Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Праздничный коридор (СИ) - Ильянкова Валентина Михайловна - Страница 18


18
Изменить размер шрифта:

Высвеченное луной лицо Василины поразило Зосю своей безмятежностью и красотой. Василина тихо спала и во сне улыбалась. Зося осторожно прикрыла дверь и возвратилась в свою комнату — пусть мама спит, она так хотела выспаться! Нужно постараться и утром ее не разбудить.

Но Зосино сердечко болезненно ныло и билось, как маленькая птичка, попавшая в силок. Из глаз, почему-то, ручейком потекли слезы, начали стекать по щекам и капать на ночную рубашку. Вскоре ворот рубашки стал влажным и неприятно холодным. Зося встала, переоделась, постояла возле окна:

«Что это со мной? Лежу и рыдаю от жалости к себе. Мама болеет — так она вчера сказала, что скоро поправится. Я уеду, а она ляжет на лечение в больницу, и все будет хорошо. Это, наверное, меня луна разбудила — я на ночь забыла шторы задернуть. Мама никогда не забывала этого сделать, когда раньше меня сама спать укладывала. Она говорила, что луна может быть очень коварной, особенно, когда наступает полнолуние, и способна серьезно навредить энергетике организма»

Зося задернула шторы, улеглась в кровать, завернулась в теплый плед, но сон так и не пришел. Руки и ноги были холодными, а все тело бил мелкий противный озноб. Она встала, оделась, снова подошла к двери в мамину комнату, прислушалась — там все было тихо и спокойно.

Значит, мама крепко спит, и ночью боли ее не беспокоили.

«Радуйся, — приказала себе Зося, — мама начала выздоравливать! Нужно приготовить ей на завтрак бульончик. Проснется — кушать захочет. Татьяна Ивановна пока разберется с моими продуктовыми запасами, а тут все готово».

Зося отправилась в кухню — до приезда машины она должна успеть. Бульон был готов и завернут в махровое полотенце, когда в дверь позвонили. Зося открыла дверь, и водителю, который за ней стоял, знаком приказала не шуметь.

— Мама спит, — прошептала она, — вы возьмите мои вещи, я зайду к соседке, отдам ключи от квартиры и спущусь.

Зося вышла на лестничную площадку и позвонила в соседнюю дверь:

— Татьяна Ивановна! За мной уже приехала машина, вот Вам ключи от нашей квартиры. Мама еще спит, она просила ее не будить, поэтому я к ней не зашла, мы вчера попрощались, а через два месяца я приеду домой на первые каникулы. Татьяна Ивановна, я на завтрак маме приготовила бульон, если Вы ее через часик разбудите, то он еще будет теплый. Ну, а дальше готовьте Вы — холодильник забит продуктами, о ее диете я Вам рассказала, рецепты оставила на кухне. Вы не забывайте, пожалуйста, что строгая диета — это обязательное условие.

— Не беспокойся, Зоя. Помню я все твои наказы и буду строго их соблюдать. Давай, учись. И приезжай на каникулы. Мы тут с твоей мамой тебя ждать будем.

— Мне как-то тревожно — боюсь за маму, и уезжать нет никакого желания. Может, мне все-таки остаться?

— Что ты, Зоя? Маму нужно слушаться — сказала ехать в Горевск, значит исполняй. А здесь мы справимся.

— Спасибо Вам, Татьяна Ивановна. Передайте маме, что я ее обнимаю и целую. Ну, я пошла, а-то водитель заждался.

Зося села в машину, и всю дорогу, до Горевска, молчала.

Водитель в зеркале обзора видел ее сдвинутые брови и маленький кулачек возле щеки: «Горюет как старушка, — подумал он, — наверное, Василине Дмитриевне плохо. Жалко девочку, пропадет без Василины. Кому она нужна, когда даже родная мать от нее отказалась»

Без всяких проблем Зося получила место в комнате, где уже жили две девочки. Водитель принес Зосину сумку и уехал в Ивановск. Зося не стала разбирать свои вещи, а постелила постель, улеглась и отвернулась к стене. Девчонки пытались ее разговорить, но безрезультатно — узнали только, что зовут ее Зося, и приехала она из Ивановска. До начала занятий оставалось еще два дня — наговоримся, решили девочки и убежали в кинотеатр, шел клевый фильм. Когда они возвратились в общежитие, Зося, все так же, лежала на кровати, лицом к стене.

