Аня из Инглсайда - Монтгомери Люси Мод - Страница 20

Инглсайд в этот день был полон счастья — простого, старого доброго счастья, — даже несмотря на все замечания тети Мэри Мерайи, которой явно не нравилось смотреть на слишком счастливых людей.

— Мне только грудку, пожалуйста. (Джеймс, ешь суп бесшумно). Ах, тебе, Гилберт, никогда не нарезать индейку так, как это делал твой отец. От него каждый получал именно тот кусочек, какой хотел больше всего. (Девочки, девочки! Старшим хотелось бы иметь возможность хоть иногда вставить словечко. Меня воспитывать ли в соответствии с правилом «дети должны быть видны, но не слышны».) Нет, спасибо, Гилберт, салат — это не для меня. Я не ем сырого. Да, Ануся, я возьму чуточку пудинга, а пироги с изюмом и миндалем — это совершенно неудобоваримая пища.

— Сладкие пироги Сюзан — поэмы, так же как ее яблочные пироги — лирические стихотворения, — сказал доктор. — Дай мне по куску того и другого, моя девочка.

— Неужели тебе нравится, Ануся, что тебя называют девочкой в твоем возрасте? (Уолтер, ты не доел хлеб с маслом. Сколько бедных детей были бы рады получить этот кусок! Джеймс, высморкайся наконец и сиди тихо — я не выношу шмыганья носом).

Но все равно это было веселое и приятное Рождество. Даже тетя Мэри Мерайя немного смягчилась после обеда, сказав почти любезно, что врученные ей подарки довольно хороши, и даже выносила присутствие Заморыша с видом многотерпеливой мученицы, заставлявшим их всех немного стыдиться своей любви к этому коту.

— Думаю, что наши малыши приятно провели время, — сказала Аня в тот вечер с довольной улыбкой, глядя на узор, сплетенный деревьями на фоне белых холмов и закатного неба, и на детей, бегающих по лужайке и разбрасывающих крошки для птиц. Ветер негромко пел, складывая снег на лужайку и обещая метель на завтра, но Инглсайд взял от жизни свое.

— Вероятно, так оно и есть, — согласилась тетя Мэри Мерайя. — Навизжались они, во всяком случае, вволю. Что же до того, сколько они съели… Ну что ж, молод бываешь только раз, и я надеюсь, что у вас в доме большой запас касторки.

14

Это была зима, которую Сюзан назвала «переменчивой» — многочисленные оттепели и заморозки украсили Инглсайд причудливой бахромой сосулек. Дети кормили семь голубых соек, которые прилетали каждый день в сад за угощением и позволяли Джему брать их в руки, хотя улетали от любого другого, кто пытался это сделать. В январе и феврале Аня засиживалась допоздна над каталогами семян. А затем над дюнами, гаванью и холмами закружились мартовские ветры, и кролики — так говорила Сюзан — принялись раскладывать пасхальные яйца[6].

— Какой волнующий месяц — март! Правда, мама? — вскричал однажды Джем, который был братом всем ветрам.

Конечно, они предпочли бы обойтись без мартовских волнений, связанных с тем, что Джем уколол руку о ржавый гвоздь, — несколько дней положение оставалось довольно серьезным, а тетя Мэри Мерайя успела рассказать все истории о заражении крови, какие когда-либо слышала. Но именно этого, думала Аня, когда опасность миновала, и следует ожидать, если у вас маленький сын, вечно пытающийся экспериментировать.

И вот — апрель! Со смехом апрельского дождя, с шепотом апрельского дождя, с плавностью, стремительностью, напором, ударами, танцами, брызгами апрельского дождя.

— О, мама, посмотри, как хорошо мир умыл свое лицо! — воскликнула Ди в то утро, когда снова засияло солнце.

Бледные весенние звезды зажигались над затянутыми вечерней дымкой лучами, болото краснело побегами ивы-шелюги. Маленькие веточки на деревьях, казалось, вдруг утратили свою строгость и холодность, сделавшись нежными и томными. Появление первой малиновки стало целым событием, ложбина вновь была местом бурных восторгов, и Джем опять принес маме первые перелески — чем немало обидел тетю Мэри Мерайю, считавшую, что их следовало вручить ей. Сюзан начала наводить порядок на чердаке; Аня, едва ли имевшая за всю зиму хоть одну свободную минуту, облеклась в весеннюю радость, словно в одеяние, и буквально жила в саду, а Заморыш в весеннем экстазе крутился по всем дорожкам.

