Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Захвачненные (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Я прохожу около трехсот ярдов от хижины, где держат нас с Барреттом, затем меня вталкивают в дверной проем, я натыкаюсь на щебень и куски поломанной древесины. Потолок здесь такой низкий, что мне приходится согнуться в три погибели. Вокруг темнота, все окна заколочены, из одного из них чуть пробивается дневной свет. Прозрачная пластиковая бутылка вбита в отверстие в крыше в качестве импровизированной лампочки. У одной стены расположен истёртый диван, на котором сидят четверо мужчин с винтовками, зажатыми между колен. На троих тюрбаны, один с непокрытой головой. В центре комнаты, перед видеокамерой на штативе – стул. Я не в силах пошевелиться, потому что знаю, что сейчас будет. Приклад винтовки бьёт мое травмированное плечо, посылая по телу невыносимую муку, разрушающую способность сопротивляться. До этого момента они просто держали нас в хижине и морили голодом. Что-то мне подсказывает, что веселье только начинается.

Кто-то грубо хватает меня за кисть руки, скручивает меня и толкает на стул. Десятисекундная пауза, а затем – удар прикладом по скуле, мгновенно ее разрезающий, удар по раненому плечу, удар в живот.

После долгого тщательного избиения меня оставляют, окровавленного и замирающего от адской боли. Затем, что совершенно абсурдно, с меня смывают кровь. Дают глоток солоноватой воды и кусок хлеба. Мужчина, тот, что с непокрытой головой, берет в руки винтовку и встает позади камеры, включает ее, и направляет на меня.

— Имя, — рычит он.

— Капрал Дерек Аллен Уэст, Корпус морской пехоты Соединенных Штатов Америки, — я оттарабаниваю свой регистрационный номер и замолкаю.

Напрягаюсь, готовлюсь к полному допросу и еще более сильным ударам, но вместо этого меня, в сопровождении двух мужчин, отводят обратно в хижину. Они запихивают меня внутрь, проходят следом и хватают Барретта за руки, заставляя встать.

Я рвусь следом, проклиная их. Том не выдержит. Если его изобьют, он не выживет. Удар прикладом в лоб выбивает из-под меня почву. Голова пульсирует от боли, перед глазами мерцают звезды, но я всё-таки поднимаюсь на ноги, смаргивая кровь, и тянусь к Тому.

Вдруг что-то холодное касается моего лба, мое плечо грубо сжимают и заталкивают меня обратно.

— Утихни, — рычит голос на ломаном английском. — Или мы убьём. Не тебя. Его.

Я всё ещё не остыл, протираю глаза тыльной стороной ладони, и вижу Барретта, стоящего на коленях на земле, возле хижины, ему в голову упирается дуло автомата.

Он едва в состоянии держаться вертикально, но моргает и смотрит на меня. На его лбу бисеринками скапливается пот, скатываясь вниз по бледному лицу.

— Отставить, — говорит он, тяжело дыша.

Я опускаюсь на корточки, а потом и вовсе приземляюсь на задницу. Барретта тащат прочь.

Я жду, сидя на полу, из раны на лбу тонкой струйкой стекает кровь, всё тело ломит. Понятия не имею, сколько сейчас времени, но, похоже, прошло около двадцати минут до того, как они вернули Тома. Он без сознания, его лицо разбито. Из живота сочится ярко-алая струйка крови. Они швырнули его на меня, уронив этой тяжёлой окровавленной массой. Я принимаю его вес и переворачиваю на спину. Его рубашка черная и влажная, пропитанная многодневной затвердевшей грязью и запекшейся кровью, она прилипла к телу. Он стонет, кашляет.

Его глаза открываются, моргают, находя мои:

— Письмо.

Я засовываю руку в карман его армейских штанов, нащупываю измятый, сложенный конверт.

— Вот оно. Ты собираешься распечатать его или что?

Барретт фыркает, морщится и выдыхает длинный стон. Делает глубокий вдох, облизывая пересохшие губы:

— Прочитай его.

— Конечно, дружище, — я сажусь, скрестив ноги, рядом с ним и разворачиваю конверт.

Я оставляю кровавый отпечаток пальца на грязно-белом конверте, когда пытаюсь его распечатать. Вытираю пальцы о штаны в бесполезной попытке сделать их чище. Мои руки дрожат. Я разворачиваю два листа трижды свернутой бумаги. Вырванные из блокнота, жёлтые с синими линиями. Аккуратный округлый женский почерк.

— Томас, любовь моя, — читаю я. Откашливаюсь и смотрю на Барретта. — Ты бы, бл**ь, больше ценил это дерьмо, чувак!

