Долг чести - Клэнси Том - Страница 19

Наконец, одно то обстоятельство, что процентная ставка, выплачиваемая банками и по казначейским векселям, поднимется, сделает фондовый рынок менее привлекательным для инвесторов, потому что выплаты такого рода гарантируются государством и, следовательно, надёжнее высоких спекулятивных доходов, на которые рассчитывают компании, чьи продукты и (или) услуги вынуждены конкурировать на рынке.

Инвесторы и профессиональные менеджеры на Уолл-стрите, следящие за экономическими показателями, восприняли вечерние новости (сообщения Федеральной резервной системы обычно передавались после закрытия фондовых бирж) достаточно равнодушно и сделали пометки о необходимости продажи акций некоторых компаний. Таким образом понизится ранее объявленная ценность большого числа акций, и в результате средний индекс Доу-Джонса[1] для акций промышленных компаний несколько упадёт. Впрочем, индекс Доу-Джонса совсем не был средним, а представлял собой сумму текущей рыночной стоимости акций тридцати наиболее надёжных и хорошо зарекомендовавших себя корпораций, идущих в списке строго по алфавиту, начиная с «Аллайд сигнал» и кончая «Уолверт», причём в середине находилась «Мерк». Суть индекса Доу-Джонса заключалась главным образом в том, чтобы средства массовой информации могли постоянно информировать общественность об изменениях на финансовом рынке. Впрочем, мало кто из общественности разбирался в тонкостях финансового рынка и понимал значение индекса Доу-Джонса. Падение Доу заставит кое-кого забеспокоиться, приведёт к продаже акций и дальнейшему ухудшению положения на рынке. Так будут развиваться события до тех пор, пока биржевые брокеры не придут к выводу, что цена акций упала ниже их фактической стоимости. Заметив, что ценность акций превосходит их рыночную котировку в данный момент, они начнут скупать их в таком количестве, что индекс Доу (и другие биржевые котировки) повысится до такого уровня, что восстановится равновесие и уверенность в финансовых институтах. И все эти многочисленные перемены, влияющие на жизнь каждого американца, произойдут по решению нескольких лиц, сидящих в богато обставленном зале в Вашингтоне, округ Колумбия, имена которых известны всего лишь горстке финансистов, не говоря уже о широкой публике.

Самым поразительным было то, что люди считали весь этот процесс таким же нормальным, как закон всемирного тяготения, несмотря на то что на самом деле система денежного обращения являлась столь же эфемерной, как радуга. Деньги не существовали в действительности. Даже «настоящие» деньги представляли собой всего лишь специальную бумагу с изображениями, напечатанными чёрной краской на одной стороне и зелёной — на другой. Деньги рассматривались как средство платежа не потому, что они обеспечивались запасами золота или других ценностей, но благодаря всеобщей вере в то, что деньги обладают ценностью, потому что должны ею обладать. Таким образом, денежная система Соединённых Штатов и всех других стран мира основывалась на психологической убеждённости, на простой вере в ценность денег, ив результате на том же зиждились и все остальные стороны американской экономики. Если деньги существуют лишь потому, что все верят в них, значит, и всё остальное существует только благодаря такой же вере. Сегодня вечером Федеральная резервная система сначала несколько поколебала эту веру, а затем позволила ей снова укрепиться в умах людей, полагающихся на неё. Среди тех, кто верили в существование денег, находились и управляющие Федеральной резервной системы, потому что они действительно понимали их сущность — или думали, что понимают. В разговорах между собой они могли шутить по поводу того, что на самом деле никто не в состоянии постичь всех аспектов функционирования денег, подобно тому как никто не может объяснить сущность Бога. Но так же, как теологи постоянно стремятся определить и объяснить Его божественную природу, финансисты обязаны поддерживать веру в деньги, делать их воображаемую структуру реальной и ощутимой и умалчивать о том, что вся система денежного обращения основывается на чём-то призрачном, даже менее реальном, чем бумажные деньги, которые носят с собой, чтобы пользоваться ими в тех случаях, когда неудобно прибегать к пластиковым кредитным карточкам.

