День, когда приходит ночь (СИ) - Вознесенская Дарья - Страница 1

ДЕНЬ КОГДА ПРИХОДИТ НОЧЬ

1

Все началось в тот момент, как меня сбил магмобиль…

Хотя нет, все началось тогда, когда я решила не наследовать целительную практику отца, а поступить на новый механико-лекарский факультет, созданный императорской семьей. А потом еще и практиковать в первой и единственной городской больнице.

И теперь мне предстоит решить кучу проблем, согласиться на невероятное предложение, избежать смертельной опасности и… постараться не влюбиться в одного несносного красавчика, с которым у нас ну вот точно ничего не выйдет!

— Не вздумай убегать, пока не выслушаешь меня!!!

Но я уже убежала. Хлопнув входной дверью. Да так, что сидящие в ожидании приема дамы наверняка вздрогнули и осуждающе прижали к своим напудренным щекам кружевные платочки.

Лицемерки!

Как и вся моя семья.

Я всхлипнула и понеслась вниз по улице, наталкиваясь на прохожих, едва увернулась от проезжавшего мимо на самоходном велосипеде почтальона и вскочила в паробус, прям на подножку, не обращая внимания на окрик водителя. Все равно останавливать ради меня не будет, а значит, спустя один квартал, на повороте я успею соскочить вниз и не огрести за подобное поведение.

Конечно, девице из приличной семьи не пристало так носиться, хлопать дверями и не платить за проезд, но меня настолько вывели из себя дорогие родственнички, что сил на должные манеры не оставалось.

Великое Око, ну за что мне все это, а?

Мало того, что никто даже не похвалил меня, узнав, что я стала одной из первых девушек, кто сумел поступить на особый механико-лекарский факультет, созданный императорской семьей. И несколько лет успешно там училась! Так они еще и оказались против моей практики в первой городской больнице, что открыла жена наследника Бури.

Так как не пристало благородной магичке возиться со всякими простолюдинами.

Ну конечно, членам семьи Джан-Ари пристало, а эр Шота слишком для этого высокородны!

Отец так и сказал за сегодняшним обедом, что я не посмею срамить наш уважаемый лекарский род и единственное, что могу делать, так это помогать ему лечить насморки и мигрени у уважаемых эрт. Можно подумать, нельзя их вылечить простейшими магическими порошками и настоями, по мне так все эти «уважаемые» приходили к нам только потому, что папа был исключительно импозантным мужчиной и они просто жаждали быть им осмотренными.

Так я ему и заявила.

Тетушка, конечно, на это упала демонстративно в обморок. А моя всегда-идеальная-старшая-сестра чуть ли не расплакалась и принялась обмахивать веером побагровевшего хозяина дома. Да еще и лепетала что-то оправдательное, будто бы я совсем нырнула в Бурю и не понимаю, что говорю.

А потом и осудила меня, что я вообще посмела очернить память нашей матери такими словами.

Чем разозлила меня окончательно.

Теона так часто демонстрировала мне свое превосходство, что убедила в этом не только меня, но и всех окружающих. Да, она обладала прекрасными манерами, совершенно красотой и кротостью, что так ценили высокородные семьи, а также типично женственными талантами. Поэтому я просто мечтала, что это оценит кто-нибудь со стороны, и она, наконец, выйдет замуж и уедет куда подальше, но пока ей, похоже, было остаточно всеобщего обожания. Теону любили все — многочисленные поклонники, подруги, отец, тетя, помощники по хозяйству, папины пациентки. И будто ей это было мало, так она еще не уставала повторять мне, что в отличие от меня помнит маму, и как та любила ее — а я как росла беспризорницей, так и осталась.

Она не только первые места по всем критериям, но даже мамину любовь и память о ней забрала!

Мне всего год был, когда мама неожиданно погибла на разбившемся дирижабле. Конечно, я не помню ничего — осталось лишь несколько портретов, но на одном из них была я, пухлощеким младенцем со светлыми волосами, на которого мама смотрела с любовью.