— Заткнись и читай, — на его губах появляется намек на улыбку. — Я хранил это письмо с тех пор, как мы вернулись, ну... из отпуска. Она отдала мне его как раз перед – черт, так больно, мужик – перед тем, как я сел в самолет. Я ждал.

— Чего? — спрашиваю я.

— Я всегда знал. Я знал, что на этот раз... не вернусь домой. Всегда это чувствовал.

— Это глупо, — я не могу смотреть ему в глаза. — Ты вернёшься домой. Мы вернёмся домой. Наши ребята погибли за нас. Ты знаешь это. Все эти ублюдки вокруг – они мертвы, просто ещё не знают об этом. А нам с тобой просто надо выжить.

— Не будь придурком, Ди. Ты знаешь, что это не так. Просто прочитай мне моё… это проклятое письмо, — он закрывает глаза, медленно вдыхает. Выдыхает. — Просто прочитай его. Пожалуйста.

«Томас, любовь моя, – читаю я снова. – Я пишу тебе это в нашей постели, пока ты спишь рядом. Мне многое нужно тебе сказать, но я знаю, что время на исходе. Ты отправляешься завтра. Снова…»

Я медленно читаю, забегая глазами вперёд. Том не открывает глаз, слушая. Впитывая каждое слово. Черт подери! Неприкрытая любовь, которой кровоточат эти строчки, буквально сжигает меня заживо. Скручивает живот, жалит глаза. Это так красиво и чертовски романтично. И больно. Барретт умирает. Это я должен умирать здесь, а он – вернуться домой живым к своей девочке, а не умирать на полу этой чертовой хижины в этом грёбаном Афганистане. И ради чего? Для чего мы здесь? Я не знаю. Я записался в армию, чтобы воевать. Чтобы достичь чего-то. Служить моей стране. Я записался, потому что не знал, что ещё делать со своей жизнью. И потому что однажды в мою школу приехал военный в мундире. Он выглядел так здорово, что мне захотелось быть похожим на него. Показалось, что такая жизнь лучше, чем строительство домов вместе с отцом в нашей захолустной дыре в Айове. А теперь я здесь, в плену, в ещё более забытом Богом месте, в Афганистане, вместе с умирающим другом, лежащим рядом со мной на земле. И я не могу вспомнить, почему я здесь? За что, предполагалось, я воевал?

А Том? У него есть ради кого жить. У него есть женщина, которая безумно любит его, и ждет, когда он вернется домой.

— Прочитай это еще раз.

— Сыграй еще раз, Сэм, — я довольно паршиво изображаю актера Джеймса Кэгни или как его там зовут в том фильме.

Том смеётся, а потом закашливается.

— Идиот. Это... не точная цитата. Надо... «Играй, Сэм». Кино по пьесе «Все приходят к Рику», — он несколько раз моргает, облизывая пересохшие губы. — Рейган ненавидит этот фильм. Когда она была совсем маленькой, ее бабушка... заставляла смотреть вместе с ней этот фильм каждые выходные. Рейган и со мной так поступила – заставляла его смотреть, когда я был в отпуске после Ирака, перед отправкой сюда. Она смотрела его вместе со мной три раза подряд.

— Если честно, я даже не знаю название этого фильма, — признался я.

— «Касабланка», — он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня одним открытым глазом. — Теперь прочитай это чертово письмо.

Я начал перечитывать его.

И еще раз.

В конце концов, Том отключился.

Он проснулся, когда луч света, пробивающийся через щели в двери, показал, что уже вечер.

— Прочитай мне еще раз письмо, Дерек.

«Боже, Том. Знаешь, почему я помню все это? Каждый эпизод? Потому что в течение восьми лет ты всегда находился в боевой готовности. Три поездки в Ирак, и сейчас ты в третий раз отправляешься в Афганистан.

Я скучаю по тебе, Том. Каждый день я скучаю по тебе. Даже когда ты дома, рядом со мной, я скучаю по тебе. Потому что знаю, что в любую секунду ты можешь снова внезапно уехать».

Я перечитываю ему письмо. Каждый раз читая, я чувствую себя виноватым. Потому что не прочитываю его целиком. Я не могу заставить себя прочитать ошеломительную новость в конце письма. Я пропустил её, когда читал письмо в первый раз. И я пропускаю строчки: «Я не думаю, что смогла бы справиться, если бы это случилось с тобой…» и «Пожалуйста, вернись домой, Том, ко мне». Я пропускаю предложение про ребенка и слова про «нас».