Берег Стикса - Далин Максим Андреевич - Страница 22

Роман мотнул головой, и мир вокруг обрёл плоть.

Настоящего времени, скорее всего, прошло не больше минуты, — но картины доброй сотни лет едва умещались в душе — даже голова закружилась. Было очень тепло и как-то чудно — будто…

Вампир, полусидевший на асфальте — Станислав, Роман знал из потока его памяти, что его зовут Станислав, Стась — смотрел снизу вверх и чуть улыбался. За эту минуту между ними произошло нечто трудно описуемое, из-за чего у Романа появилось ощущение давнего-давнего славного знакомства. Приобретения чего-то невероятно ценного. Он улыбнулся в ответ.

— Что, Стаська, очень плохо?

— Нет, Ромек, уже лучше.

— А я упырь.

— О! А я и не вижу. А ежели уж говорить серьёзно, то на упыря ты, Ромек, не слишком-то и походишь. Скорее, на вампира из самых юных. От видишь, я уж и применяюсь к вашим нынешним меркам, — а всё благодаря твоим распрекрасным мыслям.

— Ты встать можешь?

— А кто его знает? Но я попытаюсь.

Роман подал руку, и Станислав встал. Он был очень лёгкий, гораздо легче, чем человек его комплекции, и уж втрое легче, чем упырь, — но самое удивительное, что Роман тоже ощущал странную лёгкость, будто в мире изменилась сила тяжести. Станислав опирался на Романово плечо, струйки силы текли в тело Романа с его пальцев, а тепло Романа просачивалось в его ладонь — и это было закономерно и прекрасно… как будто они были очень старыми товарищами… родичами… братьями…

Если бы вместо сестры у меня был брат, всё пошло бы иначе, подумал Роман. Может, был бы человек, которого бы я просто любил. Нипочему. Просто от желания отдать… тепло…

— Только у меня дома… одни упыри! — сказал Роман и смущённо ухмыльнулся. — Ты как на это?

— То ж твой дом, значит хорошо, — ответил вампир просто. — Ты ж не дашь им меня слопать, а?

Роман кивнул. И вдруг почувствовал, как по руке вампира прошла судорога: упыриха, о которой они оба забыли, всё ещё находилась весьма поблизости и успела опомниться.

И теперь схватила Романа за рукав, изо всех сил таща его в сторону, и визгливо кричала:

— Отойди от моего Принца! Он мой!

— Да пошла ты, — отмахнулся Роман, но тварь вцепилась в него мёртвой хваткой и заглядывала Станиславу в лицо.

— Принц, милый, не уходи! — вопила она, срываясь на истерический скулёж. — Я же тебя люблю! Нам с тобой так хорошо!

Роман фыркнул и захохотал, но взглянув на вампира, осёкся. Его новому другу было худо, по-настоящему худо. Он даже отпустил Романа и снова сел на землю, подтянув колени к груди, свернувшись в клубок. Упыриха немедленно переключилась с Романа на вампира, мгновенно оказалась рядом, обняла за шею — и Станислав взглянул поверх её плеча дикими глазами утопающего.

— Да распыли ты её к чертям, — посоветовал растерявшийся Роман, пребывавший решительно не в состоянии понять суть проблемы. — Что она к тебе липнет?

— Ромек, — давясь, пробормотал вампир, — у меня дыра… вот тут, — и провёл пальцем по щеке. — Я не могу… — и закашлялся.

Роман всё равно ничего не понял, но сообразил, что нужно немедленно действовать. Он схватил тварь, которая мурлыкала что-то нежно и сердито, за воротник, и дёрнул вверх. Упыриха вскочила — и тут Роман увидел у неё в руке длинный широкий нож.

— Ты не можешь его забрать! — завопила упыриха и ринулась к Роману, занеся нож неумело, но очень серьёзно. — Он мой!

Вот ещё не хватало дурных сражений с бешеными упырями.

Роман перехватил руку с ножом и резко вывернул. Кость треснула, упыриха взвыла, нож упал на землю. Роман с силой оттолкнул орущую тварь в сторону и стряхнул с рук какую-то невидимую липкую дрянь, с ужасом вспомнив, как вытирал ладонь Парень С Розой.

И снова помог Станиславу подняться на ноги.

Теперь вампир сильно мёрз. Его руки мелко дрожали, глаза ввалились и горели, он вцепился в Романа, как в последнюю надежду.

