Аня из Инглсайда - Монтгомери Люси Мод - Страница 55

— Похороны неизвестно кого, вместо Стэнтона Лейна, возможно, кого-то разочаровали, — сказала Эмма Поллок, — но это, во всяком случае, было лучше, чем если бы похороны вообще не состоялись. Помните, как перепутали Кромвелей?

Все разразились смехом.

— Давайте послушаем эту историю, — предложила миссис Кембл. — Не забывайте, миссис Поллок, я чужая здесь, и ваши семейные саги мне совершенно неизвестны.

Эмма не знала, что значит слово «саги», но рассказывать она любила.

— Эбнер Кромвель жил возле Лоубриджа на одной из самых больших в тех местах ферм и был в те дни членом парламента. Он всегда считался одной из самых больших лягушек в пруду тори и был знаком со всеми сколько-нибудь влиятельными людьми на нашем острове. Женился он на Джулии Флэгг, чья мать в девичестве была Риз, а бабка — Клоу, так что они вдобавок приходились родней чуть ли не каждой семье в Четырех Ветрах. В один прекрасный день в «Дейли энтерпрайз» появилось объявление: мистер Эбнер Кромвель скоропостижно скончался в Лоубридже, и его похороны состоятся в два часа пополудни на следующий день. Случилось так, что никто из домашних Эбнера не видел этого объявления, а телефонов в те времена в деревнях, конечно, не было. На следующее утро Эбнер уехал в Галифакс на партийный съезд. А к двум часам люди начали прибывать на похороны — пораньше, чтобы захватить хорошие места, так как думали, что приедет ужасно много народу, ведь Эбнер такой видный человек. И действительно народу было полно, уж поверьте мне. На целые мили вокруг его фермы по дорогам тянулись вереницы экипажей, и до трех часов люди все продолжали подъезжать к дому. Миссис Кромвель выбилась из сил, пытаясь убедить их в том, что ее муж не умер. Некоторые сначала не хотели ей верить. Она рассказывала мне потом со слезами, что они, похоже, думали, будто она куда-то спрятала труп. Но даже когда они наконец поверили ей, каждый вел себя так, словно считал, что Эбнеру следует умереть. И они вытоптали перед домом все клумбы, которыми она так гордилась. Вдобавок явилась куча дальних родственников, рассчитывающих на ужин и ночлег, а у нее почти ничего не было приготовлено… Джулия, надо признать, никогда не отличалась предусмотрительностью и бережливостью. Когда Эбнер вернулся домой два дня спустя, он нашел ее в постели в нервной прострации, и ей потребовался не один месяц, чтобы оправиться. Она шесть недель ничего не ела… ну, почти ничего. Я слышала от других, будто она говорила, что ее страдания не могли бы быть больше даже в том случае, если бы это в самом деле были похороны. Но я никогда не верила, что она действительно сказала это.

— Кто знает? — сказала миссис Мак-Крири. — Люди говорят иногда такие ужасные вещи. И когда они взволнованы, им не скрыть их истинных чувств. Сестра Джулии Кларисса пела в хоре, как обычно, в первое же воскресенье после смерти своего мужа.

— Разумеется, даже похороны мужа не могли надолго огорчить Клариссу, — заметила Агата Дрю. — В ней не было никакой солидности. Вечно-то она пела и танцевала.

— И я всегда пела и танцевала… на берегу, где меня никто не видел и не слышал, — сказала Майра Муррей.

— Но с возрастом вы поумнели, — возразила Агата.

— Не-ет, поглупела, — вздохнула Майра Муррей. — Слишком глупа теперь, чтобы танцевать на берегу.

— Сначала они думали, — продолжила Эмма, не позволив увести разговор в сторону и оставить историю незаконченной, — что объявление было чьей-то шуткой, так как Эбнер за несколько дней до этого проиграл на выборах. Но оказалось, что оно относилось к Эймосу Кромвелю — он жил в лесах по другую сторону Лоубриджа и не имел никаких родственников. Вот тот Кромвель действительно умер. Но прошло много времени, прежде чем люди простили Эбнеру то, что он их так разочаровал, если вообще простили.

— Но это действительно было немного обидно… проехать такое расстояние — и к тому же как раз во время сева — и обнаружить, что протащились зря, — сказала миссис Чабб, как будто защищаясь.

