Смерть и приговор с отсрочкой - Джонс Даринда - Страница 1

Даринда Джонс

Смерть и приговор с отсрочкой

Благодарности

Если бы мир был идеальным, я бы наверняка вспомнила всех, кого должна поблагодарить за эту книгу, но увы… Простите мне мою забывчивость, пожалуйста.

Первым делом благодарю своего агента, Александру Макинист, и редактора — Дженнифер Эндерлин. Никаких слов не хватит, чтобы выразить всю глубину моей признательности вам обеим. Когда закончатся прилагательные, мне придется пользоваться наречиями, а мы знаем, к чему это приведет. Спасибо, спасибо, спасибо!

Огромное спасибо всем из «St. Martin’s Press» и «Macmillan Audio». Я горжусь тем, что стала частью фантастической семьи.

Спасибо бета-ридеру этого проекта — Хайден Кейси. Твой энтузиазм разжег во мне огонь, и я буду вечно за это благодарна.

Спасибо всем моим коллегам из LERA и сестричкам из «Общества Красных Туфелек», которые не давали мне окончательно сойти с ума. Особенно Тэмми Бауман, чье мастерство критика достигло поистине божественных высот. Особое спасибо моей помощнице Дане, которая держит меня в форме и всегда готова угостить добрым словом и виртуальной чашечкой кофе. Ты просто бомба!

А теперь благодарю Гримлетов!!! Вы самая лучшая «уличная команда» на свете! Особое спасибо Гримлет-Мамочке. Стоит лишь подумать о тебе, как я сразу же улыбаюсь. Вы все удивительные!

Как всегда, спасибо моим родным и друзьям. Сами знаете, кто вы и что вам довелось пережить. За это я вам бесконечно признательна. В частности, благодарю бабушку Пэт за напоминание, что в горах Манцано отродясь не водились светлячки. (А жаль!)

Если ты это читаешь, то последнее и самое большое спасибо тебе — читателю, который не спит по ночам, любителю слова, который тратит свое драгоценное время на поглощение книг страница за страницей. Ты — растительные сливки в моей чашке кофе.

Пролог

В шесть лет, посапывая на заднем сиденье папиной машины, я впервые увидела конец света. Тем утром дедушка проповедовал о любви к ближнему своему, и я уснула, пытаясь понять, каких именно ближних он имел в виду: вообще всех или только ближайших соседей.

Слава богу, Табита Синд, жившая в несколько домах от нас, ближайшей соседкой не была. Вряд ли я могла нести ответственность за то, что ни капельки ее не люблю. Она ведь таскала меня в садике за волосы, и не просто так, а нарочно!

По пути домой после воскресного обеда у меня слипались глаза, хотя я усиленно думала о том, что мне, видимо, все-таки придется найти для Табиты местечко в сердце. Так сказал дедушка. Я пыталась понять, как совершить такой сказочный подвиг. На ходу машина покачивалась, по заднему стеклу танцевали отблески солнечных лучей, и с каждым разом мои глаза оставались закрытыми все дольше и дольше, пока наконец я не погрузилась в глубокую дремоту.

Точнее так мне казалось. Уже спустя несколько секунд ослепительной вспышкой возникло видение, да еще и такое яркое, что разболелась голова. Видения у меня бывали и раньше, но только во сне. И еще никогда они не были такими четкими и отчаянными, чтобы стало трудно дышать.

Они приближаются…

И они убьют всех на своем пути.

Проснулась я под собственные крики. Мама развернулась на пассажирском сиденье и протянула ко мне руки. Папа свернул с дороги, чуть не врезавшись в фуру, и, наклонившись вбок, резко затормозил на обочине. Из-под колес поднялся столб грязи, и мир за стеклами превратился в бурый туман. Расстегнув мой ремень безопасности, мама перетащила меня к себе на колени.

А я никак не могла прийти в себя. Пока грязь оседала на стеклах машины, я кричала и кричала от ужаса, хотя и не могла взять в толк, что происходит. Но одно знала наверняка: мы все умрем. Хватаясь за мамину куртку, я умоляла родителей, самых умных людей из всех, кого знала, остановить тьму. Они обеспокоенно переглянулись. Мама прижала меня к себе и спросила у папы:

— Неужели время пришло? Так скоро?