Люди верили им, подобно тому как доверяют священнослужителям, полагались на их способность поддерживать существование того, на чём основывается жизнедеятельность мира, неустанно заявляли о своей вере в реальность чего-то невидимого и неосязаемого, в величественную систему, физическим проявлением которой являлись только каменные здания и строгие взгляды работающих в них людей. В конце концов, говорили они себе, разве эта система не действует?

Уолл-стрит во многих отношениях являлся той частью Америки, где граждане Японии, особенно жители Токио, чувствовали себя как дома. Устремлённые ввысь небоскрёбы скрывают небо, улицы переполнены до такой степени, что какой-нибудь пришелец вполне мог принять жёлтые такси и чёрные лимузины за представителей земной цивилизации. По узким грязным тротуарам спешат толпы людей, они смотрят прямо перед собой не только для того, чтобы продемонстрировать свою целеустремлённость, но и для того, чтобы не встретиться взглядом с возможными конкурентами или, что более вероятно, просто со встречными. Пульс всей жизни Нью-Йорка основывается на поведении обитателей этого района — грубом, бесцеремонном, торопливом, настойчивом и упрямом по форме, но не по своей внутренней сути. Обитатели Уолл-стрита убеждены, что находятся в самом центре событий, и настолько увлечённо стремятся к своей цели, что не терпят присутствия всех остальных, кто испытывают точно такие же чувства. В этом смысле здешний мир по-своему идеален: все чувствуют и ведут себя здесь одинаково, и всем наплевать на окружающих. По крайней мере создаётся такое впечатление. На самом деле, однако, у людей, работающих здесь, есть семьи и дети, разнятся их интересы и увлечения, стремления и мечты, как и у обычных людей, но с восьми утра до шести вечера все тут подчинено бизнесу. Их бизнесом являются, разумеется, деньги, товар, не имеющий национальной или личной принадлежности. По этой-то причине и происходила процедура смены руководства финансовой корпорации «Коламбус групп» на пятьдесят восьмом этаже нового здания, где размещалась штаб-квартира корпорации.

Зал выглядел впечатляюще во всех отношениях. Ореховые панели, за которыми любовно ухаживал целый штат высокооплачиваемых краснодеревщиков, украшали две стены, две другие были стеклянными, от пола до потолка, через них открывался великолепный вид на гавань Нью-Йорка и уходящее вдаль море. Пол устилал ковёр с таким ворсом, что в нём утопала нога, правда, при ходьбе создавалось статическое электричество, которое давало знать о себе болезненными разрядами. Впрочем, посетители привыкли к этому и притерпелись. Сорокафутовый стол в центре зала покрывала плита из красного полированного гранита, а стоявшие вокруг кресла стоили по паре тысяч долларов каждое.

«Коламбус групп», возникшая всего одиннадцать лет назад, за этот короткий срок прошла путь от ещё одного выскочки до enfant terrible[2], до стремительно развивающейся новой компании, до серьёзного игрока на фондовой бирже, до одной из самых влиятельных корпораций и заняла наконец теперешнее положение краеугольного камня в фундаменте могущественного сообщества сберегательных банков, инвестиционных и страховых компаний. Эта корпорация, основанная Джорджем Уинстоном, руководила деятельностью многих групп молодых талантливых финансистов, которые занимались привлечением все новых и новых денег. Как и следовало ожидать, в финансовой корпорации, названной в честь первооткрывателя Америки, три основные группы носили названия трех кораблей Христофора Колумба — «Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария». Когда Уинстон в возрасте двадцати девяти лет основал корпорацию, он был под впечатлением от только что прочитанной им книги Сэмьюэла Элиота Морисона «Открытие Нового Света европейцами». Поражённый мужеством и предвидением неугомонных мореплавателей, он решил руководствоваться в своей деятельности их примером. Теперь Уинстону исполнилось сорок, размеры его состояния превосходили все возможные пределы алчности, и он решил уйти на покой, вдыхать аромат роз, бороздить моря на своей девяностофутовой яхте и вообще наслаждаться жизнью. Говоря по правде, его конкретные планы на ближайшие несколько месяцев заключались в том, чтобы научиться управлять своей яхтой «Кристобаль» так же умело, как он делал всё остальное в жизни, проплыть по маршрутам знаменитых мореплавателей — первооткрывателей новых стран — по одному путешествию каждое лето до тех пор, пока не повторит подвиги своих великих предшественников, и затем, может быть, написать книгу.