Аня из Инглсайда - Монтгомери Люси Мод - Страница 6

Мама и папа опять только улыбнулись, к чему тетя Мэри Мерайя отнеслась весьма неодобрительно. На детскую дерзость и раздражительность никогда не следует смотреть сквозь пальцы.

— Скушай-ка лучше что-нибудь сладенькое, — сказала Сюзан, раздираемая с одной стороны сочувствием к Джиму, а с другой — убеждением, что доктор и миссис докторша совершенно правы, не позволяя ему идти с шайкой деревенских мальчишек к старому капитану Биллу Тейлору, этому пьянице, имеющему самую дурную репутацию. — Вот твой имбирный пряник со взбитыми сливками, Джем, дорогой.

Имбирный пряник со взбитыми сливками был любимым лакомством Джема. Но в этот вечер пряник не обладал волшебной силой, способной успокоить мятежную душу.

— Не хочу! — сказал он, надувшись, а затем встал и вышел из-за стола. У двери он обернулся, чтобы бросить им последний вызов. — Все равно не лягу спать раньше девяти. А как вырасту, так не буду ложиться спать никогда — нив жисть ! Буду гулять всю ночь… каждую ночь… и растатуируюсь весь — с ног до головы. И буду таким плохим — хуже некуда. Вот увидите!

— «Никогда в жизни» звучит гораздо лучше, чем «ни в жисть», дорогой, — заметила мама.

Неужели ничем их не пронять?

— Я полагаю, никого не интересует мое мнение, Ануся, но если бы я так разговаривала в детстве с моими родителями, мне всыпали бы по первое число, — сказала тетя Мэри Мерайя. — Очень жаль, что березовой розгой так пренебрегают теперь в некоторых домах.

— Маленький Джем не виноват, — резко отозвалась Сюзан, видя, что доктор и миссис докторша намерены промолчать. Но если Мэри Мерайе Блайт и такое должно сойти безнаказанно, то она, Сюзан, желала бы знать причину. — Это все Берти Шекспир Дрю подстрекал его — расписывал, до чего будет интересно посмотреть, как сделают татуировку Джо Дрю. Берти Шекспир вертелся тут все время после обеда и стянул из кухни лучшую алюминиевую кастрюлю. Сказал, что они играют в солдат и ему нужен шлем. Потом они делали лодочки из кровельной дранки и промокли насквозь, пуская их в ручье. А потом они целый час прыгали по саду, производя самые невероятные звуки, — изображали лягушек. Лягушек! Неудивительно, что маленький Джем утомлен и сам не свой. Это наиблаговоспитаннейший ребенок, какой только жил когда-либо на свете, когда он не доведен до полного изнеможения, — в этом можете не сомневаться!

К досаде Сюзан, тетя Мэри Мерайя ничего не ответила. Она никогда не говорила с Сюзан Бейкер за едой, тем самым выражая свое возмущение по тому поводу, что Сюзан вообще позволяют садиться за стол с семьей.

Аня и Сюзан подробно обсудили этот вопрос еще до приезда тети Мэри Мерайи. Сюзан, которая «знала свое место», никогда не садилась за стол вместе со всеми, когда в Инглсайде были гости.

— Но тетя Мэри Мерайя не гостья, — сказала Аня. — Она член семьи — так же, как и вы, Сюзан.

В конце концов Сюзан уступила — не без тайного удовлетворения; ей хотелось, чтобы Мэри Мерайя Блайт видела, что она, Сюзан, не просто прислуга. Сюзан никогда прежде не встречала тетю Мэри Мерайю, но племянница Сюзан, дочь ее сестры Матильды, одно время работала в Шарлоттауне у мисс Блайт и рассказывала Сюзан все о своей хозяйке.

— Я не собираюсь притворяться, Сюзан, будто очень рада предстоящему визиту тети Мэри Мерайи, особенно сейчас, — сказала Аня со всей откровенностью. — Но она написала Гилберту — спросила, можно ли ей приехать на несколько недель. А вы знаете, как доктор относится к таким вещам…

— Он имеет на это полное право, — твердо заявила Сюзан. — Что же еще делать человеку, как не стоять горой за родню? Но что касается «нескольких недель»… Знаете, миссис докторша, дорогая, я, конечно, не хотела бы видеть все в мрачном свете… но золовка моей сестры Матильды тоже приехала к ней на несколько недель, а прожила двадцать лет.

