Берег Стикса - Далин Максим Андреевич - Страница 19

Роман сбросил плащ на руки швейцару — поношенному упырю с обвисшей от времени мордой дохлого бульдога. Уже с порога клуб не слишком понравился — тут явственно припахивало падалью, — но Роман решил довести знакомство до конца. Он скорчил онегинскую разочарованную мину и вошёл в зал.

Интерьер представлял собой зализанный и вызывающе шикарный евростандарт. В зале было трудно дышать от странного ощущения спёртой энергии. Будто присутствующие тянули жизнь из воздуха — каждый со страшной силой и в свою сторону. Запах сырого мяса, горячей крови, падали и парфюмерных средств мегатонной мощи оглушил Романа, как выстрел под ухом.

И Роман подумал, что, похоже, у него более тонкое обоняние, чем у большинства упырей. Ведь им явно нравится тут, если заведение процветает… Хотя…

Роман сел за свободный столик, продолжая озираться. Зал был полон упырей. Все они выглядели, как компании «новых русских» — вероятно, клуб Эдика был рассчитан на состоятельных упырей. Упыри, не торопясь, жрали и пили, и Роман поразился каменной мёртвенности морд — эта публика выглядела, будто вытащенная из гробов в момент торжественной панихиды. Парочка Романовых прислужников смотрелась куда живее — неужели за счёт его силы? Как интересно…

На сцене под довольно милую музыку танцевали две живые девицы. Лесбийский такой стриптиз — приятно было бы смотреть, если бы от девиц через весь зал не несло диким ужасом и усталостью. Ещё бы — они явно чувствовали себя в этом зале, как животные на бойне: стриптиз для возбуждения у гостей аппетита, вроде живых рыб или крабов в шикарном ресторане. Романа слегка передёрнуло от отвращения, но он откинулся на спинку удобного стула и остался сидеть.

Не уйду, пока не узнаю, чем тут угощают.

Подошёл упырь-официант. Ходячий труп с выражением угодливости на белой неживой роже вызвал у Романа невольную усмешку. Упырь с полупоклоном протянул меню, и Роман его взял.

Клуб, судя по фирменному логотипу, действительно назывался «Берег Стикса». Как забавно.

Карточка напитков предлагала кровь множества живых существ от крысы до змеи включительно. Человеческая кровь стояла особняком и стоила запредельно, хотя и дешевле, чем кровь лисицы или кобры. И то верно — кобры явно встречаются в Питере реже, чем люди.

Красный шрифт выделял кровь девственницы. Надо же — упыри, оказывается, подвержены нелепым суевериям? Какая прелесть.

Перечень обеденных блюд читался, как эпикриз. Названия подкупали откровенностью. «Сердце человека со свиной кровью», — а что, оригинально. Интересно, девки с эстрады это дело читали?

Официант ждал с терпением несвежего покойника. Роман потянулся и бросил меню на стол.

— Гарсон, я донорской крови не пью и дохлятины не жру.

— Кровь не донорская, — доверительно сообщил упырь. — Обижаете.

— Скажи ещё, что мясо не из морга. Официант был уязвлён.

— В зале для VIP-персон вы можете получить живого человека. Любого.

— Как забавно. И кто дешевле всего?

— Младенец. Штука баксов. Почти задаром.

— Да… недорого. А самый дорогой?

— Эксклюзивный заказ. Типа негритянки-девственницы. Но это лучше заранее, иначе может получиться, что долго ждать придётся…

О, какая пошлость! Большего падения графиня даже не воображала.

Роман поморщился, выпил бокал змеиной крови, больше из принципа и для шика, чем от сильного желания, небрежно швырнул мэтру купюру, встал из-за стола, грохнув стулом. Ему было тошно.

Посетили сборище себе подобных.

Милое место. А мы-то, идеалисты, считали, что, покинув мир людей, окончательно оставили место, где всё можно купить за деньги. И вдруг натыкаемся на подобные отношения в Инобытии, — а ведь деньги тут дёшевы, очень дёшевы… За какие, скажите, деньги купишь это звёздное мерцание, этот туман, этот холодный жар, который…

Только украсть, отнять… или получить даром.

По дороге к машине Роман задумался, почему ему никогда не случалось видеть целующихся упырей.

