Зависимость (СИ) - Титаренко Валентина - Страница 9

Подруга театрально закатывает глаза и поднимается со своего места, не замечая взгляда Ын Ха. Девушка откидывает волосы назад и берёт с соседнего стула сумку, загадочно подмигивая.

— Сегодня же Белый день, — пояснила Со Хён. — Ты меня вообще не слушала, да? — недовольно поджала губы, видя, что подруга раскаивается. — У нас с Джином сегодня свидание, — мечтательно прикрывает глаза. — Не скучай, — уходит, поправляя спадающую с плеча сумочку.

Ын Ха молчит. Пусть не уходит. Пусть не оставляет одну. Слова застряли в горле комом невыплаканных слёз и невысказанных чувств. Дрожь по телу.

Он смотрит.

Запястья начинают ныть, напоминая о боли и ненависти, и девушка прячет их за рукавами длинной рубашки. Но они продолжают жечь, будто его руки сжимают их в попытке сломать. Сразу в нескольких местах. Ын Ха замерла. И даже не дышит, борясь с собой.

Он встаёт.

Девушка сглатывает собравшуюся слюну и закашливается от невозможности проглотить. Ком в горле. Стоит. Не двигается. Сжимает сильнее, заставляя почти задыхаться. Почти умереть.

Рядом.

Он останавливается рядом. Прямо перед ней. Не смеётся. Отчего это он взволнован? Показалось. Ухмыляется. Касается плеча девушки, слишком сильно надавливая на него. Больно. Синяки на теле начинают жечь, почти прожигая одежду и оставляя за собой рубцы, те, что не заживут.

Никогда.

— С праздником, — тихо шепчет, наклоняясь.

Бездушная тварь. Скотина.

Молчит. Ын Ха молчит. Ему это не нравится. Пусть отвечает. Пусть говорит с ним. Пусть спрашивает, за что. Пусть ненавидит его, называя самыми гадкими словами. Потому что он гребанный ублюдок и не скрывает это. Пусть она ругается. Пусть бьёт его. Пусть не молчит. Пусть никогда не узнает, почему именно она.

Никогда.

— Избавься от этого запаха, — продолжает медленно убивать. Слово за словом. — Ваниль тебе не подходит. От тебя должно пахнуть мной, поняла? — будто объяснял правила по корейскому, уточняя, понял ли ученик.

Девушка не отвечает, зля его ещё больше и пробуждая не лучшие его качества. Будто всего, что было, ей оказалось мало.

— Я тебя спрашиваю, поняла? — поднимая её подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза.

Бесстыжие. Черные, словно бездна.

Ын Ха кивает. Поняла. Пусть отпустит. Она всё поняла. Ладони вспотели от его близости.

— Хорошая девочка, — ласково шепчет Чимин, двигаясь по направлению к двери.

Не оборачивается. Не смотрит на неё. Не видит, как она до крови закусывает губу, чтобы не зареветь на глазах у всего университета.

У него на глазах.

Пусть он не видит крах её надежд.

========== Параллели ==========

Комментарий к Параллели

Спасибо за Ваши оценки и отзывы. С ними работать хочется сверхурочно)

Приятного чтения и хорошего окончания выходных!

Чимин уходит, вальяжно складывая руки в карманы. Его спина скрывается за дверью столовой, и только тогда Ын Ха может выдохнуть. Оказывается, она всё это время задерживала дыхание.

Чтобы не дышать.

С ним.

Одним.

Воздухом.

Дверь захлопывается, сотрясая сознание и возвращая в память моменты, которые должны были угаснуть. Хотелось, чтобы они больше не всплывали в голове. Чтобы больше не тревожили, сбивая сердечный ритм и вызывая аритмию, тахикардию. Боли внизу живота. И тяжесть. Где-то в душе. Там, куда никто никогда не подберется близко, чтобы узнать об этом. Чтобы избавить от тяжелого бремени, которое тянет вниз, склоняя на колени перед судьбой и заставляя подчиниться неизвестности.

Вот оно.

Момент признания.

Поражение.

Легкий наклон головы, и волосы падают на глаза девушке. Звонок тревожит тишину в помещении, но она не двигается. Вокруг шумно. Толпа рвется к выходу, чтобы успеть. На лекцию. На последний автобус. На свидание.

Успеть.

