Зависимость (СИ) - Титаренко Валентина - Страница 49

Просто людям нужно доверять.

Она не уверена, что способна на это, но постарается. Не ради других, не ради Чонгука, а ради себя, потому что уже начинает гнить изнутри заживо, полосуя каждый день себя новыми страхами. Чимин определённо не виновен в этом, виноваты звёзды, что улыбаются, зная, как непросто жить. Чёрт возьми, Ын Ха боится, что только выглядит уверенно, но всё равно делает шаг к двери, и потом ещё десять или больше за пределами квартиры брата.

А здесь даже воздух заталкивается в лёгкие словно порциями, словно рывками, заставляя закашляться от того, насколько страшно может быть, насколько страшной может быть неизвестность.

— Уверена, что ты… — запинается Чонгук, присаживаясь за руль своей машины и в упор глядя на сестру, — что тебе не станет хуже?

— Не волнуйся, оппа, я ведь у тебя сильная, правда? — отвечает она, озорно улыбаясь ему. Но Чонгук видит, как на дне её зрачков плещется дикий ужас и его клинит очень, выбивая все мысли из головы в одночасье.

— Я этого и боюсь, — шепчет, едва дыша и словно боясь спугнуть собственные мысли. — Малышка, не нужно быть сильной ради меня, — он просит, замечая, что её глаза наполняются слезами. — Будь настоящей, — и добавляет, заводя мотор. — Ради себя.

Он смотрит на дорогу, ведёт аккуратно, насколько это только возможно в его эмоциональном состоянии сейчас. Он думает о том, что зря пытался всё это время выпихнуть сестру из дома, ссылаясь на то, что «с людьми нужно общаться», и полностью игнорируя, что «люди мразями чаще бывают, чем он дышит». Люди чаще эгоисты, волей случая ставшие на ступень выше общества и его перманентно изменяющихся приоритетов. Чонгук же знает, что людей другие люди заботят только в крайних случаях: когда рождаются или когда под дулом пистолета завещание подписывают, оставаясь в живых ровно на столько, на сколько позволят.

Поправка: если позволят.

Чонгук же эту схему истребления масс изнутри знает, она же по нему уже не раз грозилась пройтись, но всё как-то стороной обходила. Чонгук же знает, что сейчас не может обеспечить сестре безопасность, потому что тоже не всесилен и не может быть постоянно рядом. И по базе каждого, кто к ней подойдёт, пробивать тоже не может. И всю жизнь за ней по пятам ходить не будет, она же первая не захочет.

— Когда ты успел стать таким занудой? — внезапно заставляет его расслабиться голос сестры. Он даже не замечал, что так сильно стискивал руль в руках, что даже костяшки побелели.

— Ын Ха, будь на виду, — шипит он сквозь раздражение, отчего-то в душе новой бурей поднимающееся. Это чертовски плохая идея, брать её с собой.

— Не переживай, — мягко отвечает она ему, скользя взглядом по расходившимся желвакам на лице брата.

— Там будут мои коллеги и друзья, если тебе будет неуютно… — начинает он, тормозя на светофоре и действительно расслабляясь, а то даже неглубокая морщинка залегла на лбу.

— Да-да, Чонгук, я обязательно устрою истерику и испорчу тебе праздник, — улыбается Ын Ха и довольно мило закатывает глаза.

— Можешь и просто сказать мне, — фыркает в ответ брат, начиная движение, перестраиваясь на другую полосу и внимательно следя за дорогой.

— И испортить тебе веселье, — добавляет она тихо, но он слышит и снова начинает злиться.

— И перестать трепать мне нервы, — раздражённо выплёвывает он, подъезжая к клубу, название которого она видит впервые. — Ын Ха, это не шутка.

— А разве я смеюсь? — удивлённо вскидывает брови она и растягивает губы в улыбке при виде такого серьёзного брата.

— Почувствуешь себя нехорошо… — снова начинает наставлять Чонгук, заезжая на парковку перед клубом.

— Да-да, истерика, я помню, — смеётся Ын Ха, поправляя причёску и одежду. И вскоре ловит на себе осуждающий взгляд брата.

— Ах ты ж, мелкая! — выпаливает сгоряча, потом делает несколько глубоких вдохов и продолжает: — Так, с незнакомыми людьми не разговаривать, с мужчинами вообще не пересекаться, алкоголь не употреблять, — перечисляет чуть ли не на пальцах. — Вообще ничего не употреблять.

