Злой король (ЛП) - Блэк Холли - Страница 16

— Скажи мне, что у тебя с ним, — Никасия нервничает. — Как ты обманом заставила его сделать тебя правой рукой, ты, которую он презирал и унижал? Как ты стала его ушами и глазами?

— Я скажу тебе, если ты скажешь мне что-нибудь взамен.

Я поворачиваюсь к ней, уделяя ей все свое внимание. Я ломала голову над тайным проходом во дворце, над женщиной в кристалле.

— Я сказала тебе все, что я хочу, — отвечает Никасия.

— Не все. Мать кардана, — говорю я, прерывая ее. — Кем она была? Где она сейчас?

Она пытается превратить свое удивление в насмешку.

— Если вы такие хорошие друзья, почему бы тебе не спросить у него?

— Я никогда не говорила, что мы друзья.

Слуга с полным ртом острых зубов и крыльями бабочки на спине приносит следующее блюдо. Сердце оленя, приготовленное из редких и фаршированных поджаренных лесных орехов. Никасия собирает мясо и слезы в нем, кровь стекает по ее пальцам.

Она проводит языком по красным зубам.

— Она не была кем-то значимым, просто какой-то девушкой из низших дворов. Элдред не сделал ее супругой, даже после того, как она родила ему ребенка.

Я моргаю в явном удивлении.

Она выглядит невыносимо довольной, как будто мое незнание раз и навсегда доказало, насколько я непригодна.

— Теперь твоя очередь.

— Ты хочешь знать, что я сделала, чтобы заставить его вознести меня так высоко? — спрашиваю я, наклоняясь к ней так близко, что тепло моего дыхания касается ее кожи. — Я жадно целовала его в губы, а потом угрожала поцеловать еще раз, если он не сделает именно то, что я хочу.

— Лгунья, — шипит она.

— Если вы такие хорошие друзья, — говорю я, с злобным удовлетворением возвращая ей ее же слова, — почему бы тебе не спросить его?

Ее взгляд устремлен на Кардана, его рот запятнан кровью сердца, корона украшает лоб. Они двух разных видов, но оба монстры. Кардан не оглядывается, занятый тем, что слушает флейтиста, который тут же сочинил бесшабашную оду его правлению.

Мой король, думаю я про себя. Но только на год и день, а пять месяцев уже прошли.

Злой король. Глава 9.

Таттерфелл ждёт меня, когда я возвращаюсь в комнаты, её глаза как у жука неодобрительно смотрят на меня, когда она поднимает брюки Верховного короля с моего дивана.

— Так вот как ты жила, — ворчит маленький имп. — Как червь в коконе бабочки.

Что-то в том, как меня ругают, утешительно знакомо, но это не значит, что мне нравится подобное.

Я отворачиваюсь, чтобы она не заметила моего смущения от того, какой беспорядок тут устроила. Не говоря уже о том, что, как и с кем я делала.

Поклявшись служить Мадоку до тех пор, пока она не расплатится со старым долгом чести, Таттерфелл не могла прийти сюда без его ведома. Хотя она и заботилась обо мне с самого детства — расчёсывала мои волосы, зашивала дырки на платьях, нанизывала ягоды рябины на нитку, чтобы меня не зачаровали — но именно Мадоку она клялась. Не то чтобы я не думала, что она не любит меня как-то по-своему, но я никогда не позволю себе больше ошибиться из-за любви.

Я вздыхаю. Слуги замка убрали бы мои комнаты, если бы я позволила им, но тогда они бы заметили мои странности, могли бы пролистать мои записи, не говоря уже о моих ядах. Нет, лучше запереть дверь и спать в полном беспорядке.

Голос моей сестры слышится из моей спальни.

— Ты рано вернулась. — Она высунула голову, показывая несколько предметов одежды.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

— Как ты сюда попала? — спрашиваю я. Я провернула ключ и встретила сопротивление. Пружины переместились. Меня учили скромному искусству взлома замков, и хотя я в этом не мастер, точно могу сказать, что я запирала дверь.

— О, — говорит Тарин и смеётся. — Я выдала себя за тебя и получила копию твоих ключей.

Я хочу ударить стену. Конечно, все знают, что у меня есть сестра-близнец. Конечно, все знают, что смертные могут лгать. Должен ли кто-то задать хоть один вопрос, на который, может, будет трудно ей ответить, прежде чем передать доступ к моим комнатам во дворце?