Ын Ха сидит, совершенно не обращая внимания на суматоху в столовой, которая за минуту опустела наполовину, выплёвывая молодых и слишком амбициозных студентов наружу. Туда, где жизнь их встретит с распростертыми объятиями, показывая и радость. И боль. По щекам девушки начинают медленно спускаться слезинки, собираясь у подбородка соленой лужицей.

Соль лечит раны.

Пусть излечит и ту, что не видно.

***

— Я сделаю тебе больно, — ласково шепчет Чимин, опаляя кожу на шее своим дыханием и заставляя бесполезно забиться в его руках.

Слишком сильный.

Чтобы победить его.

Слишком слабая.

Чтобы дать отпор.

— Не надо, — скулит девушка, вжимаясь в стену позади.

По её щекам текут слёзы. Словно маленькие реки на карте мира. Такие же ничего незначащие. Маленькая влажная дорожка докатилась до его большого пальца на её щеке. Он вздрогнул, как от удара, и даже на секунду отпрянул. Его глаза потемнели, хотя и до этого были почти чёрными.

Испугался?

Чимин размазал ладонью слезу по коже, чувствуя, как девушка затихла. Даже не чувствовалось, как она дышит. Как сердце бьётся. А билось ли?

Не билось.

Пропустило несколько ударов.

Он вновь прильнул, прижимаясь теснее и забирая в плен своего тела. Такого горячего, что почти оставляет ожоги, которые вряд ли скоро заживут. Да и заживут ли вообще?

— Я всё равно сделаю больно, — касаясь щеки, произнёс Чимин, собирая своими пухлыми губами слезы на нежном лице напротив. — Очень больно, — улыбаясь своим же словам.

Ублюдок.

Его мягкие губы исследовали лицо, собирая слезинку за слезинкой и впитывая всю боль, что сам же и причинял. Почему он это делает? Он будто извиняется за свои поступки, нежно зализывая раны, что оставил сам же на чужой душе.

Дойдя до уголков соленых губ, парень остановился, заглядывая в большие глаза, полные такой хрупкой надежды, что хочется скорее разбить её на миллионы маленьких осколков и самый большой забрать себе. Чтобы пазл никогда не сошелся. Чтобы она никогда не узнала правду.

Потому что нет ничего хуже правды.

Парень это знал. Всю жизнь он искал эту самую горькую правду, чтобы испробовать её на вкус, смакуя каждое мгновение и закашливаясь от послевкусия. Послевкусие было гораздо противнее, чем он себе мог представить.

Чимин коснулся губами чужих. Неподатливых и холодных. Позволил себе посягнуть на святыню и пуститься на поиски души, шаря языком по всех углах внутреннего мира, в который он никогда не должен был вторгаться. Никогда не должен был переходить черту, за которой только пропасть. Он готов рискнуть. Нырнуть в этот омут без остатка. Насрать, что неправильно. Пофиг, что нечестно. Готов погрузиться в глубину чьей-то жизни настолько, что почти забыть, что так и не научился плавать.

И утонуть.

В собственном дерьме. В дерьме своей собственной жизни.

В боли, что причинил сам же.

Руки Чимина сгребали в охапку чужое тело, сминая кожу, приподнимая одежду. Уверяя самого себя, что это был лучший вариант. Касается нежно шеи и шепчет, почти давясь собственными словами. Он не думал, что это будет так сложно.

Сломать чью-то жизнь оказалось труднее, чем он предполагал.

— Ты ничего не сможешь сделать…

***

Опоздала.

Когда все так спешили успеть, Ын Ха уже опоздала.

Защищать уже было нечего.

Девушка поднялась со стула, забирая свои вещи и по длинному коридору следуя к парадной двери, которая нехотя выпустила её наружу. Не до конца прогретый воздух обнимал слишком крепко, практически задавливая проблески надежды в душе и позволяя ненависти селиться там, где вздумается. Холодный весенний ветер забирался под одежду своими невидимыми руками, нежно обдувая синяки и обветривая раны в попытке залечить то, что сделано человеческими руками.

Ын Ха сделала несколько шагов и остановилась, почти маниакально впуская свежесть в свои легкие, что уже горели от недостатка кислорода.Жизнь стала такой сложной. Жить стало так сложно. И больно. От того, что каждый вдох ломает ребра и обжигает лёгкие. Нежелание дышать становится сильнее, чем должно быть.

Всё проходит.