Люди в сером. Трилогия (СИ) - Юрченко Кирилл - Страница 21

Георгий заинтересовался, но торопить Исаева не стал. Наблюдал, как тот строго по порядку расставляет еду — первое, второе, третье. Наконец, сел.

— Как бы ты меня самого за сумасшедшего не принял! — усмехнулся Валера и отхлебнул щей. — Короче, обошел я все дома и узнал, что один мужичок выводил гулять собаку поздно ночью. Порода — ирландский сеттер. По описанию — рыжая, чуть волнистая шерсть. Ты точно подметил! Ни с какой другой собакой не спутаешь.

Исаев снова отхлебнул щей, отправил в рот ломоть хлеба, следом впихал кусок колбасы. Пока он жевал, Георгий прихлебывал остатки кофе. Его так и подмывало спросить Исаева: не пронесет ли от жадности? А еще предложить, чтобы со своими докладами обращался к московским субъектам.

— Мужика зовут Фалеев Егор, — продолжил Валера, не до конца прожевав. — Работает на теплоцентрали. Во вторник он поздно ночью вернулся домой и захотел прогулять собаку… Они в новых домах живут, там еще не все квартиры в подъезде заселены. Так вот сосед с девятого этажа плохо спал и вышел покурить на площадку. Говорит, что слышал, как Фалеев с собакой спускался по лестнице… Извини…

— Ты ешь, ешь, — махнул рукой Георгий, глядя, как Валера снова набивает рот.

У него вдруг тоже разыгрался аппетит.

— И я, пожалуй, супчика возьму.

Георгий отправился за порцией, а когда вернулся, Исаев уже успел подмести большую часть своего обеда и теперь спокойно мог докладывать:

— Так вот, этот сосед. Ему всю ночь не спалось, и он слышал, как у Фалеевых в квартире была ругань, после чего он вышел покурить — сосед в смысле — и услышал, как Фалеев повел собаку во двор. А вернулся домой только под самое утро. Снова какой-то шум у них был, после чего Фалеев окончательно ушел из дома. Когда сосед утром просто ради любопытства спросил у его жены, куда среди ночи сбежал муж, та сначала испугалась, потом сказала, что уехал на охоту. Ну, естественно, мне это показалось подозрительным, и я поднял всех своих ребят. Нашли мы Фалеева за городом — на даче у друга. Пьяный был до безумия!

Исаев нелепо заозирался по сторонам, после чего заговорил совсем тихо:

— Я знаю, что расследование у вас с Яковлевым забрали… Слухом земля полнится, — объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Георгия. — Так вот, я решил не торопиться и с тобой посоветоваться. А то вдруг они меня за психа посчитают. По Фалееву дурка плачет, а не тюрьма. Тип вроде не такой уж опасный. Как считаешь?

— А что с ним? — с затаенным ожиданием спросил Георгий. Он нутром чуял, что Исаев сейчас расскажет что-то важное.

— Когда я начал ему говорить про стройку, у него аж пена ртом пошла, кричал, что всех нас поубивает! В общем, психбригаду за ним пришлось вызывать. Мы его в профилакторий доставили. Пока везли, он такой бред нес!.. Представляешь, утверждал, что тот мужик хотел съесть его собаку. Живьем! Ну там его уже доктора успокоили.

— Какой мужик? — Взволнованный рассказом коллеги, Георгий все еще не мог поверить в то, что Исаев не кому-то чужому, а именно ему рассказывает особо ценную информацию.

— Ну тот труп, который мы нашли! Фалеев утверждает, что это был живой человек, хотя от него и несло мертвечиной! Представляешь, живой покойник хотел съесть его собаку или кровь у нее высосать!.. Ну вот, я тоже не поверил! — сказал Валера, глядя в широко раскрытые глаза Георгия.

Выдохнув, Исаев залпом выпил сметану, вытер губы салфеткой и поспешил досказать историю:

— Я тебе точно говорю, у мужика крыша поехала! Врачи сказали, к нему уже пару раз приходила «белочка»! Постоянный клиент! Видимо, и в тот день… Сам же изуродовал голову покойника кирпичом, а теперь сказками кормит да на упырей сваливает! Надо же, у собаки кровь высосать!

— Да уж, прямо какая-то «Семья вурдалака» получается, — вспомнил Георгий читанный в детстве рассказ, однажды произведший незабываемое впечатление.