Вести его домой было нельзя. А на штаб-квартиру упырей — и тем более. Раненому там делать нечего. Но подходящее место всё-таки имелось.

— Ты обопрись на меня, — сказал Роман так тепло, как сумел. — Мы сейчас через дворы пройдём, быстренько. Это недалеко.

— Почему не по снам? — прошептал вампир.

— Не умею я, Стаська. Придётся так, как есть. Но ничего. Держись, старина, авось доберёмся…

И ещё пнул ногой скулящую тварь, которая отползла к дверце мусоропровода. На прощанье.

За наглухо забитым окном уже давно рассвело, и ощущение дня давило на голову, как свинцовая тяжесть, но Милка не могла спать. Она сидела на растерзанной кровати, скрестив ноги, тупо глядя перед собой, грызла ногти — и мерно раскачивалась взад-вперёд. Она думала.

Как он мог уйти? Ну как он мог уйти? Я его так люблю, он мне так нужен — почему он ушёл с этим парнем? Как он мог? И что же теперь делать?

Что же делать? Как он мог уйти? Что же делать?

Подобранный Милкой портрет в кое-как составленной из обломков раме, тщательно разглаженный, стоял на столе, прислонённый к стене — и смотреть на него было ужасно тяжело. Это была просто какая-то дурацкая мазня белой, чёрной и зелёной краской. Плоская какая-то. И к тому же засиженная мухами. Принца в этом портрете уже не было.

Этот тип просто украл у неё Принца. Как-то пронюхал про портрет, выследил Милку и…

Нет, всё гораздо хуже. Он — колдун. Иначе откуда он знал, как расколдовать картину? Конечно. Он — злой колдун. Сначала заколдовал Принца, а теперь, когда у Принца появилась любимая женщина, опять вмешался и всё испортил. Убить. Убить. Если б это было можно…

Рука, за которую он дёрнул, ещё болела, вернее, ныла тупой болью, а боль вызывала новые приступы злобы. Если бы он не увёл Принца с собой, рука уже давно зажила бы совсем. И всё было бы так чудесно…

А как это было красиво… Как Принц появился из портрета. Как Принц светился… голубоватым… нет, пожалуй, лиловым или белесым, как молнии, мерцающим светом, а на этом парне были такие отсветы, что он тоже выглядел почти ненастоящим. Как дух какой-то. Было так красиво… и тепло… А потом Милка сообразила, что он Принца целует. А потом они ушли вместе.

Кошмар. Что же теперь делать?

А вид поначалу был такой, будто и вправду он хочет помочь. И знает, что делать. Милка и не мешала. А потом он ушёл и забрал Принца с собой. Как Принц мог уйти? Ну как?! И что же делать теперь?!

А может быть, он и не мог? Принцу просто было плохо. Это же понятно. Этот парень вытащил Принца из портрета так, что сделал ему больно. И потом просто делал, что хотел. И всё.

Забрал Принца, чтобы заставлять его делать то, что ему надо. Забрал насильно. Забрал, потому что был колдун и знал, как заставить Принца делать то, что он велит. На самом деле Принц не хотел.

А может быть, и заколдовал, потому что Принц не хотел. Какой ужас. Надо ему помочь. Но как? Что же делать? Что же теперь делать?

Стрелки старого будильника кружили по циферблату. Милка сидела и качалась, уставясь невидящими глазами в пространство. Ей было ужасно холодно. И надо было решить задачу невероятной важности.

Что же теперь делать? Что же теперь делать? Что же теперь делать?!

Чтобы прийти в себя после упыря, Станиславу понадобилось десять минут. И всё.

Роман только диву давался. Ведь, казалось бы, только что был вид а ля «только что из склепа» — и вот уже всё блестит на нём. Походка невесомо легка — едва касается босыми ногами мокрого асфальта, почти парит; истлевшая одежонка выглядит, как королевская мантия, подбородок вздёрнул, глаза мерцают тёмными рубинами — прогулка, а не бегство, извольте видеть. Только дышит слишком порывисто и принюхивается — и запахи ему, похоже, не очень нравятся.

— От странный город, Ромек… Это что же — Санкт-Петербург? Неужто ж Петербург и вправду? Не узнать, да и только…

— Ты давно на улице не был, Стаська? — спросил Роман, наблюдая за реакцией.

— То был год пятьдесят седьмой или пятьдесят восьмой — уже не помню, — Станислав даже улыбнулся, и не без оттенка самодовольства.