Господин поручик - Башибузук Александр - Страница 35

На меня тут же бурей налетели близняшки и в буквальном смысле втащили в квартиру. Уж кто-кто, а они точно мне были рады!

– Дамы… – избавившись от плаща и шляпы, я нагнал на себя официоза. – Прошу вас разрешить мне вручить вам подарки.

– Разрешаем, – девицы синхронно кивнули и присели в книксене. На их счастливых мордашках просто бушевал радостный интерес, а я почувствовал себя по настоящему счастливым. Зараза… все-таки не было у меня в прошлой жизни детей. Иначе, я бы не воспринимал так обыкновенную детскую радость подаркам. Надо бы им платьишек прикупить, что ли. Эти уж совсем старомодные, да и штопанные перештопанные…

– Это вам.

Аглая и Ефросинья покосились на старшую сестру. Та нахмурилась, но сразу же улыбнулась и кивнула.

Зашуршала оберточная бумага. Девочки с широко раскрытыми глазами замерли, смотря на куклы, а потом неожиданно разревелись и бросились меня обнимать.

– Ну что вы, дамы, что вы… – я растерялся и не вполне соображая, что делать, посмотрел на Улю.

– Перед самой своей смертью, наша бабушка, Александра Алексеевна, – пояснила Ульяна, – подарила им почти точно такие. При эмиграции, мы бросили почти все, но куклы взяли с собой. Как память. А здесь были вынуждены их продать, потому что поначалу приходилось очень туго. А выкупить назад уже не смогли.

Меня поразило с каким спокойствием она все это рассказывала. Абсолютно не смущаясь, без капельки стыда. Да уж, очень многого я не знаю об аристократах. Думал, что они нужды стесняются, а тут…

– Глаша, Фрося! – видимо решив, что трагическое отступление слегка затянулось, строго произнесла Ульяна. – Живо приведите себя в порядок!

– Да, Уленька, – все еще всхлипывая и прижимая к себе подарки, как величайшие в мире драгоценности, сестрички убежали в комнату.

– А это вам… – воспользовавшись моментом, протянул я книгу цветочнице.

– Вы очень любезны, Александр, благодарю вас, – Ульяна мельком глянула на обложку и едва уловимой иронией улыбнулась. – Идемте уже за стол.

И пошел, куда деваться, когда такая девушка приглашает.

Угощение было очень скромным, но эти блины, ватрушки и кулебяка показались мне вкусней любых деликатесов.

Дальше мы пили сидр и шампанское, ели торт, потом танцевали и играли в фанты, словом, веселились вовсю. Знаете, с самого момента попадания, все вокруг казалось мне чужим, не родным, а здесь, впервые за все время, я почувствовал себя дома.

Очень хотелось остаться наедине с Ульяной, но никак не получалось; близняшки осаждали меня по всем правилам воинской науки. Но, наконец, такой момент выдался: когда я отпросился покурить в прихожую, туда неожиданно пришла Уля.

– Вы курите? – сказать ничего более умного мне не пришло в голову.

Ульяна отрицательно качнула головой.

– Нет, с отвращением отношусь к зависимости отчего-либо. Но можете курить. Кстати, помнится, вы общались рассказать о себе? Думаю, сейчас самое подходящее время.

– Даже не знаю, что сказать…

– Начните с самого начала, – спокойно посоветовала Ульяна.

– К сожалению, очень мало помню о себе… – выдавил я из себя.

– Это как? – цветочница удивленно приподняла брови.

– Последствия контузии.

Ульяна скептически улыбнулась.

– Я не лгу. Помню, что воевал в составе Русского экспедиционного корпуса, потом в Русском легионе Чести. В звании поручика…

– И награждены высшей наградой Франции, за проявленное геройство, – дополнила за меня Ульяна.

– А вы откуда знаете? – слегка опешил я.

– Глаша и Фрося копались в подшивке старой прессы и нашли вот это, – Уля достала их кармана передника аккуратно сложенную газету, – это вы?

Я взял ее в руки, развернул и уставился на пожелтевшую фотографию бравого поручика в лихо заломленной фуражке на перебинтованной голове и знаком отличия Почетного легиона на гимнастерке русского образца. Текст гласил, что высшую награду Франции вручили начальнику пулемётной команды Русского легиона Чести, поручику Аксакову, за исключительный героизм, проявленный в боях при Суассоне. А ниже сухой заметки, шел восторженный рассказ, как оный поручик со своими подчиненными в пешем порядке с пулеметами наперевес, атаковал прорвавшихся немцев.