— Я думаю, нам нет нужды опасаться чего-либо в этом роде, Сюзан, — улыбнулась Аня. — У тети Мэри Мерайи есть отличный собственный дом в Шарлоттауне. Но он кажется ей теперь слишком большим, и ей в нем очень одиноко. Ее мать умерла два года назад — ей было восемьдесят пять, и тетя Мэри Мерайя заботливо ухаживала за ней, а теперь очень тяжело переносит утрату. Давайте постараемся сделать ее пребывание здесь как можно приятнее для нее, Сюзан.

— Я сделаю все, что от меня зависит, миссис докторша, дорогая. Разумеется, нам придется добавить доску к столу, но, в конечном счете, всегда лучше удлинять стол, чем укорачивать его.

— Мы не должны ставить цветы на стол, Сюзан, поскольку, как я поняла, они могут вызвать у нее приступ астмы. А от перца она чихает и у нее слезятся глаза, так что нам лучше от него отказаться. Кроме того, она подвержена частым головным болям, поэтому мы должны постараться не шуметь.

— Господи помилуй! Я никогда не замечала, чтобы вы с доктором особенно шумели. А если мне захочется взвыть, так я могу пойти в кленовую рощу. Но если нашим бедным детям придется держаться тише воды ниже травы все время из-за головных болей Мэри Мерайи Блайт… то извините меня, но я считаю, что это уж слишком, миссис докторша, дорогая.

— Это всего на несколько недель, Сюзан.

— Будем надеяться, что так. Ну да что там, миссис докторша, дорогая, на этом свете нам приходится мириться с ложкой дегтя в каждой бочке меда, — таково было последнее слово Сюзан.

И тетя Мэри Мерайя приехала — строго спросив по приезде, давно ли они чистили дымоходы. Она, судя по всему, смертельно боялась пожаров.

— И я всегда говорила, что трубы в этом доме недостаточно высокие. Надеюсь, моя постель была хорошо проветрена, Ануся. Нет ничего хуже сырого постельного белья.

Она завладела комнатой для гостей… а затем исподволь и всеми остальными комнатами в доме, кроме комнаты Сюзан. Ее приезд ни у кого не вызвал бурных восторгов. Джем, едва взглянув на нее, пробрался на кухню и шепотом спросил: «Сюзан, а можно нам смеяться, пока она здесь?» Уолтера постигла бесславная участь: его пришлось срочно выпроводить из комнаты, так как при виде новой тети его глаза наполнились слезами. Нэн и Ди не ждали, когда их выпроводят, но убежали по собственной воле. Даже Заморыш, как уверяла Сюзан, ушел на задний двор, где его стошнило. И только Ширли не сдал своих позиций, бесстрашно глядя на гостью круглыми карими глазами из безопасного укрытия, обеспеченного ему коленями и объятиями Сюзан. Тетя Мэри Мерайя решила, что инглсайдские дети очень плохо воспитаны. Но чего же еще ожидать, если у них мать, которая «пишет для газет», отец, который думает, что они совершенства, только потому, что они его дети, и служанка, которая не знает, как вести себя соответственно своему положению? Но она, Мэри Мерайя Блайт, сделает все, что в ее силах, для внуков бедного кузена Джона, пока она находится в этом доме.

— Твоя молитва перед едой слишком короткая, Гилберт, — заметила она с неодобрением в голосе, в первый раз сев за стол в Инглсайде. — Хочешь, я буду читать молитву вместо тебя, пока я здесь? Твоей семье будет подан значительно лучший пример.

К превеликому ужасу Сюзан, Гилберт согласился, и вечером молитву произнесла тетя Мэри Мерайя.

— Скорее целая церковная служба, чем молитва, — фыркнула Сюзан, когда после ужина занялась в кухне мытьем посуды. Сюзан втайне была вполне согласна с той характеристикой, которую ее племянница дала Мэри Мерайе Блайт. «У нее, тетя Сюзан, такой вид, будто она всегда чувствует зловоние. Не просто неприятный запах, а именно зловоние». Глэдис, по мнению Сюзан, неплохо умела подметить главное и выразить свою мысль словами. Впрочем, любой, кто был менее предубежден, чем Сюзан, с готовностью признал бы, что мисс Мэри Мерайя Блайт выглядела совсем неплохо для своих пятидесяти пяти лет. У нее были, как она выражалась, «аристократические черты» в обрамлении глянцевитых, завитых и уложенных седых локонов, которые, казалось, бросали вызов маленькому твердому узлу седых волос на затылке Сюзан. Одевалась она со вкусом, носила длинные серьги из черного янтаря и модный кружевной воротничок, закрывающий ее худую шею.