Тепловая шахта - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 12

Расположившись на полу, Борский подкрепил свои силы закуской и несколькими глотками коньяка. Он был совершенно один на протяжении целого километра, но мертвой тишины в шахте никогда не было; в трубах, возле которых он сидел, глухо шумел воздух, а в противоположных еще отчетливее шумела вода, поднимавшаяся непрерывным потоком вверх; кроме того, по трубам передавалось из камер мягкое жужжание моторов. Прислонившись головой к железной крепи шахты, можно было слышать, как за ней журчала вода, выходившая из горных пород.

Борский смотрел на желтый огонек свечи, еле освещавший ближайшие предметы, тогда как остальное пространство терялось в полумраке; он думал о том, что в этот раз никто не помешает выполнению его замысла. Загорится, шипя, зажигательный шнур, потом, когда он будет уже наверху, с грохотом взорвутся снаряды, разбрасывая осколки чугуна и железа, обрывки проволоки; остановятся насосы, и со дна шахты все выше и выше будет подниматься вода. Теперь приток не такой, какой был при первой попытке, а гораздо больше; за полчаса вода затопит не только платформу, но и взорванную камеру, которая станет недоступной; запасные насосы также будут испорчены. Пока установят новые - пройдут многие часы или даже дни и шахта будет затоплена на сотни метров, так что откачивание воды продолжится недели. Ельников и Киото будут думать, что вода прорвалась со дна шахты из какого-то подземного резервуара. Правление, удовлетворенное успехом города, не захочет тратить деньги на восстановление шахты, окончание которой становится сомнительным и слишком дорогим.

"Если все удастся выполнить по плану беспрепятственно и так, что меня никто не сможет заподозрить, - думал Борский, - то, пожалуй, незачем бежать во Владивосток. Такое бегство сразу вызовет подозрение. Конечно, лучше остаться как ни в чем не бывало и наблюдать с удовольствием за Ельниковым и Киото, за их хлопотами. Бежать я всегда успею, если решат откачивать воду, и то только тогда, когда уровень ее понизится почти до взорванных камер. Только в случае неудачи взрыва или если кто-нибудь из инженеров увидит меня теперь в шахте, - нужно бежать немедленно".

Размышляя так, Борский задремал под однообразный шум в трубах, прислонившись к стенке шахты; неудобное положение вызвало беспокойный сон с кошмарными сновидениями. Один кошмар сменялся другим, и после каждого Борский просыпался наполовину, беспокойно ворочался и опять засыпал. Услышав над своей головой топот ног по железным листам, он в ужасе проснулся окончательно.

"Накрыли!" - пронеслось в его голове. Он потушил огарок свечи, тихонько поднялся и притаился, прислушиваясь.

Ходили в ярусе с камерой насосов, находившемся в 20 м над его головой; через два люка оттуда проникал отблеск света, зажженного вошедшими слесарями.

Борский колебался между страхом и надеждой, прислушиваясь с тревогой к тому, что делалось наверху. Там возились у камер насосов - наливали масло в масленки и разговаривали. Он с тревогой вслушивался в разговор, но шум воздуха и воды в трубах мешал ему разобрать слова.

"Должно быть, не заметили света! А если с ними Киото и он потихоньку крадется вниз по лестницам, чтобы выяснить причину сразу погасшего света?"

Мурашки пробежали по спине Борского, и он нащупал в кармане револьвер, а затем, крадучись, чтобы не стучать сапогами по плитам железного пола, подошел к лестнице и взглянул наверх через люк, над которым виднелась следующая лестница, уже достаточно освещенная лампочкой, прикрепленной к стенке над ее концом. На лестницах не было никого.

"Уехали, слава богу! Но, значит, я проспал то время, когда они были в нижних камерах. Оттуда они тоже могли бы заметить свет. Впрочем, снизу он еще менее заметен, чем сверху". Он зажег свечу и посмотрел на часы. Была половина седьмого.

"Ну, теперь до двенадцати можно быть спокойным и поспать еще. А если Киото вздумает проверять насосы в промежутке? Если спать, то без свечи, чтобы не нарваться!"

