Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана - Страница 31

— Эй, вы, там, — бросила Нийнгааль через плечо с непередаваемым презрением, — натаскайте воды, я запылилась в дороге и хочу умыться. Ведер двадцать, я думаю, на первое время хватит.

Только сейчас Атенаис заметила, что трое стражников, спавших на лавке у противоположной стены, давно уже не спят и пялятся на прекрасную Нийнгааль со смесью восторга и благоговейного ужаса во взорах. Сама же красавица заметила их пробуждение, похоже, давно — во всяком случае, ее последние слова адресовались именно им.

Они вскочили разом, словно тоже стремились изо всех сил быть ей полезным хоть в чем-то. Двое самых шустрых успели выскочить за дверь, последнего Нийнгааль остановила у порога повелительным жестом:

— Разожгите очаг, найдите подходящий котел и лохань для купания. И побыстрее.

У стражника вытянулось лицо:

— Но, госпожа, где же я могу…

— Меня не интересует, где и как. Главное — чтобы быстро. Да, и пусть кто-нибудь принесет мне мою седельную сумку. — Она небрежно махнула рукой, показывая, что разговор окончен.

Стражник сглотнул, буркнул:

— Сей миг, моя госпожа! — Согнулся в торопливом поклоне и выскочил за порог. В узкое окошко Атенаис было видно, что двое с ведрами уже бежали к колодцу.

Вот это женщина!

У Атенаис даже горло свело от завистливого восхищения. Она бы все отдала за возможность вот так небрежно приказывать и повелевать огромными сильными мужчинами, точно зная, что повеление будет исполнено немедленно и беспрекословно.

И когда-нибудь она сможет так. Митра свидетель, обязательно сможет! Не зря же солнцеликий послал ей навстречу прекрасную Нийнгааль. Ох, не зря! В бесконечной своей милости он дает ей возможность учиться у поистине совершенной и прекраснейшей женщины.

Что ж, Атенаис не осрамит своего покровителя и станет лучшей ученицей! Она будет держать глаза и уши широко раскрытыми. Она запомнит все — каждый жест, каждый поворот головы или движение изящно подкрашенных бровей, каждую интонацию.

Она по-прежнему смотрела на прекрасную Нийнгааль во все глаза, но теперь уже по-другому, не только с обожанием и восторгом. Она смотрела, оценивая и запоминая.

Между тем Нийнгааль, наклонившись над столом и заговорщицки поведя бровями, словно беря Атенаис в тайные сообщницы, негромко засмеялась и проговорила, косясь на пока еще закрытую дверь:

— Ты ведь тоже была бы не против привести себя в порядок, правда? А у меня в сумочке найдется масса прелестных вещичек, оценить которые по достоинству сумеет только настоящая женщина!

Привести себя в порядок!

Волшебные слова!

Атенаис чуть не прослезилась, сглатывая возникший вдруг под самым горлом тугой комочек. После подобных слов она стала бы обожать прекрасную Нийнгааль еще больше — если бы такое только было возможно!

— Ваша сумка, госпожа!

Стражник, пыхтя, заволок и с большим трудом водрузил на стол огромную сумищу, более пристойную купцу-караванщику средней руки, чем такой роскошной и утонченной красавице. За ним топотал еще один, судя по потной сияющей роже — страшно довольный собой. Он тащил наперевес неизвестно где добытый огромный медный котел. Двое самых молодых сноровисто колдовали над очагом, а от колодца уже бежала первая пара с полными вёдрами.

К тому же со стражником у ворот препирались два только что подъехавших всадника, пытаясь завести во двор груженую повозку. В женщинах, сидящих на тюках в этой повозке и в данный миг пугливо озиравшихся на творящуюся вокруг суматоху, Атенаис признала отцовских рабынь.

Похоже, жизнь потихоньку налаживалась.

***

— Это грабеж! Конан, я тебя прошу, уйми аппетиты своего ворюги!

— Хотелось бы уточнить, не грабеж, а всего лишь справедливость. Столица страны никак не может получить меньше торговых привилегий, чем самый распоследний городишко! Иначе какая же она столица?! — Сай воинственно выпятил вперед черную бородку, уже расчесанную и подстриженную аккуратной лопаточкой.

