Желтый лик
(Очерки одинокого странника) - Магарам Элизар Евельевич - Страница 11

Ненастный, холодный день гонит мужчин в тепло, к любви… Они входят в мокрых, пропахших сыростью пальто и пледах и скучные, бесстрастные, садятся на шелковых подушках вдоль стен, попыхивая папиросами. Девушки лениво заигрывают с ними, грея руки над тлеющими угольями, обмениваются вежливыми, церемонными фразами о погоде, о последних новостях с родины. С улицы доносятся одинокие, гулко чмокающие шаги прохожих и ритмическое постукиванье гетт по деревянным мосткам. Греясь над хибачем, мужчины вкрадчиво приглядываются к женщинам, зябкие и невеселые, холодно-расчетливые, как скупые крестьяне на конской ярмарке… Посидев некоторое время на корточках пред огнем, они прямо направляются к избранной девушке и, мягко шлепая в носках по циновкам, не спеша плетутся в каморку…

Вскоре Синово пригласил молодой японский офицерик в новенькой нарядной форме, блестящей золотыми галунами и медными пуговками, красивый и застенчивый, слегка бледный от волнения. Синово благодарно улыбнулась ему влажными глазами и, в замешательстве, стала оправлять на себе кимоно вздрагивающими руками. Медленно приподнявшись, она пошла вперед, мелькая короткими белыми носками, угловато-упругая и радостно взволнованная, чувствуя красивого молодого офицера за спиною. По пути, в коридоре, у дверей ее клетушки, хозяйка окликнула ее. Через короткое время к офицеру вышла старая экономка и предложила ему взять другую девушку. Молодой человек пробормотал что-то заплетающимся языком и, сконфуженный, вышел в приемную, не зная, куда деваться от любопытных взглядов женщин и гостей…

К вечеру Синово поместили в одну из задних комнат, обставленных наполовину по-европейски, где жила хозяйка. Там за нею всячески ухаживали, поили ее теплой саки и сладкими заграничными ликерами. Позже, когда девушка согрелась и стала напевать, аккомпанируя себе на кото, к ней впустили шестидесятилетнего старика-грека, местного богача, для которого специально выписывали красивых молодых девушек из Японии…

В китайском порту

Почти в центре города вьется тесными проходами и змеевидными переулками узкая улица, тянущаяся на протяжении версты вдоль Су-Чжоусского канала. Днем улицы эти с прилегающими к ним переулочками мало чем отличаются от соседних кварталов. Гортанно напевая свои товары, одиноко бродят уличные продавцы, позванивают инструментами цирюльники, неумолчно стонут, перетаскивая тяжести, кули. В черных, светящихся белым огнем горна кузницах беспрерывно лязгает железо, дробно заливаются молотки гробовщиков, изредка хрипло прокричит рикша, лавируя в узком проходе меж нависшими глинобитными стенами.

По обеим сторонам улицы тянутся зловонные канавки, переполненные отбросами, грязью и разрытыми, гниющими трупами животных. Узенькая доска над канавой ведет в заделанное толстыми бамбуковыми столбами отверстие в стене. Сквозь щели бамбуковых решеток можно разглядеть маячащие в глубине темных клетушек женские фигуры в белом.

К вечеру, когда начинает темнеть, из отверстий клетушек удаляют столбы и, одна за другой, появляются на улице грязные, растрепанные китаянки с красными, заспанными глазами и изуродованными кровоподтеками и в бесчисленных ссадинах лицами. Они визгливо-громко переговариваются с разных концов, ругаются, хохочут и поют, наполняя весь обширный квартал гортанно-сиплыми бранными выкриками и гоготом истеричных, испитых голосов…

В глубине клетушки виднеется узенькая лестничка со сгнившими, сломанными ступеньками без перил и тускло смердит маленький ночник перед осколком зеркала на стене, вокруг которого столпилась кучка китаянок с принадлежностями китайской косметики, делающих свой туалет к приему гостей… Они все почти одинаково одеты в белых узеньких штанишках и коротеньких курточках и лишь красочные яркие украшения в волосах и металлические гребни и булавки в косах и над стрижеными челками на лбу придают им базарную пестроту, очень похожую на украшения лошадей на конской ярмарке в Малороссии… Тут же в углу, за столом, сморщенные старые китаянки, совершенно лысые, с засаленными черными бантами над лбом, играют в кости. Во мгле резко звучит сухой стук костей под худыми, костляво-жилистыми пальцами старых ведьм и, заглушенно, как тайна, раздаются старческие, вздрагивающие голоса, неожиданно выплывающие из-под низких балок потолка…