Он снял куртку, свернул ее и положил себе в изголовье, хлебнув предварительно несколько хороших глотков коньяку: револьвер, спички и фонарик положил возле себя и лег, задув свечу. Сначала в абсолютной темноте шахты было немного жутко, но скоро действие коньяка и однообразный шум в трубах убаюкали его, и он спокойно заснул на своем жестком ложе. В этот раз кошмары не преследовали его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Проснувшись от чувства голода после нескольких часов крепкого сна, Борский не сразу понял, где он, почему не в своей кровати, почему так темно, что за шум кругом. Наконец, очнувшись, он зажег спичку, взглянул на часы; было почти одиннадцать.

"Есть время спокойно позавтракать при свете, а потом переждать в темноте посетителей", - подумал он, зажег свечу, достал сверток с бутербродами, флягу с коньяком и начал есть. Голова его совсем одурела от жары, в горле пересохло, и сухая еда проглатывалась с трудом.

9. Ужасы темной шахты

Легкий шум за стеной, отделявшей Борского от подъемного отделения шахты, прервал его мечты и заставил вздрогнуть. Он быстро потушил свечу, надел куртку, чтобы приготовиться на всякий случай к бегству по лестницам вверх или вниз, и стал прислушиваться. Приложив руку к стене, он ощутил легкое дрожание, постепенно усиливавшееся; клеть спускалась вниз; когда она проходила мимо него за стеной, он расслышал разговор и различил голос Киото.

- Японец спускается на ревизию! - прошептал Борский. - Но не станет же он подниматься по всем лестницам и заглядывать в каждом ярусе за все трубы! Это заняло бы у него целый день.

Дрожание прекратилось; клеть остановилась у нижней платформы. Чуть слышно донеслись снизу шаги тяжелых сапог по железным плитам, стук открываемой двери. Нагнувшись к люку, Борский различал далеко внизу свет загоревшейся лампочки. Он с тревогой следил за ним; если Киото вздумает подняться на три лестницы вверх и заглянет за трубы, он увидит жестянки и зажигательный шнур и поймет, в чем дело. Катастрофа будет предотвращена, начнутся поиски, придется спасаться.

- Живым я им не дамся! - прошептал Борский. - Если настигнут - буду стрелять. Два револьвера и две обоймы, две дюжины пуль - достаточно, чтобы свалить нескольких человек. Потом вызову клеть, поднимусь, сообщу, что в шахте несчастье, и в суматохе скроюсь.

В тревожном ожидании минуты протекали ужасно медленно, а страх возрастал. Борскому уже казалось, что осматривают ярусы выше камеры и вот-вот обнаружат снаряды; он инстинктивно сжал в кармане револьвер.

Но вот свет погас, хлопнула дверь, возобновилось дрожание стенки. Клеть поднималась к следующему ярусу с камерами, под самым его убежищем.

- Слава богу! Снарядов не нашли! - прошептал Борский. - Теперь могут случайно накрыть только меня.

Опять хлопнула дверь, зажегся огонь - уже гораздо ближе, всего в 30 м под ним; зазвенели шаги. Слышны были и голоса, но слов нельзя было разобрать из-за шума в трубах. Нагнувшись к люку, Борский смотрел и слушал, затаив дыхание, готовый бежать вверх, если японцы вздумают подниматься по лестницам.

Его опасения были не напрасны. Пока слесари осматривали камеры насосов и наливали масло, Киото с нижнего яруса поднимался с фонариком в руках на два пролета вверх, осматривал площадку, заглядывал за трубы. И теперь, пока слесари были заняты у камер, Киото с фонариком полез, но не наверх, а вниз и осмотрел еще два яруса; не найдя ничего подозрительного в первом, он удовольствовался общим осмотром второго и не заглянул за трубы, за которыми как раз и лежали снаряды. Борский был на волосок от неудачи. Он задрожал, когда увидел через люки, что японец полез вниз, сначала на одну лестницу, потом на вторую. Сердце замерло в ожидании, что вот-вот Киото крикнет слесарей или подбежит к телефону, имевшемуся в каждом ярусе, чтобы поднять тревогу.

Но Киото спокойно поднялся обратно и вышел со слесарями; свет погас, клеть опять пошла вверх и остановилась на 20 м выше убежища Борского. Хлопнула дверь, зажглась лампочка, теперь совсем близко вверху.