«Упыри не делятся силой», — сказал Парень С Розой. А в голове появляются какие-то проблески. Вот как, вампиры, значит, делятся, а упыри её копят. Тянут и тянут, аккумулируют в себе, воруют, отнимают, покупают вместе с живым мясом и горячей кровью, копят и отдают в рост, как деньги… А потом эта сила, которая не находит выхода, изнашивает тело, точит остатки души… как крупный банковский счёт.

И упырь стирается о время своей собственной сокровищницей. Протухает, в нём появляются дыры — и сила, живая энергия мира, возвращается в мир. А упырь исчезает.

Вряд ли в рай или в ад. Вероятнее, окончательно и бесследно. Туда и дорога.

Падальщики. Паразиты. Тараканы Инобытия.

Романа замутило от гадливости. Теперь понятно, почему эти респектабельные трупы так кисло выглядят по сравнению с Василием и Ирой. Романова свита вынуждена по чуть-чуть обмениваться силой с людьми и самим Романом. Обмен не даёт им закостенеть в собственном голоде или собственной сытости.

С ними понятно. А Роман-то? Роман — что такое?

Роман вспомнил Аннушку и горько вздохнул. Его мучили приступы тоски. Как получить это снова? Как оказаться рядом с чистым, сильным, светлым, знающим некую важную истину — и не чувствовать себя вором, изгоем, насильником?

Почему, ну почему вампиры не хотят иметь с ним дела? Смешно, но в понимании этого вопроса Роман не продвинулся ни на шаг. Ему гораздо сильнее, чем при жизни хотелось понравиться, — но понравиться не выходило. Все шаги в этом направлении выглядели как-то неловко.

Роман вдохнул живой ночной запах и захлопнул дверцу автомобиля.

Я не хочу быть упырём. А вампиром быть не могу.

Почему-то.

Милка ужинала.

На ужин было сырое мясо какого-то беспризорника, который попросил денег на хлебушек. Щас, на сигареты, небось, судя по ассортименту ларька, около которого этот мальчишка ошивался. И Милка сказала, что дома даст, потому что с собой нету. А этот придурок с ней совершенно безропотно пошёл. Обворовать хотел, не иначе. По квартире Милки так стрелял глазами, что сразу понятно — присматривался. У таких всегда полно знакомых воров.

Не вышло у твари.

Милка улучила момент и перерезала ему горло. Вышло так же быстро и просто, как с тёткой в подъезде. Только теперь Милка была умная. Она знала, что делать. Она подставила под струю крови тазик. Много крови. Хорошо. Потом, когда кровь вытекла, раздела тело — грязное, жаль. В карманах — мелочь рублей на триста. Вот сволочь. Попрошайка поганый, обмануть хотел. Вот и получил. Втащила в ванну, помыла и разрезала.

Мясо.

Милка стала очень сильная. В суставах всё это дело легко ломалось. Как куриные ножки. Милка облизывала губы. Здорово.

Кишки и голову она решила выкинуть. Зачем ей? Мозги из головы сложно достать. А потроха не едят, да?

Остальное она запихнула в холодильник, завернув в полиэтиленовые пакеты. На потом. Это сколько ж времени можно теперь не выходить на улицу! Недели две, наверное. Сидеть дома, с Принцем разговаривать. Иногда телевизор посмотреть. Хорошо.

Кровь она выпила за одну ночь. Хотя к утру вкус уже был не тот. Свернулась. И остыла. Хорошо, когда она горячая. Жаль. Но всё равно допила. Не пропадать же добру.

Отходы выкинула на помойку в старой хозяйственной сумке. Отнесла подальше от дома, на всякий случай. Сумку было не жалко, потому что она уже порвалась в нескольких местах. Чёрт с ней.

А ужинала она теперь как полагается. Мясо жевалось легко и зубы перестали болеть. И даже, как можно было нащупать языком, удлинились клыки. Милка стала, как вампир. Смешно.

Принц смотрел на неё с портрета, и она думала интересные вещи. Может, он тоже вампир? Может, это портрет графа Дракулы, заколдованный? А теперь, из-за того, что он в неё влюбился, через портрет, она тоже стала вампиром? Его невестой? Поэтому не отражается в зеркале. К тому же в последнее время Милка начала замечать, что не отбрасывает тени. Вот здорово.

Только теперь ей действительно нельзя на солнце. На солнце вампиры не могут жить. На всякий случай Милка занавесила заклеенные картоном окна ещё и шторами. Так спокойнее.