— Люди, как правило, любят похороны, — подхватила миссис Риз оживленно. — В этом мы все как дети, я полагаю. Я взяла Марианну на похороны ее дяди Гордона, и она получила большое удовольствие от церемонии. «Мамочка, — сказала она, — а не могли бы мы откопать его и снова так же приятно его похоронить?»

Это действительно вызвало смех у всех, кроме миссис Бакстер, которая изобразила строгость на своем худом длинном лице и с ожесточением тыкала иглой в одеяло. Ничто не священно для людей в наши дни. Все смеются над всем, но она, как жена церковного старосты, не намерена поощрять никакой смех, если он связан с похоронами.

— Кстати, об Эбнере. Помните некролог, который его брат Джон написал своей жене? — спросила миссис Милгрейв. — Он начинался так: «Бог по причинам, лучше всего известным Ему самому, пожелал забрать мою красавицу жену и оставить в живых страшную как смертный грех супругу моего кузена Уильяма». Забуду ли я когда-нибудь, какой это тогда вызвало шум!

— Да как такое вообще попало в газету? — удивилась миссис Бест.

— Он тогда был главным редактором «Энтерпрайз». Он души не чаял в своей жене — Берта Моррис звали ее в девушках — и терпеть не мог жену Уильяма Кромвеля, которая очень не хотела, чтобы он женился на Берте. Она считала Берту слишком легкомысленной.

— Но Берта была очень хорошенькая, — заметила Элизабет Кирк.

— Самая красивая женщина, какую я только видела в жизни, — согласилась миссис Милгрейв. — Морисы все хороши собой — это у них семейное. Но переменчива она была… переменчива, как ветер. Все удивлялись, как это она не успела передумать и все же вышла за Джона. Говорят, мать заставила ее сдержать слово. Берта была тогда влюблена во Фреда Риза, но он славился как любитель пофлиртовать. «Лучше одна птица в руке, чем две в небе», — сказала ей миссис Моррис.

— Я слышу эту пословицу всю жизнь, — сказала Майра Муррей, — и сомневаюсь в ее справедливости. Птицы в небе поют, а в руке лишь жалобно пищат.

Никто не знал, что ответить, но миссис Чабб все же сказала:

— У тебя всегда такие причудливые мысли, Майра.

— А знаете, что сказала мне на днях Марианна? — вмешалась миссис Риз. — Она сказала: «Мамочка, а что я буду делать, если никто не предложит мне выйти за него замуж?»

— Мы, старые девы, могли бы ей ответить, правда? — сказала Силия Риз, подталкивая локтем Эдит Бейли. Силия недолюбливала Эдит, так как та была все еще довольно красива и не совсем потеряла шансы выйти замуж.

— Гертруда Кромвель, жена Уильяма, действительно была некрасива, — сказала миссис Клоу. — Фигуры у нее совсем не было — плоская, как доска. Но зато отличная хозяйка. Она стирала все занавески в своем доме каждый месяц, а Берта если постирает свои раз в год, так и то хорошо. И жалюзи у нее всегда висели криво. Гертруда говорила, что ее дрожь пробирает всякий раз, когда она проезжает мимо дома Джона Кромвеля. И однако Джон обожал Берту, а Уильям едва терпел Гертруду. Мужчины такие странные… Говорят, Уильям проспал в утро свадьбы и одевался в такой отчаянной спешке, что явился в церковь в старых носках и ботинках.

— Ну, это все же лучше, чем было с Оливером Рэндомом, — хихикнула миссис Карр. — Тот и вовсе забыл заказать себе свадебный костюм, а его старый выходной костюм уже никуда не годился. На нем были заплаты. Так что ему пришлось одолжить выходной костюм у брата. Сидел этот костюм на нем ужасно.

— Ну, по крайней мере, Уильям и Гертруда все же поженились, — сказала миссис Миллисон. — Ее сестра Каролина так и осталась незамужней. Она и Ронни Дрю поссорились, так как не смогли договориться о том, какого священника следует позвать, чтобы он обвенчал их. Ронни был так зол, что взял и женился на Эдне Стоун, прежде чем его гнев остыл. Каролина присутствовала на свадьбе. Держала голову гордо поднятой, но лицо у нее было как смерть.

— Она хоть придержала язык, — сказала Сара Тейлор. — А вот Филиппа Эбби — нет. Когда Джим Моубрей бросил ее, она пошла на его свадьбу и громко говорила самые возмутительные вещи на протяжении всей церемонии. Они все, разумеется, принадлежали к англиканской церкви, — заключила Сара Тейлор таким тоном, словно это объясняло любые выходки и причуды.