Квентий в сердцах сплюнул. Закарис крякнул, мрачнея, и посмотрел на Конана. Но правитель Аквилонии от души веселился — сам он уже давно подписал все предложенные Саем торговые льготы для Асгалуна, отлично понимая справедливость его претензий. Пусть даже и заранее им же и подстроенных — не зря же поэт-разбойник так настаивал на предоставлении подобных льгот другим шемским городам. Сам Конан уже тогда понял, куда дует столь усердно раздуваемый благородным разбойником ветер. А теперь, похоже, стало доходить и до остальных.

Странно только, что Закарис вроде как совсем и не рад такому полезному для Асгалуна обороту событий. Но отношения нового асгалунского короля с бывшим узником вообще до удивления натянутые. До открытой ссоры, правда, дело не доходило. Пока что они с переменным успехом проводили соревнования по показательному незамечанию друг друга.

Квентий ещё раз сплюнул. Обвиняющее выставил в сторону Сая узловатый палец:

— Ты — настоящий разбойник!

— Благодарю за столь лестную оценку моих скромных дарований! — Сай расплылся в довольной улыбке, словно только что получил самую высшую шемскую награду. — Конечно, я это знаю и сам, но услышать лишний раз справедливую похвалу от умудренного жизнью человека приятно всегда!

Квентий плюнул третий раз, а Конан захохотал, не в силах более сдерживаться.

Оставив спорщиков, он вышел во двор. Несмотря на позднее время, активная жизнь не прекращалась и тут — та часть вновь прибывших, которую оставили в замке, готовила то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак и приводила в порядок оружие. В углу вовсю работала походная кузница.

Конан несколько долгих вдохов смотрел на умелую работу полуголого молотобойца, наконец отошел, одобрительно похмыкивая. Хотелось бы надеяться, что те, кого отправили на размещение в городские казармы или вообще в пригороды, к своим обязанностям относятся не менее ответственно. Самому ему тоже предстояло немало дел в связи с завтрашним походом. Хорошо, если удастся поспать хотя бы один-два поворота клепсидры.

Добраться до койки действительно удалось лишь после четвертого послеполуночного колокола. И, уже проваливаясь в усталый сон, он наконец-то вдруг понял, что же именно смутно тревожило его всю вторую половину дня, легкой тенью омрачая такой вроде бы удачный вечер.

Атенаис так и не вернулась сегодня в замок.

Как и посланный за нею отряд.

***

— Ты прекрасна! — ахнула Атенаис, когда развеялся пар от горячей воды и запахнутая в роскошный халат из тончайшего кхитайского шелка Нийнгааль присела рядом с ней на скамейку перед столом, заваленным разнообразными скляночками, кувшинчиками, коробочками и ларчиками, напротив большого серебряного зеркала. Восхищенные вздохи рабынь, суетившихся с мокрыми полотенцами и засыпающих свежими сухими опилками пролитую на земляной пол воду, показали их полное согласие с мнением молодой госпожи.

— Глупенькая! — засмеялась прекрасная Нийнгааль. — Ты на себя посмотри!

И повернула большое зеркало черненого серебра так, чтобы в нем возникло отражение умытой и причесанной Атенаис.

Впрочем, не только умытой и причесанной. При помощи своих мазей и притираний, а также странных палочек, оставляющих на коже следы разного цвета, Нийнгааль что-то странное сотворила с ее лицом. И это что-то было похоже на чудо — глаза увеличились, в них появилось загадочное мерцание, губы стали яркими и манящими, а само лицо сделалось более утонченным и — о, Митра! — взрослым.

— Я, конечно, красива… — вздохнула Атенаис. — Но это ведь именно ты сделала меня такой. А ты же, госпожа… ты прекрасна сама по себе!

Нийнгааль опять засмеялась:

— Конечно, милая! Я ведь жрица Деркэто. Причем — высшая жрица! А высшая жрица такой прекрасной богини, как Деркэто, просто не может выглядеть плохо. Ты ведь знаешь, кто такая Деркэто и чем занимаются ее жрицы?