, но и этого оказалось достаточно, и я с удовольствием разглядывала этих огромных и грациозных животных. Да, они действительно грациозны и изящны, эти огромные белые волы. Несмотря на мощное телосложение, их шаг был легок, а движения плавными, каждый раз, когда их запрягали, я забиралась на стену и любовалась ими. И ближе я больше не пыталась подойти, я слишком хорошо помнила, чем закончилось наше первое знакомство, да и Куна достаточно подробно объяснила, почему не следует подходить к ним.

Куда уезжает телега с волами и хозяином, меня интересовало постольку-поскольку, чем может заинтересовать кошку отлучки членов семьи. Меня куда больше интересовало возвращение хозяина, ведь вместе с собой он привозил много разных штук и новые запахи. И я считала своей прямой обязанностью осмотреть и обнюхать все корзины, а при случае и выпросить что-нибудь вкусненькое.

Раньше я могла что-то взять без спросу, но после многочисленных трёпок-наказаний-наставлений я научилась просить.

Этот день ничем не отличался от прочих дней, Аджу привычно запряг волов, Халима и Акбар нагрузили в телегу корзины и кувшины, погрузились сами и выехали со двора, закрылись ворота, и настала тишина, принадлежащая только мне и Куне. Мы остались одни охранять дом.

Вернее, сторожила собака, я ничего охранять не собиралась, не мое это дело. Но территорию я исправно обходила вместе с Куной, спокойно и терпеливо дожидаясь хозяев, которые должны вернуться завтра вечером. И впереди у нас были целые сутки полной свободы.

Ночью Куна залаяла, я лениво потянулась и вышла из сарайчика. Присутствие постороннего я тоже почуяла, но не понимала, почему так волнуется Куна.

Скрипнула калитка рядом с воротами, и в проем проскользнул незнакомый человек. Куна зашлась лаем, незнакомец сделал какое-то неуловимое движение, и она внезапно замолчала.

Чужак посмотрел на меня и что-то бросил на землю, я подошла и понюхала, это был кусок свежего мяса. Поколебавшись из-за того, что он лежал на земле, а не в миске, я подобрала его и, прожевав, проглотила. Хм, вкусно, а ещё есть? И я вопросительно посмотрела на гостя, тот дал мне ещё один кусок.

А потом начались странные дела, мне почему-то захотелось спать, и я, верная своей привычке, улеглась прямо здесь, у ног незнакомца. Тот присел, погладил меня, расстегнул и снял ошейник, после чего отбросил его в сторону, проворчав при этом:

— Без ошейника ты выглядишь гораздо лучше, дорогуша, мне больше заплатят за дикую, чем за ручную.

Потом он поднял меня на руки и понес со двора, я хотела воспротивиться, но… Меня одолела какая-то апатия, попыталась проснуться, только сонное оцепенение никак не желало сходить. Напротив, спать хотелось все сильнее. И я заснула…

Проснулась я в деревянном ящике, голова была странно-тяжелой, язык разбух и был словно одеревеневшим, весь мой рот покрывала сухая корка, а ещё я никак не могла сосредоточится, все плыло перед глазами.

Не понимаю, ничего не понимаю… Где я? Где хозяин, Куна? Где все мои?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хотя… Насчет того, где я… Грубо сколоченный ящик был именно что грубо сколочен, сквозь его щели я отлично видела, что происходит за его пределами. И мой ящик был не один, здесь было много таких, и в них сидели такие же пленники как я — леопарды и пантеры.

Мне стало не по себе. Потому что они метались по своим ящикам, царапали стенки, кусали доски между щелями и кричали, кто-то громко и отчаянно, кто-то шипел и кашлял, а кто-то надрывно вопил, и эти вопли пугали больше всего.

Так кричит пантера, потерявшая всё. И которая уже ни на что не надеется.

Так кричит обреченная пантера. Пантера, которая точно знает, что происходит. А происходит явно что-то плохое.

Насколько я могла понять сейчас, происходила погрузка. К каждому ящику подходили по два человека, просунув железные прутья сквозь щели, поднимали ящик с пантерой и уносили в сторону какого-то длинного строения на железных колесах. Дошла очередь и до меня, с обеих сторон просунули прутья, ящик подняли и понесли. Пол подо мной закачался, я растопырила лапы, чтобы не покатится. Встать я не пыталась, голова всё ещё была тяжелой, а лапы дрожали от слабости, что-то я не то съела… Вспомнился незнакомец, ставшая теперь понятной тревога Куны. Ах ты ж, негодяй, ты чем меня отравил, гад? И что ты сделал с Куной?

Мой ящик внесли в строение и поставили на полку, закрепили цепями, я лежала и молча смотрела, как по сторонам от меня появляются новые ящики с другими пленниками. И слушала голоса грузчиков:

— Слушай, Ромул, чернышей понятно куда, они экзота, а пятнух куда? Не легче ли сразу шкуры содрать, а то корми их ещё…

— Слышь, умник, заткни варежку, нам не за то плотют, шоб вопросы спрашивать, ты дело делай, мож в зоопарки продадут, кто ж их знает…

— А-а-а, зоопарки, точно-точно, и как я не додумался?!

— А че ж тут думать, о-о-ой, заткнись, зараза! — какая-то пантера особенно громко, пронзительно завопила, и грузчик недовольно поморщился. А у меня появилось ощущение, что та пантера поняла, о чем говорили люди. Хотя, может, мне показалось, ведь это в принципе невозможно, мы, животные, не понимаем человечью речь. Даже я, выросшая в человечьей семье, так и не научилась понимать их речь, я только научилась понимать интонацию голоса и настроение человека по его поведению.

Пол закачался, задрожал, я вцепилась в доски и замерла в тревоге. Ну что ещё??? К качке прибавился лязг и грохот, что-то под полом заходило-задребезжало. Колеса, поняла я, дом едет на колесах! Вот это да!!!

Стучат колеса, стучат-дребезжат и поют:

— Едем дальше, скоро будем, едем дальше, дальше едем! Едем дальше, скоро будем…

И эта странная, ритмичная музыка как-то успокаивала, навевала сон, мы все притихли, отдавшись ритму, задремали. Сквозь дрему я лениво размышляла о том, куда нас везут и что с нами будет? А ещё я думала о своей семье, увижу ли я их снова? И когда?..

Дом на железных колесах ехал долго, мы давно не ели и не пили, и, похоже, никто не собирается нас ни кормить, ни поить… Э-э-эй, люди! Я живая, я есть хочу!

Да, я просила, я просила есть, я привыкла к человеку, я зависела от него, я надеялась на него, я ручная, домашняя багира… Мои просьбы не были услышаны, эти люди не знали меня, не знали, что я домашняя, никто не спешил ко мне, никто не хотел мне помочь, покормить и погладить.

Дом на железных колесах ехал долго, очень долго, очень далеко, и когда он наконец остановился, я от голода была уже едва жива, в животе — сосущая пустота и боль, язык во рту превратился в кусок древесной коры, такой же деревянный и неподвижный. И я даже не дернулась, когда мой ящик подняли и понесли, мне уже было все равно. Эти люди меня предали, они ничем не помогли мне, когда я нуждалась в них и просила у них помощи. С абсолютным равнодушием я смотрела, как гвоздодером вытянули гвозди из стенок ящика, как ломиком поддели крышку, потом ко мне протянулись руки и грубо взяли меня за лапы и загривок, волоком протащили и швырнули на железный пол, едва присыпанный соломой. Это было грубо и унизительно, со мной никогда так не обращались, но я не умела обижаться… Или просто не знала, как это делается.