— Чья семья? — переспросил Исаев.

Волков часто ругал себя за то, что демонстрировал перед сослуживцами свой интеллект. Исаев, как он знал, едва ли прочел в своей жизни книгу толще букваря.

— Писатель такой был. Толстой Алексей Константинович.

— А, знаю-знаю, «Буратину» написал!

— Молодец, — не стал разубеждать Волков. — Ты вот что. Все, что ты рассказал, безумно интересно, но это уже не ко мне, сам понимаешь. Мне теперь до лампочки. Если хочешь, можешь доложиться москвичам.

Георгий был уверен, что Исаев ни словом не обмолвится кому-либо. Уж очень Валера дорожил своей репутацией трезвомыслящего и ответственного работника.

— Да ну их! — отмахнулся коллега. — Еще самого в психушку определят. Им надо, пусть и копаются. А у меня с понедельника отпуск.

Он быстро допил чай.

— Чао!

Волков кивнул.

Ну что же — это становится интересным! Надо бы перетолковать с этим Фалеевым.

Наскоро дожевав, Георгий позвонил от дежурного Яковлеву — сказать, что ему нужно отлучиться. Но шефа на месте снова не оказалось. Все это было очень странно. Однако, с другой стороны, Георгий теперь был полностью в собственном распоряжении и никто не мог бы упрекнуть его.

Брать машину Волков не стал, отправился в профилакторий на автобусе. Заведение это предназначалось для исправления и лечения алкоголиков и тунеядцев разных мастей, а часть его была выделена для содержания психически больных. По случайному, а может счастливому, совпадению, директором профилактория работала мать Светланы. В обычной ситуации Георгий ни за что не стал бы к ней обращаться с какими-либо просьбами — была между ними какая-то напряженка. С отцом Светланы, полковником Полевым, начальником военной части по соседству с Карельском, у Георгия были хорошие отношения, а вот мать его подруги словно чувствовала внутренний настрой претендента на руку дочери и остерегалась за ее судьбу. Но сегодня Волков мог себе позволить переступить через гордость. После короткого разговора и настоятельной просьбы, чтобы о его встрече с больным никто не распространялся («сами понимаете почему…»), Георгия отвели в небольшую комнатку, предназначавшуюся для общения пациентов с родственниками. На стенах висели плакаты, где сообщалось о правилах содержания «больных»; красноречивые агитки, взывавшие к строгому соблюдению моральных принципов советского общества; под самым потолком краской и большими буквами было выведено «Говори тихо!», предназначавшееся, видимо, в качестве предупреждения любителям шумных свиданий.

Ввели Фалеева. Он оказался мужчиной высоким, но чересчур худым, с угловатыми плечами и злым, угрюмым, подозрительным взглядом. С виду — типичный хиляга, но, как предупредили санитары, с дурным взрывным характером. Лицо — как у пропойцы, и очень было странно, что этот человек где-то служит начальником, пусть и мелким. По всему видно было, что, будучи в нетрезвом виде, Фалеев должен оставлять по себе крайне отвратительное впечатление. Неудивительно, что Исаев решил доставить его именно в психушку, а не в вытрезвитель.

— Проходите, — указал Георгий на ближайший стол, по две стороны которого торчали деревянные табуреты.

Фалеев хотел отодвинуть один, на что Волков заметил, что здесь вся мебель привинчена к полу.

— Боитесь, гады… — зло шепнул Фалеев. Возможно, это высказывание не предназначалось для ушей Волкова, но в тишине все было отлично слышно. Он проглотил оскорбление.

— Товарищ Фалеев, вы, наверное, догадываетесь, по какому поводу я с вами собрался поговорить? — мягко начал Георгий.

— Ничего не знаю. Ничего не помню. Я в загуле был, — сразу пошел в отказ «пациент».

— Меня, собственно, интересует только один момент…

— Ничего не знаю, не помню, — как заведенный повторял Фалеев, глядя куда-то в пол.

— …что вы делали на стройке по соседству с вашим домом в ночь с понедельника на вторник?

— На какой еще стройке?! — поднял глаза Фалеев. Его удивление прозвучало довольно убедительно.

Георгий не выдержал и рявкнул:

— На стройке, где нашли тело человека со следами насильственной смерти!