Господин канонир (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич - Страница 24

— Правильнее говорить не «машинная палуба», а «мидль-дек», — к собственному удивлению Габерон спустился по трапу ни разу не споткнувшись — ноги сами помнили каждую ступеньку, — Почти вся палуба отведена под машину и обслуживающие ее аппараты. Дьявол, я и забыл, как здесь обычно темно… Гомункул! Освещение на мидль-деке! Рабочий режим!

Пространство вокруг них мгновенно заполнилось светом разгорающихся магических ламп. Свет этот был зеленоватым, отчего порождал странную иллюзию — громады паровых котлов, выстроившиеся вдоль бортов, стали напоминать загадочные подземные клубни, а густая сеть трубопровода, протянувшаяся над их головами — запутанную сложную грибницу.

При виде машины, механического сердца корабля Габерон не смог сдержать восхищенного возгласа. Несмотря на то, что выглядела она не очень внушительно, больше напоминая груду разнообразных валов, зубчатых передач, поршней и маховиков, вдобавок, была щедро закопчена и измазана смазкой, Габерон знал ее истинную силу. И уважал ее.

— Смотри, — он потянул Тренча за рукав плаща, — Вершина формандского кораблестроения. Эта штука использует пар от сгоревшего ведьминского зелья и обеспечивает передачу энергии пара на валы гребных колес. Я знаю, машины, которые работают по назначению, не твой конек, но тебе должно понравиться. Даже не представляешь, в какой ад превращается эта палуба, когда машина работает, особенно на полных оборотах.

— Наверно, здесь довольно шумно.

— Шумно? — Габерон выкатил глаза в притворном испуге, — Одуряющая жара, духота, грохот, а лязг машин стоит такой, что кости дребезжат во всем теле. Прибавь еще котлы. Они, конечно, герметичны, но все же небольшие испарения от колдовского зелья сквозь швы проходят. За вахту можно так ими надышаться, что, чего доброго, еще вообразишь себя камбалой… Кочегары гремят лопатами, механики снуют в замасленных робах, гудят от напряжения трубы, мигает свет, бубнит что-то гомункул… Мы, офицеры, старались сюда не спускаться без серьезной необходимости. Впрочем, вибрация чувствуется и на мостике, а когда этот утюг идет полным ходом, она такая, что зубы начинают скрипеть в челюстях!

Помимо машины, занимавшей всю центральную часть палубы, магические лампы высветили и те детали, которые Габерон предпочел бы не замечать. Едва лишь разгорелся свет, он увидел изломанные контуры человеческих фигур, лежащие между котлами и ректификационными колоннами. Их было меньше, чем на палубе, на многих вместо форменных синих кителей видны были простые белые рубахи, а вместо фуражек обмотанные вокруг голов платки — распространенная среди кочегаров и техников форма одежды. Когда швыряешь в обжигающие зевы топок зелье и вокруг, кажется, плавится даже воздух, тут не до соблюдения Устава…

— Я думал, здесь просторнее, — неуверенно произнес Тренч, разглядывая мидль-дек.

Он выглядел так, будто собирался сказать нечто совсем другое, но в последнюю секунду прикусил язык.

Габерон пожал плечами.

— Чем мощнее машина, тем больше площади ей надо. Ты даже не представляешь, какой ад тут царит, когда канонерка прет на полных оборотах!

Некоторое время они шли в темноте, нарушаемой только гулким стуком их шагов по металлической палубе и едва слышным ворчанием в окружающих их со всех сторон механических потрохах.

— У первых серий «Барракуды» было весьма неудачное размещение котлов. Кочегары жаловались на тесноту, да и ноги можно было запросто переломать. Зато начиная с третьей котельную довели до ума. Теперь, как видишь, котлы тянутся двумя шеренгамивдоль бортов, по десять штук на каждом. И магистрали теперь две. Они идут к движителям обоих колес. Изящное решение. Во-первых, таким образом получилось освободить дополнительное пространство на мидель-деке, а это уже многого стоит, во-вторых, паровая система получила дополнительную живучесть. Даже если шальной снаряд перебьет магистральный паропровод одного из бортов, другое колесо сохранит возможность работать.

