Война Волка (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 3

Теперь мои люди растянулись и двигались не все вместе, но близко друг к другу. Никто не хотел ехать близко к краю дороги — ведь там собираются призраки, В таком длинном и беспорядочном строю мы были уязвимы, но, кажется, враг не считал нас угрозой. Мы обогнали еще нескольких женщин, сгибавшихся под огромными вязанками хвороста, собранного в рощице севернее могил. Теперь до ближайших бивачных костров оставалось недалеко. Вечерний свет угасал, но до сумерек было еще не менее часа. На северной стене города я заметил людей, увидел у них в руках копья и понял, что они увидели нас. Они примут нас за подкрепление, пришедшее на помощь осаждающим.

За старым римским кладбищем я придержал Тинтрига, чтобы мои воины могли подтянуться. Вид этих могил и мысли о епископе Леофстане всколыхнули воспоминания.

— А помнишь Мус? — спросил я Финана.

— О Господи! Да как же я мог забыть? — ухмыльнулся он. — Ты. — начал он.

— Никогда, А ты?

Он покачал головой.

— Твой сын не раз ее объезжал.

Сына я оставил командовать гарнизоном Беббанбурга.

— Он парень везучий. — ответил я.

Мус — на самом деле ее звали Сунгифа — была маленькой, как мышка, и замужем за епископом Леофстаном.

— Интересно, где сейчас Мус? — Я все смотрел на северную стену Честера, пытаясь прикинуть, сколько людей несут стражу на бастионах. — Больше, чем я ожидал. — заключил я.

— Больше?

— Да, людей на стене. — пояснил я. На бастионах я разглядел по крайней мере человек сорок, и понятно, на восточной стороне, где сосредоточена основная масса врагов, их не меньше.

— Может, к ним пришло подкрепление? — предположил Финан.

— Или тот монах ошибся, что меня бы не удивило.

Монах принес в Беббанбург весть об осаде Честера, Конечно, мы уже знали о мятеже мерсийцев и одобряли его. Ни для кого не секрет, что Эдуард, самозваный король англов и саксов, собирался вторгнуться в Нортумбрию, сделав истинным этот высокий титул, Сигтрюгр, мой зять и король Нортумбрии, готовился к нападению и опасался его, а потом пришла весть, что Мерсию рвут на части и Эдуарду теперь не до нас — он дерется за то, чтобы удержать свои земли, Наш ответ очевиден — ничего не предпринимать! Позволить королевству Эдуарда разрываться в клочья, ведь каждый саксонский воин, погибший в Мерсии, означает, что у врагов Нортумбрии будет одним мечом меньше.

Однако я все-таки здесь, под вечерним сумрачным небом начала весны, приехал в Мерсию сражаться, Сигтрюгр был не в восторге от этой идеи, а его жена, моя дочь. — еще более.

— Зачем? — возмутилась она.

— Я дал клятву. — сказал я им обоим, и возражения утихли.

Ведь клятвы священны. Нарушить клятву — значило навлечь гнев богов, и Сигтрюгр нехотя согласился, чтобы я помог осажденному Честеру, Не сказать, чтобы он сильно мог мне помешать — я самый могущественный из его лордов, его тесть и лорд Беббанбурга, и, на самом деле, это мне он обязан своим королевством. Но Сигтрюгр настоял, чтобы я взял меньше сотни воинов.

— Возьмешь больше. — сказал он мне. — и через границу придут проклятые скотты.

Я согласился, Я повел только девяносто воинов и с этими девятью десятками собирался сохранить новое королевство короля Эдуарда.

— Думаешь, Эдуард будет признателен? — спросила дочь, пытаясь найти что-то хорошее в моем странном решении. Она думала, что признательность Эдуарда каким-то образом убедит его отказаться от планов вторжения в Нортумбрию.

— Эдуард подумает, что я глупец.

— Это точно! — воскликнула Стиорра.

— Кроме того, я слышал, что он болен.

— Хорошо. — мстительно сказала она. — наверное, новая жена совсем его измотала.

Что бы тут ни случилось, Эдуард спасибо не скажет, подумал я. Копыта наших коней громко стучали по римской дороге. Мы по-прежнему ехали медленно, чтобы не показаться угрозой. Миновали побитый временем старый каменный столб — говорят, он как раз в одной миле от Девы, как римляне звали Честер, Теперь мы уже оказались среди лачуг и бивачных костров лагеря осаждающих, и народ нас разглядывал. Никто не выказывал беспокойства, часовых не было, никто не бросил нам вызов.

