Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Лунный бархат - Далин Максим Андреевич - Страница 14


14
Изменить размер шрифта:

Женя порылся на своих полках, достал стеклянную флягу с красным, бухнул на стол, вытащил рюмки.

— За… кх… — и сделан вид, что невозможно договорить не из-за рыданий, а из-за приступа кашля.

Генка опрокинул рюмку залпом — и задохнулся, согнулся вдвое, закашлялся уже по-настоящему, до рвотных судорог, схватился за горло… Женя посмотрел сострадательно.

— Спиртное такой крепости нам теперь лучше не пить, старик. Мы его не усваиваем — обмен веществ поменялся.

Да иди ты в… Бэтмен! Мир спасать решил и меня заодно? А на хера его спасать, этот гребаный мир?! Справедливости в нем нет, доверия нет, честности нет — ни пса нет, так зачем?! Кролей, говоришь, едите? А почему? Вы вампиры или где?! Ляльку, говоришь, маньяк приложил? Что ж ты его отпустил, Бэтмен?! Чтоб он еще какую-нибудь девчушку — как Ляльку?

— Да ты не ори — соседи как бы…

— Имел я твоих соседей! Люди — венец творения! Гадина — алкашка, стервоза, дура, а посмотрела, как королева на вошь, мля… Ночью ей шумят! Она, значит, всегда спит, аки ангел?

— Да успокойся ты… Ну правда — не ори.

— Плохо мне, Бэтмен… Ужас, до чего херово… За чем мы ее там оставили?

— Для милиции… ты ж понимаешь, что сам-то уже вне закона как бы?

— Имел я эту милицию! Найдут они! Жди! А если случайно и наткнутся — что из того?! Давить-то гадов нельзя теперь! Цы… ч-черт… она будет лежать в… кх… мля! А они — на зоне пальцы гнуть, да?! Крутые мальчики?! Нет уж, я сам! Я сам найду! И, богом клянусь, им мало не покажется!

— Вот.

— Что — «вот»?

— Согласись, был смысл тебя как бы… перетащить. Лялечка очень хотела. Я как раз спорил, но она почуяла что-то… Догадалась. Поэтому мы тебя и убеждали уйти. Потом-то, когда ее… ну… найдут как бы — ты уже не ушел бы, правда? Остался бы. И как ты объяснил бы, что тебе на солнце нельзя? Сгорел бы.

Генка поднял острое, белое, мокрое лицо с черными тенями под глазами и кивнул.

— Я понял, Бэтмен. Ну, спасибо…

Весь день, короткий и серый, Генка дремал на Женином расстеленном спальнике бок о бок с ним самим. Мучился кошмарами, стонал, всхлипывал — но не мог проснуться из-за того темного оцепенения, которое часто овладевает вампирами днем. Вечером чистил в ванной одежду, рявкнул на «барыню Нину Петровну», которая только и заметила с уважением в голосе, что он — редкий сукин сын, умылся, допил Женин кагор и сообщил:

— Я ухожу.

— Куда?

— Домой. У меня — квартира, хорошая квартира, двухкомнатная, купил вот, чтобы…

— Слушай, Ген, отдельная квартира — это хорошо, конечно, но…

— Что — «но», Бэтмен?

— Неспокойно как бы.

— Слушай, Женька, меня уж достало сидеть тут у тебя и сопли мотать! Я хочу привести мозги в порядок. Приведу — заскочу. Что ты говорил — я все запомнил. Будь, Лялечка.

И ушел, оставив Женю в состоянии легкого недоумения.

— Он придет еще, — сказала Ляля. — Давай гулять не пойдем, а?

Женя согласился. И Генка вправду вернулся, и даже гораздо раньше, чем ожидали Женя с Лялей. И уж значительно раньше, чем он сам ожидал.

На лестнице в подъезде почему-то было, как сказал бы Бэтмен, неспокойно. Пахло как-то… хотя Генка не мог бы поручиться, что помнил, чем обычно благоухала помойка рядом с мусоропроводом. Тоже дерьмом каким-нибудь. «Дармоеды», — подумал он о дворниках, вставляя ключ в замок.

И в тот момент, когда замок подался и ключ провернулся, Генкиного виска коснулось что-то холодное. И Генка медленно-медленно повернул голову.

— И где ты ночевал, гражданин Геннадий Суслов? — насмешливо спросил человек с пистолетом.

Рядом оказались еще какие-то люди. И все они смотрели на Генку холодными глазами врагов. Кто-то сунул к лицу корочки с фотографией, с бросившимися в глаза черными буквами «ГУВД».

— У приятеля, — сказал Генка.

— Ну, с приятелем твоим мы еще познакомимся, а сейчас…

Чьи-то руки умело обшарили карманы.

