Золотой огонь Югры
(Повесть) - Бутин Эрнст Венедиктович - Страница 8

— Можно ваши книги посмотреть? — спросила Люся. — У вас тут такие редкие, старинные издания.

— Смотрите, сделайте милость, смотрите, коли хочется. — Старик заулыбался, приблизился почти танцующей походкой к девушке. — Книги и впрямь редкие да старинные, это вы правду сказали. Я их, почитай, из огня вытащил, когда в семнадцатом годе губернаторов особняк громили. Оченно жалко мне стало эти редкости, потому как уважаю ученость, — любовно провел пальцем по потертым кожаным корешкам: — Сызмальства уважаю, с той поры, как служил мальчиком в книжной лавке госпожи Гроссе. Тогда-то и к сурьезному чтению пристрастился… — Он, склонив голову, полюбовался на свои сокровища и горестно вздохнул. — Одну вот не уберег. «Историческое обозрение Сибири» господина Словцова. Лиходей Арчев забрал. Про род евонный вогульский тама написано.

— Деда, примай! — Егорка вынырнул по грудь из подпола, шмякнул о доски прямоугольным свертком в холстинке.

— Эк ты, паршивец, неуважительно! — возмутился Никифор. Подскочил к внуку, подхватил сверток. Выкрикнул бесшабашно: — Теперь, Егорий, мечи весь провиант.

Вернулся, семеня, к Фролову, положил сверток на стол, припечатал его ладонью.

— Вота! Вся наша с товарищем Лабутиным документация. Сдаю вам, товарищи советские начальники. Проверяйте, а ежели надобность возникнет, спрашивайте. — Поджал губы, вскинул воинственно бородку. — Готов ответить за все статьи дохода-расхода. Тута все до последнего золотника, до малой полушки расписано, включая и грабеж господ есеров.

Фролов подтянул к себе сверток, размотал холстинку. Коротко и требовательно взглянул на Латышева. Но тот уже спешил к столу. Одернул гимнастерку, пригладил волосы, сел, уставился в бумаги. Подошла и Люся, заложив палец меж страниц книги. Присела рядом с Фроловым, тоже к бумагам склонилась.

— Это по рыбе, это по мясу, — дед Никифор бережно, щепоткой, подхватывал за уголки листы. — Это поступление товара для обмена… А это самая главная — по пушнине.

Люся развернула к себе бумагу, с любопытством пробежала по ней взглядом. И ошеломленно подняла на старика глаза.

— Неужто бандиты все меха забрали?

— Дак, милые мои, кто ж знал… — Никифор растерялся. — Мы пушнинку упаковали, ждем-пождем: пора-де и забирать… А тута Арчев и заявись. Он ведь с красным флагом, с документом прибыл. Мы с товарищем Лабутиным рты-то и раззявили. — Дед сокрушенно крякнул, почесал затылок.

— Вот что значит — утрата классового чутья! — Латышев сжал кулаки, пристукнул по столу. — Человека потеряли, тыщи рублей золотом проворонили!

— Кто ж знал, что эдак получится, — повторил старик потухшим голосом. — Не виноваты мы. Ни я, ни товарищ Лабутин.

— Никто вас не винит, Никифор Савельич, — Фролов выпрямился, тяжело вздохнул. — И ты успокойся! — Поглядел сбоку на Латышева, прижал ладонью его кулак к столу.

— Деда, примай! — вновь закричал торжествующе Егорушка.

Из подпола выметнулась связка копченой рыбы, отсвечивающей золотисто-коричневыми боками, показался покрытый мучной пылью ополовиненный мешок. Старик Никифор облегченно выпустил воздух через сложенные трубочкой губы. Подбежал к люку, выдернул мешок. Потом принял от внука какие-то кадушечки, туесы, корчаги, вяленую оленью ногу, завернутую в тряпку.

Бойцы сдержанно заулыбались, зашевелились.

— Угошшайтесь, товарищи. — Никифор, просительно поглядывая на гостей, волоком подтащил к столу пестерь с кедровыми орехами. — Лузгайте, пока мы с Егорушкой спроворим чего-нибудь горячего. Я кой-какой припас исхитрился от есеров утаить.

— Нет-нет, спасибо, Никифор Савельевич, — твердо заявил Фролов. И даже привстал, ладонь перед собой выставил. — Оставьте продукты для себя! Нам ничего не нужно.

— Дык как же так? — Старик огорченно и обиженно заморгал. — Я ведь от чистого сердца. От радости.

— Нет и нет! — повторил Фролов. — Лучше помогите нам разобраться и с этим, — постучал пальцем по бумагам, — и с эсерами. Сможете?

