Праздничный коридор (СИ) - Ильянкова Валентина Михайловна - Страница 82

Оксана утратила свою былую жизнерадостность, похудела, побледнела, возле рта залегла тяжелая складка. Когда Зося уселась рядом с Оксаной за столиком в небольшом малолюдном кафе, Оксана достала носовой платочек, вытерла мокрые от слез глаза:

— Прости меня, Зося! Не знаю, чего больше я ожидаю от нашей встречи — сочувствия, помощи или просто мне нужна всепонимающая и прощающая жилетка, в которую можно уткнуть разбитое в кровь лицо.

— Оксана, ты, в первую очередь, успокойся. Главное, что ты жива и здорова, а с остальным давай будем разбираться. Я сегодня оставила своего малыша в надежных руках, на целый день. Мы с тобой можем не спеша все обсудить и, возможно, принять какое-то решение.

— Ладно, — Оксана отпила глоток кофе и отставила чашку, — моя жизнь летит быстрыми темпами под откос. Про моего Павлика ты знаешь многое — он драчун, наркоман и маленький бродяга. Его до такой степени затянуло это болото, что он в последнее время старательно избегает со мной любое общение. Он стал прятаться от меня у своих друзей, а иногда перебирался жить на чердак или в подвал. Одновременно, я заметила, что у них намечается какая-то дружба с Савой. Первое, что я испытала от своих наблюдений — это счастье. Наконец-то, думала я, Сава заметил мальчика и протянул нам руку помощи. Но я ошибалась. Именно, Сава учил мальчика ненависти ко мне. Он поучал Павлика, что меня совсем необязательно называть мамой, я чужой ему человек, а у него где-то есть настоящая, любящая его мама, которая вероятно уже ищет его, чтобы забрать к себе домой. Павлик стал меня называть Ксюшей, а когда хотел мне за что-нибудь отомстить или унизить, то придуманная им для меня кличка «швабра» была одним из лучших обращений ко мне. Тогда же, в характере мальчика, я с ужасом обнаружила дикую жестокость. В тот день у меня на работе разболелась голова, Иван отпустил меня пораньше домой, чтобы я смогла принять аспирин и отлежаться в постели. Я открыла дверь своим ключом, разделась и прошла в комнату. Сава и Павлик были чем-то заняты на балконе, меня не заметили. Я уже хотела их окликнуть, когда заметила, что руки Павлика в крови. У нас на балконе голуби слепили гнездо, вскоре там запищали голые птенцы. Так вот, Павлик в руках держал птенца. Как я потом сообразила, он пальцами разорвал его грудь, затем достал трепещущее, живое сердце. Второй птенец лежал рядом, уже разорванный и недвижимый. Я была потрясена — под вполне благополучной, я бы даже сказала, невинной внешностью моего сына скрывается такая крайняя жестокость.

— А что же твой муж? — спросила Зося

— Сава стоял возле Павлика и поощрительно улыбался. Мне даже показалось, что Саве жестокость мальчика доставляет физическое наслаждение. Сава всегда увлекался охотой, и в первые дни нашей совместной жизни, иногда, с восторгом мне рассказывал, как он разделывал раненого, но живого зайца, или как пульсирует сердце в разрезанной грудине косули. Он даже пил свежую кровь застреленных животных и ел сырую печень. Со временем, он, по моей просьбе, перестал посвящать меня в эти пикантные подробности своей охоты, потому что наши взгляды на мирное сосуществование человека с представителями фауны и флоры кардинально различались. От увиденного в тот день, я потеряла сознание, и рухнула возле входной двери на балкон. Очнулась от шока — меня обильно, из ведра поливали ледяной водой. Снова исполнителем был Павлик, а Савелий, довольно ухмыляясь, стоял рядом. Я заболела, целую неделю провалялась в постели, а когда мой лечащий врач начал догадываться, что у меня, возможно, был нервный срыв, попросила закрыть больничный лист. Я не хотела посвящать в свои семейные проблемы посторонних людей.

— А для себя ты сделала какой-то вывод?