Среди белых женских силуэтов гуляют по улице в одиночку и группами голодные, полуголые безработные кули и портовые рабочие. Одетые в лохмотья, грязные, черные от копоти, в угольной, мучной и известковой пыли, они медленно плетутся вдоль стен, временами останавливаясь у раскрытых дверей, где оголенные китаянки красятся при коптящих ночниках. Завидя группу прилично одетых купцов, женщины впопыхах выбегают из клетушек на улицу, хватают их за руки, ласкают и обнимают их, бесстыдными жестами зазывают к себе, тут же вступают в драку со своими соперницами, образуя тесно сплетенный ком живых женских тел, пока со стороны не появится всевластный, одетый в хаки с красной чалмой на голове, полицейский-индус с толстой палкой в руке…

На порогах, среди зазывающих женщин, выделяются хрупкие тоненькие фигурки девочек-подростков. Ярко и грубо накрашенные, с пестрыми ленточками в тугих косичках, они выглядят, как куколки в витринах на базаре женских тел. Некоторые из них беспомощно жмутся к взрослым женщинам или, испуганно раскрыв раскосые, черные блестящие глазки, теребят худыми, вздрагивающими пальчиками застежки на курточках, боязливо прячутся в тени каморок. Другие гордо стоят на порогах, старательно подражают проституткам, визгливо зазывающим прохожих, заложив ручонки глубоко в карманы штанишек с видом бравых новобранцев, благополучно перенесших первое боевое крещение…

Местами улица настолько узкая, что прохожие задевают стены локтями. К ночи канавы переполняются, расплываются по всей улице и далеко вокруг распространяют удушливый запах гниющих отбросов и человеческих испражнений, смешанный с терпко-сладковатым запахом рисовой пудры, дешевых китайских духов и смолистых курений…

Среди клеток проституток ютятся смрадные уличные трактиры и кухни. Здесь, под нависшими сводами черных, закоптелых потолков, в густом непроницаемом дыму, на нарах у столов, кули играют в карты и кости, жадно набрасываются на деликатесы родной кулинарии, быстро работая захватанными палочками над глиняными мисочками. Кое-где гремят китайские оркестры, уличные торговцы зычно выкликают свои товары, поют, переругиваются, свистят, перебивают друг друга, спьяну заводят ссоры по малейшему поводу, а то и совсем без всякого повода, вступают в драку с соседними группами, увлекают по пути столы, густо уставленные посудой, в адском гуле и грохоте цепляются друг за друга, буйствуют и рабски разбегаются в разные стороны, завидя вдали одинокого индуса-полицейского…

С напускной важностью, медленным степенным шагом, блюститель порядка обходит свой квартал с белой палкой в руке… Кули рассыпаются перед ним по многочисленным переулкам и темным проходам; лишь купцы и солидные приказчики в темных шелковых халатах и круглых атласных шапочках-ермолках, как ни в чем не бывало, серьезно-деловито осматривают женщин на порогах, холодно прицениваясь к живому товару. Индус, поравнявшись с ними, снисходительно скалит сверкающие, ослепительно-белые нал черной бородой зубы, добродушно шутит с проститутками, коверкая китайские и английские слова. Знакомые женщины оживленно приветствуют его, ласкаются к нему, обнимают его и дикой, сдержанной страстью блестят на черном лике жгучие глаза, судорожно вздрагивает в загорелой, волосатой руке толстая палка — выразительный символ власти над пестрой толпой квартала…

Часто со стороны порта проходят небольшими группами иностранные матросы в широчайших синих штанах и форменных куртках с отложными голубыми воротниками и лихо сидящими шапками-блинами с золотыми надписями кораблей. В начале вечера они обычно мирно настроены и молодцевато шагают гуськом, вырываясь с хохотом из цепких объятий прилипающих к ним по пути женщин. Затем, побывав к концу вечера в нескольких барах и трактирах, они быстро пьянеют, становятся буйными, нападают на мирных кули и женщин, затевают кровавые побоища со встречными земляками, нередко заканчивающиеся многочисленными жертвами…