— Замерз, голубь?

— Да нет…

— Слышь, Вить, шея у него — как у жмура, просто ледяная.

— Конечно. Психуем?

Генка растерялся, как не терялся еще никогда в своей бурной жизни, полной боев и походов. Что им от него надо? Они, что ж, думают…

— Это правильно, что ты не рыпаешься.

На запястьях защелкнули наручники. Подтолкнули к лестнице, ведущей вниз.

— Я с вами не могу… Слышь, мне нельзя…

— А ты юморной. Думаешь, можно только девочек резать?

— Слышь, ты что? Ты — про Цыпочку, да? Ты думаешь — я мог Цыпочку…

— Разговорчивый, смотри-ка. Миротворец из «горячей точки». Совсем крышу снесло: девять ножевых у девки.

Генка дернулся, когда перед ним предупредительно распахнули подъездную дверь. Схватили за руки, ткнули в спину.

— Куда?! Не хами, женишок!

Генка рванулся на голос, рыкнул загнанным зверем, его удлинившиеся клыки со стальным лязгом сомкнулись у самого лица ближайшего опера.

— Да он сумасшедший совсем!

— Стой, гад!

Какой-то человек грохнулся в сторону. Другой, пытаясь схватить Генку за руки, пролетел за ним, оторвав ноги от земли, будто был маленьким ребенком. Третьего Генка оттолкнул плечом так, что тот вписался спиной в мокрый куст шиповника. Почувствовав свободу от чужих рук, бросился бежать.

— Держи гада! Уйдет!

— Стой, придурок! Стреляю!

Два выстрела грохнули под самым Генкиным ухом. Почти в тот же миг он ощутил сильный толчок в спину и вспышку горячей боли под лопаткой. Генка на секунду остановился и удивленно посмотрел, как на груди маленьким взрывом разлетелась куртка, а из рваной дыры ударил фонтанчик черной крови. Оглянулся: к нему бежали, размахивая пистолетами. Генка вздохнул и легко рванулся с места.

Выстрелы загрохотали в рэпповом ритме. Генка, ощутив кроме боли странную эйфорию, приток силы и тепла, почти не тратил времени на уклонение от пуль — новая ипостась непонятным образом изменила прежние инстинкты бойца. Еще одна пуля обожгла руку выше локтя, вторая оцарапала висок — но Генка уже не обращал на это внимания. Он бежал легко и стремительно, как летают во сне, почти не чувствуя земли под ногами — преследователи отстали, устали, и это только подогревало неожиданную звериную гордость…

Дворы, дворы, дворы… Кровь капает на асфальт, плывет в лужах бензиновыми разводами, смешивается с дождевой водой. Боль уходит, уходит — и вот остается только воспоминание о ней, холодные ожоги, кусочки сухого льда на затягивающейся коже. А ветер швыряет в лицо потоки дождя, и их влажное, нежное прикосновение — как губы Цы…

Мне нельзя в милицию. Мне нельзя в тюрьму. Мне очень нужно быть свободным. Тогда я сделаю так, чтобы Цыпочкина душа успокоилась. Я сделаю так, чтобы как можно больше несчастных душ успокоились. У меня сейчас подходящее положение. Только для этого и подходит.

— Больно, Геночка?

— Да нет, на душе херово… Пардон, Лялька.

— Быстро они сработали. Да не вертись ты, а то сейчас как бы руку тебе отпилю вместе с этим браслетом.

— Фигней страдаешь, Бэтмен. Надо скрепкой. Скрепку сунуть в скважину…

— Вот и сунь, если такой опытный.

— У меня руки заняты.

— Тогда сиди и не шевелись. Так ты звонил домой?

— Не… я теще звонил. А она меня… Она в шесть утра пошла с Кнопкой гулять на этот пустырь, Кнопка Цыпочку и нашла. Сидела, говорит, рядом и выла. Теща тоже на меня думает. Я ж с Цыпочкой гулял вечером — она теще позвонила, когда мы уходили. Понимаешь? Никто мне не верит, Женька. Тещу с тестем менты накрутили, а они моих отца с мамой… Я ж в Чечне воевал, отмороженный, мол, совсем. Мол, человека убить — плевать. Теща думает, что я с Цыпочкой поссорился или же мне… Лялька, заткни уши. Или что мне срочно приспичило… ну…

— Ген, ты…

— Ой, да что… Матери позвонил. А она: «Ты бы, Генчик, лучше сам пришел в милицию. На душе, — говорит, — легче будет, если взял грех на душу». Дура! Еще и сказала менту, что я, мол, любил нож с собой таскать. А я правда, любил — а тут Цыпочка настояла… А будь у меня нож — может, ничего бы и не было.