Гарри Диксон. Дорога Богов
(Повести) - Рэй Жан - Страница 12

— Что?.. Почему?.. Статисты?.. — едва сумел выговорить мистер Спенсер.

— Да, статисты. К примеру, французские солдаты, красивые и крепкие ребята в голубых шинелях и красных панталонах, как в довоенные времена, — с невинным видом пояснил Гарри Диксон. — Я подумал, что эти роли сыграют полицейские Мэривуда, которым будет разрешено заработать на этом несколько дополнительных шиллингов…

— И когда это будет, сэр? И если это разрешение будет получено от коммунального совета…

— Все к лучшему в этом лучшем из миров, господин мэр. Эти полицейские, солдаты на один вечер, будут стрелять по ходу пьесы холостыми патронами. Но, в виде исключения, не попросите ли вы их вооружиться служебными револьверами, заряженными настоящими пулями?

— Я ничего не понимаю в ваших фантазиях, которыми вы излишне часто увлекаетесь, и не согласен удовлетворять вашу просьбу.

Тон сыщика изменился и стал резким и непреклонным.

— Если не отдадите этот приказ сию минуту, господин мэр, велев им заодно и соблюдать полнейшее молчание, я воспользуюсь единственным телефоном в Мэривуде, чтобы связаться с министром внутренних дел и обратиться к нему, в силу моих прав, чтобы немедленно отрешить вас от должности мэра. Вам ясно? Сожалею, что не могу вам уделить времени на разговоры… Том, проводите господина!

Когда удрученный Спенсер ушел, сыщик взял шляпу и пальто.

— Свидание здесь в пять часов, Том, — сказал он. — Я буду отсутствовать большую часть дня… Передайте привет миссис Норвелл или миссис Джеймсон… До свидания!

— Я не дам и пары пенсов за шкуру или свободу Сладкоголосого Вампира, — пробормотал Том Уиллс, глядя вслед учителю. — Гарри Диксон взял верный след и теперь его не потеряет.

Молодой человек сиял от радости, что триумф близок, и чудесно провел день. Он позавтракал у Норвеллов, угощался чаем у миссис Джеймсон, но явился на встречу с Диксоном в назначенный час, несмотря на вздохи миссис Джеймсон и напольные часы в гостиной, стрелки которых хитрая хозяйка отвела назад.

Гарри Диксон вернулся в гостиницу и, запершись в номере, распаковал объемистые свертки.

— Как, учитель, вы собираетесь готовить сами? — воскликнул Том Уиллс, увидев, что учитель выложил на стол свежезарезанных кроликов, достал большую кастрюлю и небольшую спиртовую горелку.

Сыщик таинственно махнул рукой и подмигнул Тому.

— Колдовское рагу, Том, достойное быть поданным на настоящем шабаше. Поваром будете вы. Слушайте рецепт, мой юный друг!

Диксон долго беседовал со своим учеником, а когда он закончил говорить, Том Уиллс еще некоторое время не мог подняться со стула, свесив руки. Глаза его округлились от несказанного удивления.

Конечно, муниципальный театр Мэривуда не шел ни в какое сравнение с любой известной сценой. Пожелтевшие обои местами отходили и висели лохмотьями, бархат кресел протерся и блестел от долгого использования. Газовая люстра светила тусклым, зеленоватым светом. Верхняя галерея для рядовых жителей городка наполняла зал резким запахом пищи и пота.

Перед поблекшим занавесом суетился худой дирижер, которому худо-бедно подчинялись двойной квартет визгливых скрипок и совершенно расстроенное пианино.

Развлечений в Мэривуде было мало. Поэтому театр посещался и после сезона отпусков, в самый разгар зимы. Редко можно было увидеть пустым даже откидное сиденье.

В ложах сверкали лорнеты, направленные на каждого впервые появившегося зрителя. Зал наполнялся зрителем и шумел, как растревоженный курятник.

Когда Гарри Диксон занял место в первом ряду рядом с оркестром, все бинокли тут же устремились на него, и долгое время в театре главным зрелищем был знаменитый сыщик, жертва своей славы. Наконец в полумраке заныли скрипки, из пианино грянули ядовитые аккорды, а дирижер замахал руками, как ветряная мельница. Зажигательный военный марш увлек зрителей в нежную Францию, которую потрепала жестокая война семидесятых годов.