Честно говоря, я и сама врала снова и снова, и это мне сходило с рук. Я не могу запретить Тарин делать то же самое.

Мне не повезло, что сегодня вечером, когда она вдруг решает ворваться сюда, одежда Кардана разбросана по комнате, а куча его кровавых повязок всё еще лежит на низком столике.

— Я уговорила Мадока подарить тебе остаток долга Таттерфелл, — объявляет Тарин. — И я принесла все твои пиджаки, платья и драгоценности.

Я смотрю в чернильные глаза импа.

— Ты имеешь в виду, что Мадок позволил ей шпионить для него?

Губы Таттерфелл сжимаются, и мне вспоминается то, как сильно она может злиться.

— Разве ты не хитрая и подозрительная девушка? Тебе должно быть стыдно говорить такие вещи.

— Я благодарна за то время, когда вы были добры, — говорю я. — Но если Мадок отдал мне ваш долг, считайте, что он выплачен.

Таттерфелл недовольно хмурится.

— Мадок пощадил жизнь моего возлюбленного, когда мог бы забрать её по праву. Я обещала ему сто лет службы, и это время почти истекло. Не позорь мою клятву, думая, что можешь отклонить её махом руки.

Меня ужалили её слова.

— Ты сожалеешь, что он послал тебя сюда?

— Пока нет, — говорит она и возвращается к работе.

Я направляюсь в свою спальню, собираю пропитанные кровью Кардана тряпки, прежде чем Таттерфелл сделает это. Проходя мимо камина, бросаю их в огонь. Тот разгорается ярче.

— Итак, — спрашиваю я сестру, — что ты мне принесла?

Она указывает на мою кровать, где разложила мои старые вещи на чистых простынях. Странно видеть одежду и драгоценности, которых у меня не было на протяжении месяцев, вещи, которые Мадок купил для меня. Вещи, которые одобрила Ориана. Туники, блузы, боевое снаряжение, дублеты. Тарин даже принесла старый домотканый комплект одежды, в которой я обычно пробиралась по Холлоу-Холлу, и одежду, которую мы носили тогда, когда были в мире смертных.

Когда я смотрю на всё это, я вижу человека — себя, но в то же время и незнакомца. Ребёнка, который ходил на занятия и не думал, что то, что он учит, будет таким важным. Девушка, которая хотела произвести впечатление на единственного отца, которого знала, которая хотела место во Дворе и верила в честь.

Я не уверена, что мне теперь подходит подобная одежда.

Тем не менее, я вешаю её в шкаф рядом с двумя чёрными дублетами и одной парой сапог.

Я открываю коробку с драгоценностями. Серьги, подаренные мне на дни рождения, золотые браслеты, три кольца — одно с рубином, которое Мадок подарил мне на пиру Кровавой луны, второе с его гербом, которое я даже не помню, как получила, и тонкое золотое, подарок от Орианы. Ожерелье с резного лунного камня, камни кварца, из резной кости.

Я надеваю рубиновое кольцо на левую руку.

— И я принесла пару набросков, — говорит она, доставая блокнот и садясь, скрестив ноги, на мою кровать. Мы обе, конечно, не художницы, но её рисунки с одеждой понять можно. — Я хочу отнести их к своему портному.

Она нарисовала меня в чёрных пиджаках с высокими воротниками, с юбкой, разрезанной по бокам для лёгких движений. Плечи выглядят так, будто они в доспехах, а на некоторых рисунках было что-то похожее на блестящий металлический рукав.

— Они могут измерить меня, — говорит она. — Тебе даже не нужно идти на примерку.

Я долго смотрю на неё. Тарин не любит ссоры. Её манера справляться со всем происходящим хаосом в нашей жизни, должно быть, чрезвычайно помогает ей адаптироваться, — как будто она одна из тех хамелеонов, которые меняют цвет, соответствуя окружению. Она тот самый человек, который знает, что надеть и как себя вести, потому что она внимательно изучает людей и подражает им.

Она хороша в подборе одежды, которая может послать определённое сообщение — даже если сообщением на её рисунках было «держись от меня подальше» или «я отрублю тебе голову», и я не думаю, что она просто хочет помочь мне. И усилия, которые она в это вложила, тем более перед её собственной свадьбой, кажутся необычными.