— Да что с ними такое? — проворчал Финан, обращаясь ко мне.

— Они считают, что если подмога придет, так только с востока, не с севера. — ответил я. — Поэтому думают, что мы на их стороне.

— Тогда они идиоты.

Конечно, он прав, Цинлэф, если он еще здесь командует, должен был расставить часовых на всех путях к лагерю, но долгие недели осады сделали всех ленивыми и беспечными, Цинлэф хотел только взять Честер и забывал следить за тем, что происходит у него за спиной.

Финан со своим ястребиным зрением наблюдал за городской стеной.

— Тот монах нам наврал. — усмехнулся он. — На северной стене я насчитал пятьдесят восемь воинов!

Монах, принесший новости об осаде, уверял меня, что гарнизон опасно мал.

— Насколько мал? — спросил его я.

— Не более сотни человек, господин.

Я скептически взглянул на него.

— Откуда ты знаешь?

— Мне сказал священник, господин. — встревоженно ответил монах, назвавшийся братом Осриком, По словам этого монаха, заявившего, что пришел из монастыря в Хвите, о котором я никогда не слышал, это место находилось в нескольких часах ходу от Честера, Брат Осрик рассказал, как к ним в монастырь пришел священник.

— Он умирал, господин! У него случилась колика в животе.

— Это был отец Свитред?

— Да, господин.

Я знал, Старик, свирепый и угрюмый священник, которому я совсем не нравился.

— И гарнизон отправил его за помощью?

— Да, господин.

— Почему они не отправили воина?

— Священник может пройти там, где воин не пройдет, господин. — объяснил брат Осрик. — Отец Свитред сказал, что покинул город в темноте и прошел сквозь лагерь осаждающих. Никто его не остановил, Затем он направился на юг, к Хвиту.

— А где он заболел?

— Там же, где он умирал, когда я ушел, господин. — Брат Осрик перекрестился. — на все Божья воля.

— У твоего бога странные желания. — проворчал я.

— Отец Свитред умолял нашего настоятеля отправить кого-то к тебе, господин. — продолжал брат Осрик. — и это оказался я. — закончил он, запинаясь. Он упал на колени, и я заметил уродливый багровый шрам на тонзуре.

— Отец Свитред меня не любил. — сказал я. — он вообще всех язычников ненавидит, И все же послал за мной?

Вопрос сбил брата Осрика с толку, он покраснел и начал запинаться.

— Он, он.

— Он меня оскорблял. — предположил я.

— Оскорблял, господин, еще как оскорблял. — ответил он с облегчением, и я понял, что правильно догадался, просто он не хотел об этом говорить. — Но также он сказал, что ты отзовешься на мольбы гарнизона.

— А письмо у отца… с собой было? — снова спросил я. — С просьбой о помощи?

— Было, господин, но его стошнило на письмо.

— Он скривился. — Отвратительно, господин, кровь и желчь.

— Откуда у тебя шрам? — спросил я.

— Сестра ударила, господин. — Вопрос его явно удивил. — Серпом, господин.

— Сколько бойцов у осаждающих?

— Отец Свитред сказал, что их сотни, господин, Я помнил, как нервничал тогда брат Осрик, но списал это на испуг от встречи со мной, известным язычником. Должно быть, он решил, что у меня рога и раздвоенный хвост.

— Божьей милостью, господин. — продолжал он.

— одну атаку гарнизон отразил, и я молю Бога, чтобы к этому времени он не пал. Они молят тебя о помощи, господин.

— Почему не помог Эдуард?

— У него есть другие враги. Он сражается в южной Мерсии. — Монах поднял на меня умоляющий взгляд. — Прошу тебя, господин. Гарнизону долго не продержаться!

Но вот мы пришли, а они все держались. Теперь мы ехали не по дороге, лошади медленно ступали через осадный лагерь. Самые удачливые воины нашли прибежище в крестьянских домах, построенных еще римлянами. Хорошие каменные строения, правда, крыши за долгие годы разрушились, и теперь на балках торчали неряшливые пучки соломы. Но большинство людей ютилось в жалких шалашах. Женщины поддерживали огонь свеже-собранным хворостом, собираясь готовить ужин. Они, похоже, остались к нам безразличны. Они видели и мою кольчугу, и украшенный серебряным навершием шлем, и серебряные узорчатые накладки на сбруе Тинтрига, Они понимали, что я лорд, и почтительно преклоняли колени, когда я проезжал мимо, И никто не посмел спросить, кто мы такие.