Голову неожиданно прострелила острая боль, в глазах поплыло марево, почти сразу сменившееся черно-белой картинкой. Свозь облака дыма шли оборванные и грязные солдаты в русской форме, больше похожие на приведения, чем на живых людей. Мерно чеканя шаг по обожженной земле, они на ходу вели огонь короткими очередями из пулеметов Шоша…

– Александр… – встревоженный голос Ульяны, вырвал меня из видения. – Вам плохо…

– Нет, все нормально, – пересиливая себя, я улыбнулся ей.

– Воспоминания? – с пониманием поинтересовалась Уля и слегка дрогнув голосом, добавила. – Вот и у меня… порой… такое случается…

– У вас? – мне не удалось скрыть изумление. Она была на войне?

– Да, у меня, – кивнула девушка. – Но вы не закончили рассказ о себе.

– Хорошо, – я на мгновение запнулся, подыскивая слова, – не так давно, я проснулся и обнаружил, что ничего не помню о себе. Вообще ничего, кроме имени, фамилии, звания и еще нескольких мелочей.

– Не так уж мало, – мягко заметила Ульяна. – Но продолжайте, продолжайте.

– Как скажете. Воспоминания потихоньку возвращаются, но мелкими, незначительными крупицами, не позволяющими пока составить цельную картинку.

– А ваше, «задание»? – пристально посмотрев на меня, напомнила Уля.

– Все-то вы помните, – в этот раз улыбка у меня получилась более искренней. – Придется рассказать. Неожиданно обнаружилось, что у меня какие-то счеты с местными бандитами. Увы, не помню, по какому поводу. Признаюсь, вот как-то не хочется, чтобы меня убили, поэтому и приходится разбираться с ними. Когда защищаться, когда самому нападать. Пожалуй, это все, что я могу пока сказать. Теперь ваша очередь.

К моему удивлению, обошлось без возражений со стороны Ульяны.

– Наш дедушка, Александр Федорович Козен, – начала рассказ девушка, – был генералом от инфантерии, а бабушка, Александра Алексеевна Козен, урожденная княжна Куракина, служила статс-дамой последней русской императрицы. Дедушка умер раньше, а бабушка в шестнадцатом году. Мы с Глашей и Фросей остались одни… – отчего-то Уля не стала упоминать своих мать и отца. – А что обо мне… Смольный институт, потом армия. Вместе с подружкой, тоже Аглаей, записались в женский батальон. Правда, на фронте я была недолго, пришлось возвратится домой, чтобы присматривать за сестрами. Ну а потом… когда начался этот ужас в России, мы едва успели уехать во Францию…

Неожиданно раздался сильный и настойчивый стук в дверь.

«Что за хрень?! – я едва не заорал от злости. – Мне что, в гости сходить нельзя? Только захожу в эту квартиру, как сразу же кому-то тоже сюда надо. Кто это может быть? Полиция? Вряд ли. Они бы уже дверь вышибли. Или этот ветеран исторических битв? Вот сейчас выйду и как навешаю люлей, чтобы неповадно было…»

– В диван? – в прихожей появились Аглая и Фрося.

Ульяна прыснула смехом, прижимая ладошку к губам и отрицательно покачала головой:

– Не надо. Идите пока в комнату. Кажется, я знаю кто это.

Едва я вышел в гостиную, как за дверью послышался громкий мужской голос:

– Ульяна Владимировна, принимайте гостей…

На мой молчаливый вопрос, Ефросинья прошептала:

– Это Альберт. Тоже русский, мы одним пароходом сюда плыли. Официантом в каком-то ресторане работает. Возомнил себя Улькиным ухажером. Мы его не звали.

Я тут же догадался, что это тот самый персонаж, который пытался объясняться с Ульяной возле церкви.

– Ул-ленька!.. – продолжил надрываться гость. Чувствовалось что он немало принял на грудь перед визитом. – А мы с гостинцами пожаловали. Желаем-с, так сказать, поздравить…

– Он противный, – тут же наябедничала Глаша.

– И одеколон у него мерзкий, – добавила Фрося. – Приставучий, страсть. Уля его постоянно гонит, а он не гонится… Замуж ее зовет.