А в Ивановске Татьяна Ивановна долго топталась в прихожей перед дверью Василины, и все не решалась постучать или просто открыть дверь. Потом пугающая тишина в комнате насторожила ее, и она постучала в дверь. Не дождавшись ответа, Татьяна Ивановна открыла дверь и вошла в спальню Василины. Старая женщина взглянула на спящую Василину и поняла, что это вечный сон, Василина уже несколько часов, как мертва. Татьяна Ивановна задернула штору на окне, салфеткой прикрыла зеркало на туалетном столике, там же и записку нашла: «Татьяна Ивановна, позвоните на тел. … и спросите Ивана Сергеевича. Скажите ему, что меня больше нет, и отдайте мое письмо. Нашли? Я его не прятала — лежит на тумбочке, возле моей кровати. Зосеньку ни в коем случае не возвращать из Горевска! Спасибо за все. Василина»

Татьяна Ивановна набрала указанный номер:

— Здравствуйте, Иван Сергеевич! Звоню Вам по поручению Василины Дмитриевны.

— А где она сама? Если рядом с Вами, передайте ей трубку.

— Да, она рядом со мной, но к телефону уже никогда не подойдет — она ночью умерла. Вам вот письмо оставила.

В трубке повисло молчание, слышно было только потрескивание и шум эфира.

— Алло, Иван Сергеевич, Вы слышите меня? Что мне делать? Вызывать милицию, скорую помощь? Что делать?

В голосе Татьяны Ивановны звучало отчаяние.

— Ничего не надо делать. Мы сделаем все сами. Вы побудьте пока с Линой. Я выезжаю к вам.

Каким-то другим голосом наконец-то отозвалась трубка.

Через полчаса Иван Сергеевич уже сидел возле кровати, на которой лежала Василина, и читал письмо:

«Видишь, Ваня, как быстро я тебе ответила. Я знаю, ты простишь меня и поймешь, что у меня не было выбора. Разве могла я допустить, чтобы любимые мной люди — ты и Зося, — мучились от боли за меня. Я богом наказана за земные грехи, сама и буду отвечать. За Зосю очень боюсь и беспокоюсь, но тебя о помощи ей не прошу — она гордая, помощь со стороны не примет. На похороны ее не привози, через дней десять отвези ей прилагаемую записку и расскажи обо мне. Заодно прихвати для нее мою швейную машину — она у Татьяны Ивановны. Прощай. Целую. Твоя Василина.

P.S. Если бог пошлет мне еще одну жизнь, то где бы ты ни был, я найду тебя и больше никому не отдам»

Вызванная Иваном Сергеевичем врач, констатировала смерть от передозировки анальгетика, но в справке указала смерть от болезни — Иван Сергеевич не мог допустить, чтобы в Ивановске судачили о том, что Василина совершила суицид.

Гроб с телом Василины отвезли до похорон в актовый зал райисполкома. Ночь перед похоронами Иван Сергеевич провел один, возлесвоей обожаемой женщины. Василина уходила от него в другую жизнь молодой, красивой и беспечной. Как на той фотографии из их счастливой молодости. Он хранил эту фотографию в своем бумажнике долгие годы — на ней Василина с венком на голове из полевых васильков среди колосьев ржи. Он сам тогда ее сфотографировал в житном поле. И васильки сам рвал, а, заодно, шутливо корил молодого агронома за то, что поле недостаточно добросовестно пропололи от сорняков. Василина, розовая в лучах солнца, смеялась по поводу и без повода, только палец покажи, а из сорняков венок сплела и одела ему на голову, чтобы не строил тут из себя строгого начальника. Там, где поле примыкало к опушке леса, и случилась их первая близость. Какими неумелыми, но счастливыми они тогда были — все впервые — у нее мужчина, а у него женщина. Жизнь только начиналась и, казалось, не будет ей конца! Он видел свою дальнейшую жизнь только с Василиной — вместе и навсегда!

«Ты моя, ты моя», — кричал он лесу и полю.

«Ты мой, ты мой», — эхом вторила ему Василина».

И вот, надо же, гордыня и людская зависть развели их в разные стороны — ее к чужому мужчине, его к нелюбимой жене. Ах, Лина, Лина!

Утром гроб с телом Василины уже утопал в цветах — были тут и васильки, и любимые ее полевые ромашки, — со всего района собирались посланники колхозов и совхозов проводить ее в последний путь.

Иван Сергеевич тяжело поднялся и пошел к выходу из зала — ему нужны силы, чтобы прожить этот самый тяжелый день своей жизни и не свалиться с ног от горя и тоски.