— Безусловно. После этого случая, стала активно подыскивать для лечения Павлика подходящую клинику. Но, ты сама понимаешь, что для этого требовались большие деньги. Представляешь — я собрала необходимую сумму! Возможно, ты заметила, что с момента появления у меня Павлика, я начала экономить на всем. Отказывала себе в покупке самых необходимых вещей, продуктов, а о косметике вообще забыла. Открыла счет в Сбербанке, каждый месяц, в день зарплаты, его пополняла. Я уже тогда понимала, что Павлик нуждается в длительном лечении. После случая с птенцами, я решила, что откладывать лечение Павлика больше невозможно. Недостающую часть денег мне прислала моя тетя из Крыма. Я их тоже временно положила на свой счет в сберкассе. Ходили различные слухи о возможных непопулярных мерах правительства в отношении вкладов населения, но я в них не верила. А еще была уверенность в том, что я все успею сделать вовремя, иначе быть не может, ведь от этих денег напрямую зависело здоровье моего Павлика. Но не успела — мои деньги заморожены на счете в сберкассе. Ты представляешь мое отчаяние? — Оксана снова судорожно всхлипнула и приложила платок к глазам.

— Оксанка, может, мы продолжим разговор в другом месте? Я знаю такое место, там, кстати, и пузырек настойки валерианы найдется.

— Да, давай уедем отсюда. Не могу переносить чужие любопытные взгляды — я физически ощущаю их липучий холод.

Зося привезла Оксану в квартиру, где раньше жила вместе с Розой Самуиловной и Михаилом Исааковичем. Возле входной двери стала искать ключи в своей сумочке и неожиданно наткнулась на связку ключей от московского особняка. «Как они здесь оказались, — удивилась Зося, — я прекрасно помню, что оставила их на полочке в прихожей. Возможно, это Александр Михайлович возвратил ключи в мою сумочку? У меня уже накопилось много вопросов, самый правдивый ответ на них я смогу получить только от Анцева. Не звонит? Что ж, я сама поеду в Москву за ответами».

— Проходи, Оксана. Располагайся, осматривайся. А я сварю кофе. Может, ты что-нибудь выпьешь? — Зося заглянула в маленький кухонный бар, — коньяк, водка, вино?

— Да, я выпью. Лучше коньяк и кофе.

Зося сварила крепкий кофе, налила в рюмку коньяк. Чашечки и рюмку поставила на поднос и пошла в гостиную. Оксана сидела, сгорбившись в кресле, сжатые в кулачки руки лежали на подлокотниках.

— Оксана, ты у меня дома, тебя здесь никто не обидит, ты можешь расслабиться.

— Ты здесь живешь?

— Нет, давно переехала жить к отцу. Квартира сейчас пустая. Если ты хочешь, то живи пока здесь. Отдохнешь и успокоишься.

Оксана одним глотком выпила коньяк и взяла в руку чашечку:

— Я могу продолжить свою горькую повесть? Я не смогла обеспечить Павлику квалифицированную медицинскую помощь — у меня не было денег. Савелий в последний год неплохо зарабатывал, но просить у него деньги на лечение чужого ребенка — бессмысленно и, как он бы сказал, безнравственно. Я знала, что каждый новый день может закончиться бедой. Павлик становился все более агрессивным и неуправляемым. Лучшим вариантом в этой ситуации был специнтернат для душевнобольных детей. Павлик не был придурком и мог окончательно деградировать в обществе умственно отсталых детей, но у меня не было другого выхода. Мы вместе со школой оформили документы, но отвезти Павлика в интернат самостоятельно я не смогла, пришлось за помощью обратиться в инспекцию по делам несовершеннолетних. Милиционеры его поймали в очередном подвале и доставили в специнтернат. Сейчас я его навещаю, но на первые каникулы домой взять побоялась — у нас с Савелием каждый день скандалы, все это нельзя выворачивать перед Павликом.

Оксана налила себе коньяк и снова выпила одним глотком.

— Оксанка, — попробовала остановить ее Зося, — может не стоит заливать проблемы алкоголем? От этого их не станет меньше.

— Не обращай на меня внимания, а главное не останавливай. Я хочу хоть на несколько часов все забыть и отдохнуть от своих мыслей. Ты, наверное, полагаешь, что мне проблемы создает только Павлик?

— Давай на несколько минут прервемся. Мне нужно позвонить домой и узнать, как там ребенок.

К телефону подошла Людмила:

— Милочка, как там Санечка? Ты его уже уложила спать?

— А ты во мне сомневаешься? У нас с Санечкой все в порядке.