Что бы Теона не говорила, она любила меня.

А эти…

Спрыгнула на мостовую и тут же перебежала на противоположную сторону.

Народу здесь было поменьше, а до больницы — рукой подать. Так что я решительно пошла в ту сторону.

Надо было придумать, как поступить дальше.

После нашей словесной стычки отец выразился предельно ясно — или я уважаю его решения и выполняю свой «долг» или могу забыть про наследство.

И если он думал, что после этих слов я брошусь ему в ноги и начну умолять простить меня, то я, напротив, разозлилась еще больше и заявила, что забуду не только про наследство, но и про отчий дом, раз он совершенно не уважает то, что я делаю, и кем хочу быть.

Может на таких взаимных угрозах все бы и закончилось, и мы помирились, как это часто бывает, а потом попытались найти компромисс, но вредина Теона усмехнулась и пропела, что «только обещаешь, а сама так и сидишь у папочки на шее».

То, что она занимается тем же самым, её совершенно не смущало.

Но это стало для меня последней каплей.

Вот я и выскочила прочь. Направляясь в единственное место, где мне были бы рады.

Все наши разговоры о практике были уже не то чтобы бесполезны, просто не своевременны. Я уже работала в больнице, говоря родным, что хожу на последние лекции — да и во время учебы нас, студентов-лекарей, не раз приводили посмотреть на необычности и нововведения, которыми славилась недавно открытая огромная лекарня: совместные палаты, особое крыло, где пациентов лечили не просто магически, но с помощью железных машин; многокомнатную лабораторию, где делались немагические лекарства, врачей, которые принимали только определенных больных — их называли «узкими лекарями». Да много чего, о чем мой отец и помыслить не мог! И это место вовсе не было сборищем нищих и убогих, как думал отец, а стало моим вторым домом.

И теперь нужно было понять, как я в этом доме могу не просто работать, но и жить, хотя бы в ближайшие несколько дней, пока не найду что-то соответствующее доходу практиканта.

Я горестно вздохнула.

Такой вот резкий переход во взрослую жизнь стал для меня совершенной неожиданностью. И довольно болезненной, если вспомнить папу, которого я на самом деле очень любила. Но что мне оставалось делать, кроме как доказать, насколько важно то, что чем я занимаюсь сейчас, насколько наш мир поменялся — пусть он и не замечает? И что я уже выросла и мои желания совсем не глупость? И я могу сама отвечать за себя?

Я так задумалась, что выскочила на следующую улицу, даже не посмотрев по сторонам. А что смотреть — район был не богатым, паробусы не ходили да и магмобили здесь были большой редкостью.

И моя задумчивость стала ошибкой.

Потому что едва я вышла из проулка, как раздался звон, меня в бок что-то больно толкнуло, и я полетела на мостовую, ударяясь головой и теряя сознание.

— Разрази тебя Буря, как ты собрался проехать половину Империи, если даже пол города пересечь не можешь?!

— Да она выскочила, как из портала, я едва на тормоз успел нажать!

Надо мной зло шипело двое.

Но я их почти не слышала — все перекрывал мощнейший целительский поток, который в меня вливали, кажется, со всех сторон. Настолько мощный, что меня чуть ли не выгибало и корежило. Магия окутывала голову, пробегалась по венам, вдавливала внутренности, исправляя от мнимых и не мнимых хворей.

Это же не возможно! Такую силу иметь… Или у них артефакт какой, о которых я не в курсе — и они, напуганные последствиями и своей виной, решили испытать его по полной?

Ох, милостивейшее Око, хватит!

— Так и до смерти залечить можно, — простонала и распахнула глаза.

И тут же утонула в чужих, ярко-голубых, глубоких, как пропасть, и сверкающих, как драгоценные камни.

Ничего не выражающих глазах.

Их обладатель вдруг резко отстранился и потом магии иссяк, позволяя мне, наконец, вздохнуть. А надо мной склонился второй, ярко-рыжий и веснушчатый парень с виноватым выражением лица.