На сцене кучка фермерш защищала свою добродетель, обороняясь от тевтонских завоевателей.

Куплеты заканчивались звучным всплеском эмоций, когда Дженни Преттифильд, хозяйка чудесной «Клубничной фермы» сообщала обер-лейтенанту фон Шминеку, что отдаст свое сердце и руку только французскому солдату.

Подошел конец второго акта. Занавес опустился и поднимался еще три раза после патетического финала. Фермерше только что сообщили, что завтра на заре ее расстреляют перед воротами ее любимой фермы, и она с щемящей горечью прощалась с родиной и своей чудесной клубникой.

Третий и последний акт: публика не скрывала своего нетерпения!

В последний раз Дженни Преттифильд отвергла притязания немецкого офицера. Но вдали, на равнине, уже слышались ружейные выстрелы французских разведчиков. Враг был изгнан, французские пехотинцы бросились в наступление с штыками наперевес.

Фон Шминек поднял зловещую саблю.

Но фермерша не хочет умирать с завязанными глазами и просит исполнить ее последнее желание — она хочет спеть прощальную песню…

Публика задыхалась от волнения, единственный из зрителей, кто не переживал, был Гарри Диксон… Хотя его руки конвульсивно сжимались, он поджимал губы, глаза лихорадочно блестели.

Расстрельная команда вскинула ружья… и Дженни запела:

И вдруг!..

Публика вскочила в неописуемом ужасе.

Пела уже не Дженни Преттифильд… Из-за кулис доносилась другая песня, звучал удивительный, сказочный голос.

— Сладкоголосый Вампир!

Паника охватила зал. Но тут громкий голос перекрыл оркестр, накрыл перепуганную толпу: это был голос Гарри Диксона.

— Никому не покидать своих мест. Время преступлений закончилось! Вампир больше не может причинить вам зла!

Он спрыгнул в оркестровую яму, перескочил через светящуюся рампу, бросился на сцену, где его тут же окружили французские солдаты с револьверами в руках.

А где героическая Дженни Преттифильд? Она исчезла, ружья немецких солдат целят в пустоту.

Но сыщику все равно. Он отдает короткий приказ:

— В подвал и бегом!

Сыщик и статисты отталкивают актеров, опрокидывают декорации, протыкают штыками ткани.

Вдруг из подвалов театра доносится жуткий вопль, и почти тут же взмывает голос неведомого чудовища, в нем слышен невиданный триумф победы.

— Ужас! — вскрикивает Гарри Диксон. — Он убил!..

Он сломя голову несется вниз по лестнице. Перед ним вырастает человек. Полицейские-статисты вопят от ужаса и вскидывают револьверы.

У человека руки по локоть в крови. Это Том Уиллс.

— Не стрелять! — кричит Гарри Диксон. — И не пугайтесь, это кровь кролика!

Лестница кончилась, и они бегут по коридору, освещенному жалким язычком газового пламени. Еще одна лестница, ведущая в крохотное помещение, где горит дымящая керосиновая лампа.

— Осторожно! — кричит сыщик. — Если ОН сделает хоть движение, стреляйте все разом и цельтесь в голову. Он опасен.

Но ОН не движется.

ОН!.. Громадный мужчина с безумным взглядом, с всклокоченными волосами и растрепанной бородой. Он безуспешно пытается освободиться, но не в силах это сделать — он прикован к стене.

У его ног лежит Дженни Преттифильд. Она мертва, ее голова раздроблена, кровь пропитала светлые волосы.

— Вот, наконец, и Сладкоголосый Вампир, господа, — объявляет Гарри Диксон. — У этого демона архангельский голос.

Вдруг раздается душераздирающий крик. С лестницы скатывается рыдающий человек, он вопит и тянет к сыщику умоляющие руки.

— Во имя Господа, Диксон, не убивайте его! Это мой сын!

Все узнали Роберта Транча.

Господин Роберт Транч

— Бедняга! — прошептал сыщик. — Вы понесли ужасное наказание…

Он подвинул графин с бренди журналисту, безвольно сидящему в кресле, но Транч отрицательно покачал головой.