В Крыму
(Из записок военного корреспондента) - Холендро Дмитрий Михайлович - Страница 9

Командир полка подъехал к позициям, пожал руку Малидовскому и сказал, с гордостью глядя в уставшее лицо артиллериста:

— Молодец, Малидовский!

Малидовский прищурил глаза, улыбнулся:

— Как же, товарищ командир полка, немцы хотели нас в море, а мы сами хотим их — туда же.

И вышло так. Пушки Малидовского добивали немцев на мысе Херсонес, с которого были выброшены в Черное море остатки немцев из Крыма.

…Последние часы на Керченском берегу в дни этой первой своей поездки я провел в блиндаже командира полка гвардии полковника Героя Советского Союза Петра Георгиевича Поветкина. На его столе лежала пачка писем. Он перебирал их, придвинув к себе коптилку, и с грустью говорил:

— Этого нет… Вот письмо Марунченко. Погиб при высадке. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Нет и Михайличенко…

Лунной ночью катер вез меня через пролив к Большой Земле.

На борту закричали:

— Человек в море!

Это был труп. Кверху лицом, раскинув руки, он покачивался на волнах.

Кто он? Может быть, наш безымянный герой, бессмертная слава которого влита сейчас в обелиски памятников на освобожденной крымской земле? Или это немец, получивший то, что должен был получить во имя справедливости. Пришел он незванным из проклятой Германии, пришел убийцей и вором. И качается на волнах его труп, размоет его вода, растащут рыбы, и не останется следа.

Катер скользнул вдоль трупа и резко отвернул. Кто-то крикнул:

— Немец!

НА «КРЫМСКОМ ПЯТАЧКЕ»

Это были будни

Ветер гонит поземку. Снег сухой, как песок. Белые буруны расходились по проливу, беснуется море. Сковало грязь на дороге, протянувшейся вдоль берега от причала к причалу. Повозка ковыляет по ней, как на ходулях.

Баржи прижались к берегам. Никого не видно в море. Мечется одиноко наш белый санитарный катерок, приближаясь берегу. Вот его захлестнуло волной. Потом вновь взмывало на гребень.

Идет катерок, бросаясь от волны к волне, как чайка в полете.

Наконец он подобрался к причалу.

— Эй, на пирсе!

— Есть на пирсе!

— Держи концы!

Раненые, кто с подвязанной рукой, кто с забинтованной головою, потянулись к катеру из госпитальных домиков, приютившихся под скалой. Им помогают всходить на палубу по шатким мосткам.

Что это, ветер или свист снаряда? Свист нарастает.

Бах! Столб воды подпрыгнул к небу. Но никто не обращает внимания. Привыкли. Немцы методически обстреливают причалы и берег, на котором в огромные штабели сложены ящики со снарядами, мешки с продовольствием, тюки прессованного сена для лошадей.

Вновь нарастает свист, и еще один столб воды поднимается вверх.

Шофер у причала прогревает мотор. Он потирает красные обветренные ладони, прячет их в перчатки и хлопает руками. Он доволен морозом — окрепла дорога. Закончилось мученье водителей, не будут больше машины застревать в вязкой непролазной грязи.

Мы сбежали с причала и устраиваемся на машину.

Путь знаком. Столько раз по нему хожено. Всю зиму линия фронта почти не менялась. Бои велись на изматывание врага — за высоты, за траншеи, иногда даже за отдельные окопы, за воронки.

Немцы рыли траншеи — им не давали рыть. Строили проволочные заборы — их разрушали наши артиллеристы, саперы. Немцы подтягивали батареи — их разведывали и подавляли…

В эти будничные дни войны совершил свой подвиг красноармеец Василий Рыжов.

Круглолицый девятнадцатилетний паренек из таманской станицы, Василий оказался настойчивым и смелым бойцом. Он скоро стал на редкость опытным сапером-разведчиком.

Я видел однажды, с каким вниманием слушали его в землянке товарищи. Казалось, он рассказывал забавный случай, и он сам, может быть, не замечал, что многому учит товарищей.

— Подполз я к колючей проволоке, — говорил Рыжов. Забор обычный, немецкий, перепутан весь так, что сам черт не разберется. Такую проволоку резать — морока. Лучше всего — подложил заряд, и на воздух! Хотел я под забор нырнуть. Э, стой, говорю. Вижу — ниточки идут от проволоки колючей в разные стороны, как паутина. Связали немцы проволоку с минам, сделали ловушку для саперов. Так я сначала мины обезвредил, а потом проволоку подорвал. На войне старые пословицы на новый лад идут: рта не разевай, не то пуля влетит.

Герой Советского Союза красноармеец В. Рыжов.

Рыжов отличался тем, что всегда умел перехитрить врага.

Вот Василий лежит в воронке и видит: немцы ночью выдвигаются на линию боевого охранения — метров на двести впереди своих траншей. Но идут как-то странно, гуськом, точно по бревну, перекинутому через реку.

Как это понять?

Молодой разведчик смекнул: вокруг — минное поле, а для себя немцы оставили узкий проход. И идут по нему. Дерзкая выдумка родилась в голове сапера. Он переполз в другую воронку… Перед рассветом немцы так же гуськом, торопясь, направились к траншее. Этого и ожидал Рыжов терпеливо, не смыкая глаз. Он приложил к плечу автомат. Короткая очередь — и два солдата, идущих впереди, упали. Остальные залегли, озираясь: откуда стреляют. Рыжов выпустил еще очередь. Фрицам деваться некуда, вокруг их же мины! Они поползли по тропинке, потом вскочили и бегом — к траншее. Тогда Рыжов разрядил весь диск. Только двум из восьми удалось скрыться.

По Рыжову открыл огонь гранатомёт. Вернее, по воронке, где Рыжова уже не было…

Кто бывал на «крымском пятачке», кто дрался за Керчь, тот хорошо знает высоту 133,3 — ту самую, у которой на вершине отвесный срез. Около этой высоты долгое время стоял обгоревший танк, и наши наблюдатели и снайперы просиживали в нем целыми днями, выискивали уничтожая гитлеровцев.

Эту высоту за зиму атаковали несколько раз. Раза два она переходила из рук в руки.

В один из таких дней Рыжов и совершил свой подвиг. Перед штурмом он получил приказ сделать проход в проволочном заграждении немцев.

Настала ночь. Над высотой и над всем передним краем тревожно мерцали ракеты. Кое-где стреляли орудия.

Рыжов полз к немецким позициям с зарядом взрывчатки.

У самой проволоки расположилось немецкое боевое охранение. При свете ракеты Рыжов увидел над бруствером окопа ствол пулемета. Рикошетом по земле полоснули пули. Над окопом приподнялся немец, потянулся, что-то пробурчал. Показался второй немец, оба осмотрелись вокруг, один взялся за пулемет, выпустил очередь. Так немцы стреляли часто — от страха, на всякий случай. Рыжова это не беспокоило. Но он лежал не дыша и думал о том, где удобнее подложить заряд. И решил: заложить у самого пулемета. Знал отважный сапер, что слева и справа склоны, насквозь простреливаемые немцами. И пехотинцам будет удобнее и безопаснее идти по этой балочке, которую охраняет немецкий пулемет, если сделать проход именно здесь.