— Как не смогу? — Старик подошел к столу, опустился уверенно на табурет. — Ведь всю эту отчетность я писал. Доверял мне товарищ Лабутин. Потому как я и при бывшем хозяине, господине Астахове, и при колчаках, и при вашей, Советской, то исть нашей власти здеся обретался. Так что местную жизнь и всю округу, как отче наш, знаю… — Поднял умоляющие глаза на Фролова. — Дозвольте, товарищ главный командир, своим-то хоть орешки пошшелкать. Страсть какие вкусные. Дармовые, не покупные, тайга подарила.

— Ну ладно, — Фролов впервые за встречу улыбнулся. — Орешки можно.

— Вот благодарствую! — Дед резко развернулся к чоновцам. — Лакомьтесь, мужики, порадуйте старика. — Затем бодро выкрикнул — А ну, Егорий, дуй единым махом на улицу, давай сигнал орде — свои пришли!

Егорушка заулыбался до ушей, сорвался с места.

— Дык чем интересуетесь, товарищ начальник? — деловито спросил Никифор Савельевич.

— Прежде всего меня интересует банда. — Фролов сдвинул бумаги отчетности. — О хозяйственных делах вы поговорите с временным представителем Советской власти в Сатарово, который здесь и комендант, и ревком в одном лице, — кивнул на Латышева.

Старик, услыхав, что этот розовощекий мальчик с белыми бровками его начальник, приоткрыл в изумлении рот.

Люся опустила голову, прикусила губу, чтобы не рассмеяться— очень уж ошарашенным выглядел Никифор Савельевич.

— Значит, так. — Фролов деловито перебросил на колени полевую сумку, достал из нее карту, разостлал на столе. — Начнем с того, сколько их было.

— Есеров-то? — Старик опять, воровато, исподтишка, взглянул на Латышева. Зажмурился, точно отгоняя видение, и, открыв глаза, весело, ясно посмотрел на Фролова — Докладаю: тридцать душ вместе с самим Арчевым, две больших лодки-дощаника, три лошади, три пулемета «максим». Все!

— С нашими данными совпадает… — Фролов побарабанил пальцами по карте, покивал задумчиво. — И куда же они, по-вашему, двинулись? Сюда? — провел ногтем вправо от речной развилки. — К Сургуту? Чтобы уйти на восток?

— Не, не, вверх по Оби оне не пойдут! Лошади обезножели и тащить дощаники супротив течения навряд ли смогут. Я думаю, оне в Березово подались. Идтить намного легче вниз по воде. Можно под парусом, можно на гребях. И лошади отдохнут… Окромя того, похвалялись, что в тамошнем уезде их ждут единомышленники. Баяли, быдто все еще власть тама ихняя. Врут, поди?

— Врут! — уверенно заявил Латышев, не отрываясь от бумаг.

— А не могли они в притоки свернуть? — спросила Люся.

— В притоки? — удивился старик. — Нашто? Чтоб в капкан залезть? Оттель-то как выбираться? Опять же надо назад вертаться, а тута вы и поджидаете… — Он, склонив голову, насмешливо посмотрел на девушку. — Не стратег ты, милая… Хотя, погодь, погодь. Арчев меня все про Ефрема Сатарова выпытывал: где, дескать, его юрта? А стойбище-то Ефрема-ики здеся вот, — поползал пальцем по карте, уверенно ткнул в синюю извилистую жилочку реки.

— Назым, — прочитал Фролов. — Совсем рядом.

— А Ефрем-ики, это кто? — поинтересовалась девушка.

— О-о, — Никифор восторженно закатил глаза. — Это наипервейший человек у тамошних остяков. Старшой. Потому как из шибко знатного рода. Ране-то, в давние времена, пращуры его тутошним местом владели, оттого и прозывается Сатарово…

— Ну, сюда они не полезут, — решительно заявил Латышев и показал на верховья Назыма. — Даже если вздумали на север по суше пробираться. Без проводника — самоубийство. Дебри, топи.

— Проводник-то у них имеется. Хороший проводник. — Никифор неодобрительно хмыкнул, скривился. — Кирюшка Серафимов, аспид. Ране-то он у купца Астахова разъездным приказчиком служил. Поганый человечишко — пройдоха, жулик, страмник, не приведи господь. Но Югру знает, как хозяйский чулан. Всю тайгу облазил, с каждого ордынца по семь шкур спустил…

— Что это вы все время «ордынцы» да «ордынцы»?! — возмутилась Люся и синие, обычно ласковые глаза ее стали темными от гнева. — Неужели вы местных жителей нисколько не уважаете?