Папа стиснул зубы, и в ясных серых глазах блеснули слезы.

— Где, звездочка? Где врата?

Дрожа как осиновый лист, я не могла как следует сделать вдох, чтобы заговорить, поэтому показала трясущимся пальцем куда-то за каньон, за черту нашего родного Райли-Свитч, за изгибы и повороты проезда Або. Туда, где до сих пор стоят руины пуэбло — священная земля, откуда на Землю придет конец света.

По земле и грязи папа поехал туда, куда я показывала, но мама умоляла его остановиться. Подождать. Привести помощь.

— Времени нет, — решительно сказал он.

Мама обняла меня еще крепче, и я перестала понимать, кто из нас сильнее дрожит.

Мы объехали покрытый травой холм и увидели то, что папа назвал вратами. Но это не было похоже ни на какие из тех ворот, что я видела раньше. Прямо посреди дневного неба зиял похожий на зигзаг молнии раскол, сквозь который сочилась ночь. Вот только то была не ночь. В густой маслянистой черноте толпились сотни темных духов, которым не терпелось попасть в наш мир. Тогда я этого не знала. Лишь через десять лет я поняла, что собственными глазами видела трещину в ткани реальности — портал между двумя мирами, который ни в коем случае нельзя было открывать.

***

Когда мы остановились, яркие края раскола искрились и потрескивали. Машину качало от воющего, как койот в ночи, ветра. В стекла со скребущими звуками бросались пыль и грязь, а я не могла отвести глаз от раскола в небе и боялась пошевелиться, совершенно не понимая, что происходит. Но где-то в глубине души я уже тогда знала, что тьма принесет с собой смерть.

Нет, не просто смерть.

Полное уничтожение.

Мама с папой тоже замерли. В их глазах я заметила ужас. Сглотнув собственные страхи, папа потянулся за лежавшим на заднем сиденье дневником, который повсюду носил с собой и куда постоянно что-то записывал прописными буквами. Я так писать еще не умела. Когда он открыл дверь, мама рванулась за ним и схватила за рукав голубой рубашки. Папа оглянулся, и в тот самый момент я разглядела всю глубину любви сильного красивого мужчины с рыжими волосами и колючей щетиной к прекрасной женщине, чьи длинные локоны цвета корицы лежали на плечах и щекотали мою мокрую щеку.

Папа взял мое лицо в большие ладони.

— Я люблю тебя больше всего на свете, звездочка. Ты ведь это понимаешь?

Мне хотелось кивнуть, но от страха ничего не вышло.

— Навсегда.

Это простое слово было девизом нашей семьи. Навсегда. Никакие другие слова нам были не нужны. Поцеловав в лоб, папа отпустил меня и прижался к маминым губам. Их поцелуй получился отчаяннее, чем я ожидала.

Оторвавшись от мамы, папа больше не оглядывался назад. С дневником в руках он выскочил из машины и побежал к расколу. Мама подхватила меня на руки и бросилась за ним, но папа уже стоял на холме сразу за руинами. Ветер был такой сильный, что мама споткнулась, и нам пришлось спрятаться за кустами. Папа читал что-то из дневника, как вдруг под натиском ветра упал на колени, но не сдался и продолжал читать, перекрикивая шум. Я едва его слышала и не понимала ни словечка.

— Он справится, звездочка, — сказала мама, прижимая меня к себе. — Вот увидишь, он закроет врата.

А я смотрела лишь на тени, которые дымчатыми змеями мчались мимо нас к холмам.

Мама начала напевать что-то похожее на молитву, но и тут я не поняла ни единого слова. Она закрыла глаза и еще крепче прижала меня к себе. От беспощадного ветра красивые волосы запутывались в ветвях куста. И вдруг все закончилось. Исчез ветер, стих шум. Мама подняла голову и посмотрела туда, где стоял папа. А секунду спустя мы сорвались с места.