— А сок можно? — невинно интересуется, от чего Чонгуку хочется биться головой об стену. Он знает, что она не хочет его злить, что ей, наверное, просто надоело всё это. Ему тоже. Правда.

— Прекрати паясничать, — бросает он резко, отстёгивая ремень безопасности.

— Это тупые правила, — выдыхает она устало.

— Придумай поумнее, и мы обсудим это, — предлагает Чонгук, разводя руками в стороны.

— Развлекаться? — предлагает она неуверенно. — Я хочу отвлечься, оппа, — её серьёзный тон немного успокаивает брата, вынуждая мысленно согласиться. — Мне иногда кажется, что я задыхаюсь. Потому что не могу отпустить то, что внутри копится. А там столько всего…

— Ын Ха, пожалуйста, — просит Чонгук, зарываясь в свои волосы руками.

— Нет, Чонгук, ты не понимаешь, — продолжает она уже увереннее. — Ты не должен защищать меня. Если я сама не могу этого сделать, то никто не сможет, — она грустно опускает взгляд вниз и начинает рассматривать свои руки. — Сменим тему?

***

У Чимина выходной.

У Чимина нет пар. У Чимина столько мыслей в голове, что чёрт ногу сломит, а ничего не изменится. У Чимина хреново чувство собственного достоинства в жопе играет после довольно громко звучащего в голове «Просто жить». Просто жить у Чимина не выходит уже давно и довольно стабильно. И сейчас тоже не выходит. Юнги говорил что-то типа: «Развейся, друг, жизнь продолжается». И Чимин слушается, залпом осушая стопку крепкого и жестом показывая бармену «ещё». Ещё, ещё, ещё, пока жжение внутри не превратится в наслаждение, пока желчь по венам не потечёт, пока мир не станет таким светлым и комфортным, что под него и подложиться не грех.

Чимин пробует следующую стопку, проливая немного на барную стойку и улыбаясь своей же неуклюжести. И тепло так приятно разливается по телу и окутывает словно пледом, Чимину хочется этого тепла всё больше и больше. Ему хочется заполнить чем-то чёртову дыру внутри размером с Юпитер, хочется, чтобы согрели и приласкали. Хочется, чтобы не спрашивали и не отвечали. Чтобы просто согрели. Заполнили до краёв и больше ни капли не отняли того, что называлось когда-то душой. Разворованный внутренний мир, истерзанный клапан у сердца, которое уже и радо бы не биться, но нет, продолжает. Чимин хохочет нервно, сотрясаясь от спазмов в горле.

— Помочь? — сладкое и почти тягуче долгожданное за спиной.

— Помоги, — хрипло и до упоения отчаянно отвечает он.

***

Ын Ха и правда чувствует себя неуютно в компании друзей Чонгука, потому что знает там… окей, никого. Даже Юна, его девушку, знает только со слов брата. Поэтому пялится бесцельно в толпу, пьёт довольно горький апельсиновый сок и просто зависает, когда видит Юнги и какую-то девушку, идущих, кажется, прямо к ним. И не знает: обрадоваться или нет.

— Прости, мы немного опоздали, — сразу выпаливает Юнги, оборачиваясь на свою девушку и добавляя: — потому что кое-то слишком долго собирался.

— А кое-кто водит, как черепаха, но я же молчу, — не остаётся в долгу его спутница, немного краснея то ли от злости, то ли от смущения.

— Значит, домой пойдёшь пешком, — отрезает тот в ответ на её колкий выпад в сторону его навыков водителя.

— Мне показалось, что вы вчера помирились, — задумчиво протягивает Юна, искренне недоумевая внезапным разногласиям друзей.

— Да, — соглашается подруга Юнги, неопределённо косясь на него, — пока девушка в кафе не предложила ему переспать по старой дружбе.

— Да я видел её впервые! –выпаливает он раздраженно.

— Как ты мне говорил там? — словно вспоминая, произносит она. — Ах, да! Всех не упомнишь, — цитирует, делая шаг в сторону столика, за которым сидели ребята. — Наверное, забыл, — понимающе.

— Я, конечно, извиняюсь, — прокашливаясь, начинает Чонгук, — но может хватит уже?

— Да, Чон, прости, — она выдавливает из себя виновато и опускает смущённо взгляд.

Они долго извиняются, поздравляют Чонгука с повышением, которое он, безусловно, заслужил. И присаживаются за стол. Юнги упирается взглядом в фигуру девушки, сейчас чувствующую себя некомфортно.