Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey" - Страница 4

        Грабарь — человек, заменяющий в то время экскаватор, профессиональный копатель.

        (укр.) — разреши пару блинов взять, для дела надо.

        (укр.) Что ж это за дело такое — блины из дому таскать?

        (укр.) Бери уж, я малым еще нажарю.

        Капля «бензина» к спорам о том, как и когда появились в царской России на границе СССР немецкие и восточноевропейские овчарки. Цитата: «…так вот, восточноевропейская овчарка завезена в Россию в 1904 году. А в 1905 году, извольте знать, ее приняли уже в качестве санитарной собаки. Шла уже русско-японская война. Вас тогда еще на свете не было. А я, мой дорогой, очень хорошо это время помню. В 1907 году восточноевропейскую овчарку уже регулярно использовали на границе: тогда у нас в России появилась собачья розыскная служба... Я стал воспитывать третью собаку, и со временем еще одни Ингус стал моим надежным помощником… Ссылка http://livinghistory.ru/topic/12940-sluzhebnye— sobaki— v— sssr— i— vermakhte/

       часть 1 глава 2

ГЛАВА 2

       Нападение советских мотоциклистов на немецкую колонну задело самолюбие солдат вермахта. А как могло быть иначе? В первые месяцы войны они считали себя ни много, ни мало, а властителями мира! «Воин великой Германии, ты — победитель, — кричали им идеологи, — ты покоришь и эту огромную страну. Смотри, ты уже готов дотянуться до одного из ее главных городов, Киев практически у твоих ног…». Но вдруг в каком-то лесу несокрушимых и великих нагло обстреляли из своих же, немецких пулеметов какие-то …недочеловеки.

       Наверное, именно поэтому гитлеровцы проявили горячность, отправляя без разведки по следам умчавшихся прочь советских мотоциклистов квартет танков «Panzerbefehlswagen III». Вероятно, они думали, что этих железных доводов в деле усмирения недовольных аборигенов будет достаточно. Экипажи Pz III хорошо знали и даже видели, как дымили на половину неба их товарищи, попавшие под выстрелы негостеприимных хозяев, а потому въезд по второй дороге, той, по которой ранее ворвались в это село мото-патрули, был для танкистов, по сути, обходным маневром, с возможностью ударить оскалившейся обороне противника во фланг. Как ни крути, а дороги из этой рощи всего две. Соваться на ту из них, где уже горят твои товарищи было глупо.

       Но вступили в игру коварная местность и, как уже говорилось, отсутствие какой-либо разведки у еще неосторожных в начале войны гитлеровцев. Выползая на окраину села вдоль растущих у дороги толстых берез, они резонно предполагали, что раз их собратьев пожгли чуть дальше, то, стало быть, противник и окопался где-то там. Однако вдохновленные своей недавней точной стрельбой советские артиллеристы, будучи совершенно незаметными для экипажей «Panzerbefehlswagen» уже давно вели их в оптике прицелов.

       Возглавляющий колонну танк прибавил оборотов и собрался дернуть вправо, чтобы дать возможность своим товарищам развернуться в боевой строй, но в эту секунду первая советская сорокапятка метко ударила ему осколочным прямо под нижний срез башни. Механизм ее заклинило. Боевая машина резко изменила намерение поворачивать вправо и так, как делает человек с застуженной шеей, начала всем корпусом загибать влево. Второй выстрел этой же пушки ударил немца куда-то под задний каток. Pz III дернулся и замер, выпуская в знойное небо облако белого дыма.

       Артиллеристы попросту ликовали, поскольку и второе советское орудие как раз в это время «разуло» замыкающую немецкую колонну машину. Лишившись гусеницы, та все же смогла повернуть башню и огрызнуться в ответ. Взрыв раздался где-то далеко за селом, в садах, где еще дымили обломки немецкого самолета-разведчика.

       Место танкового затора было уже пристрелянным. Первый Pz III горел открытым пламенем, а через минуту задымил и замыкающий. Двое оставшихся машин, застряв между ними, не могли выбраться, ревели, толкали терпящих бедствие собратьев, наползали на их, но все это было безрезультатно, они оказались в западне. Стрелять по позициям советских пушек немецкие танки тоже не могли. Поворачивать в сторону разящих выстрелов свои 37 миллиметровые «жала» им мешали деревья.

       Теперь пришло время пожалеть о своей горячности артиллеристам. На два орудия у них осталось всего по пять осколочных снарядов. В связи с этим в расчетах сорокопяток вышла заминка. Филиппов, видя это, приказал командиру связистов лейтенанту Мещерякову послать бойцов, чтобы те незаметно пробрались к практически закопавшимся в лесную землю танкам противника, и забросали две оставшиеся машины гранатами. Что-то около десятка взрывных хлопков навеки успокоили грозные немецкие машины, практически успевшие повалить мешающие их передвижению деревья.

       Чёрный дым заволок половину неба, но, к счастью, ветер сносил его в сторону от села. Наступила какая-то странная тишина. Казалось, что все, …война кончилась. Люди выбрались из погребов и смотрели на горящие немецкие танки, словно говоря: «и это то, чем нас пугали? То, что вероломно напало и добралось до самого Киева?»

       Майор Филиппов, в отличие от сельчан, прекрасно знал, что противник, оставаясь для них невидимым, сейчас просто перераспределяет свои силы. Немцы, захватив соседнее село, как видно рассчитывали и здесь пройти, не закрывая люков, словно на марше, но получив такой больной укол они задержатся в Легедзино, в этом можно не сомневаться, а уж насколько, зависит только от него и его сводного батальона.

       Но, так или иначе, а первая схватка осталась за его бойцами. Что ни говори, а не потеряв ни одного солдата сжечь всего за пару часов семь вражеских танков и уничтожить двадцать мотоциклов дорогого стоит. Противник понес потери, а боевое подразделение, оставшееся прикрывать отход наших частей мало того, что осталось без них, так еще и приросло дюжиной пусть и старых, но все же танков. А ведь они и кинологи по сути сейчас были резервом Филиппова. Мог ли они еще вчера на это рассчитывать?

       Броневые машины и клетки с собаками стояли с другого края села, прямо у пшеничного поля, окаймляющего рощу. Правда вольеры были сколочены еще накануне и расставлены у самых деревьев, а вот БТ-шки и Т-26 ютились за крайними хатами, грозно выставив меж ними в широкое, желтеющее поле, свои 45-мм пушки. Атаку отбили, даже не прибегая к помощи резерва, а это значило, что скудный боезапас танков сохранен в целостности. Филиппов был доволен. Пользуясь моментом затишья, он высунулся из окопа:

       — Лопатин! — Крикнул комбат в сторону дальнего расчета. — Эй, кто там, где Лопатин?

       — Товарищ майо-о-ор! — Позвали в дальних окопах. — Филиппов к орудиям зовет.

       Заместитель начальника штаба Коломийского погранотряда не рискнул бежать по открытой местности и, почему-то, пробирался кустами.

       — Ты чего крадешься? — Выражая нетерпение, строго встретил его комбат.

       — Кра-адусь, — запыхавшись, ответил Лопатин, снимая фуражку и утирая пот рукавом. — И тебе, Родион, советую.

       — А что так?

       — У меня на дальнем расчете двоих убило.

       — Как двоих? — Побелел Филиппов. — Когда?

       — Да как начали этих, — Лопатин кивнул в сторону горящего немецкого квартета, — приглаживать, свалился один, а через минуту и второй. Первому пуля в горло, второму в висок. Сразу на месте и отошли оба. Ребята говорят, что вроде как из третьего танка немцы выползали через нижние люки, а, может, и снайпер.