Тренч слушал внимательно, но это не было чем-то примечательным — он всегда внимательно слушал, будь это хоть Дядюшка Крунч с его бесконечными рассказами о днях былой пиратской славы, хоть Корди с ее беззаботной болтовней.

— Здесь много труб, — только и сказал он, — куда больше, чем на «Вобле».

— И это самая уязвимая часть корабля, — с серьезным видом сказал Габерон, — Именно поэтому их прячут в самую сердцевину. Бронированный корпус переживет прямое попадание, да и литой котел разбить не так уж просто, но стоит шальному осколку перебить внутренние патрубки и магистрали… Это то же самое, что перебить артерии в человеческом теле. Стоит нарушить подачу пара, как грозный небесный хищник превращается в огромный стальной гроб.

— А это что?

Тренч показывал пальцем на прямоугольный провал в полу, похожий на шахту бездонного колодца. На самом деле бездонным он вовсе не был, футов двенадцать от силы, обманчивое впечатление складывалось только из-за того, что в шахте царила полная темнота.

— Лаз на нижнюю палубу. Спускаться не рекомендую. После нижней палубы даже мидль-дек тебе покажется цветущим садом. Это что-то среднее между чуланом и подполом, туда обыкновенно скидывают всякий хлам — ненужные проржавевшие трубы, ветошь, некачественное ведьминское зелье…

Закончить он не успел. По мидль-деку пронесся громкий треск, вслед за которым раздался голос корабельного гомункула, такой же невыразительный и блеклый, каким они его слышали в штурманской «Воблы».

— На связи… капитанский мостик. Внимание.

— Прием! Это Алая Шельма. Вы меня слышите? — после безэмоционального бубнежа гомункула голос капитанессы казался необычно звучным.

Тренч от неожиданности едва не споткнулся об одну из труб — кажется, бедняга еще не привык к магическому способу связи.

— Так точно, капитанесса, сэр! — Габерон козырнул столь шутовским образом, что бортинженер сдавленно хмыкнул. Благодарение Розе, гомункул такого уровня не считал нужным передавать изображение, да и не мог, — Осматриваем мидль-дек согласно вашему приказу!

— Доложить обстановку, — отрывисто приказала она.

— Ну… — Габерон обвел взглядом палубу, — В целом ничего неожиданного. Вся обслуга здесь, насколько я могу судить. Все мертвы. Раненых нет, да и не могло их быть в такой-то мясорубке. Кто-то нашинковал их прямо как тунца для салата. В остальном…

— К черту мертвецов. Машины в порядке?

Габерон придирчиво оглядел пузатые котлы, топки, цилиндры движителей и колесные приводы.

— Никаких видимых повреждений.

— Это хорошо, — деловитость Алой Шельмы показалась Габерону странной, — Корабельный гомункул докладывает о полной исправности котельной, но мне надо было убедиться… Значит, мы могли бы привести машину в дествие?

— Пожалуй, что могли бы, — Габерон почесал в затылке, разглядывая сложное переплетение труб, — Если бы по какой-то причине решились на подобную глупость. Только к чему? Хочешь поднять эту железную рыбешку повыше?

Алая Шельма молчала несколько секунд.

— Возможно, — наконец сказала она и больше ничего не добавила.

— Если тебя беспокоит излучение Марева, то вспомни, что нам с Тренчем еще хуже, мы-то на добрых тридцать футов ниже тебя…

— Я ничего пока не чувствую, — сказал Тренч напряженно, точно только сейчас вспомнил про Марево, — Только как будто запах странный… Это мне кажется? И кожа немного… зудит, что ли. Словно от космолина[10] или китовьего жира…

— Все в порядке, — заверил его Габерон, — Так всегда в верхних слоях. И пройдет еще по меньшей мере полтора часа, прежде чем ты по-настоящему почувствуешь его прикосновение. Только надеюсь, что к тому моменту мы вернемся на «Воблу».

— Мы вернемся на корабль, когда я это прикажу! — видимо, исполнительный корабельный гомункул счел необходимым передать на мостик все услышанное на мидль-деке.

— Так точно, капитанесса, сэр! — Габерон поморщился, окрик капитанессы заставил его испытать болезненный укол в висок. А может, это было воздействием Марева. Первым, лишь обозначившимся, отголоском того кошмара, в который она погружает своих гостей, — Что прикажете делать теперь?