— Ты больше заботишься о своем саде, Ануся, чем о собственном муже, — заявила тетя Мэри Мерайя.

— Мой сад так добр ко мне, — отозвалась Аня мечтательно, а затем, осознав, каким образом можно истолковать ее замечание, начала смеяться.

— Ты говоришь престранные вещи, Ануся. Конечно, я знаю, ты не хотела сказать, будто Гилберт не добр к тебе, но что, если бы твои слова услышал кто-нибудь чужой?

— Дорогая тетя Мэри Мерайя, — сказала Аня весело. — Я, право же, не отвечаю за то, что говорю в это время года. Все вокруг знают это. Весной я всегда немного безумна. Но это такое восхитительное безумие. Вы обратили внимание на ту дымку над дюнами? Кажется, будто там танцуют феи. А наши желтые нарциссы вы заметили? У нас в Инглсайде еще не было таких великолепных нарциссов, как в этом году.

— Я не особенно люблю нарциссы. Они слишком лезут в глаза, — сказала тетя Мэри Мерайя, кутаясь в шаль и уходя в дом, чтобы уберечь свою спину от вечерней прохлады.

— А знаете ли вы, миссис докторша, дорогая, — в тоне Сюзан было нечто зловещее, — что стало с теми новыми ирисами, которые вы собирались посадить в тенистом уголке? Она посадила их сегодня после обеда, когда вас не было дома, посадила в самой солнечной части заднего двора.

— Ох, Сюзан! И мы не можем пересадить их. Она так обиделась бы, если бы мы это сделали.

— Если вы только дадите мне распоряжение, миссис докторша, дорогая…

— Нет, нет, Сюзан, оставим их пока там. Вы помните, как она плакала, когда я намекнула, что ей не следовало подрезать спирею до цветения.

— Но хулить наши нарциссы, миссис докторша, дорогая, да они славятся на всю округу!

— И вполне заслуженно. Взгляните, Сюзан, они смеются над вами из-за того, что вы обращаете внимание на тетю Мэри Мерайю… А настурции все же взошли на этой клумбе, Это так интересно, когда уже оставишь всякую надежду увидеть ростки и вдруг обнаружишь, что они появились из земли. Я собираюсь устроить небольшой розарий в юго-западной части сада. Само название «розарий» вызывает во мне трепет. Вы когда-нибудь видели такую голубую голубизну неба, Сюзан? Знаете, если теперь прислушаться очень-очень внимательно в вечерний час, то услышишь, как все маленькие ручейки весело болтают, обмениваясь новостями. Я была бы не прочь лечь сегодня спать в ложбине с подушкой из диких фиалок под головой.

— Вы нашли бы, что там очень сыро, — снисходительно заметила Сюзан. Миссис докторша всегда была такой по весне. Это пройдет.

— Сюзан, — начала Аня вкрадчиво, — я хочу отпраздновать день рождения на будущей неделе.

— Почему бы нет? — отозвалась Сюзан. Конечно, в семье нет никого, кто бы родился в последнюю неделю мая, но разве это препятствие, если миссис докторше хочется отпраздновать день рождения?

— День рождения тети Мэри Мерайи, — продолжила Аня, как человек, бросающийся навстречу опасности. — Гилберт говорит, что на следующей неделе ей исполнится пятьдесят пять, и я подумала…

— Миссис докторша, дорогая, неужели вы действительно хотите праздновать день рождения этой…

— Сосчитайте до ста, Сюзан, сосчитайте до ста, Сюзан, дорогая. Ей будет так приятно. Подумайте, есть ли в ее жизни какие-нибудь радости?

— Это ее собственная вина…

— Возможно. Но, Сюзан, я очень хочу устроить для нее праздник.

— Миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан тоном, не предвещавшим ничего хорошего, — вы всегда были так добры, что давали мне недельный отпуск всякий раз, когда я чувствовала, что нуждаюсь в нем. Возможно, будет лучше, если я возьму такой отпуск на следующей неделе. Я попрошу мою племянницу Глэдис прийти и помочь вам по хозяйству. И тогда — что касается меня — мисс Мэри Мерайя Блайт может праздновать хоть десять дней рождения.