Абордажная доля - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 48

Я сидела на скамейке в парке, ела мороженое и наблюдала за пляской теней на дорожке — тени падали от облаков, от ярко-зеленых, еще молодых листочков, от проносящихся высоко над головой, за защитным экраном, авионов. На этот раз весна тоже радовала, но совсем не так, как обычно. Во всем этом прорастании и расцветании мне чудилась фальшь.

Два месяца прошло с моего возвращения на Землю. Я жила, больше не плакала, общалась с людьми, без спешки искала новую работу — благо заработанных за время командировки на Роолито денег хватало для обеспечения моих весьма скромных нужд. И… пожалуй, все. Существовала, так точнее.

Но это вполне можно было назвать достижением, потому что мысли решить проблему простейшим путем меня посещали. Правда, надолго в голове не задерживались, и не в последнюю очередь благодаря тому самому человеку, недолгое знакомство с которым разломило мою жизнь на «до» и «после». Каждый раз, задумываясь о смерти, я вспоминала безобразную сцену, свидетелем которой оказалась, попав в воспоминания Кляксы, неизменно встряхивалась, давая себе пинка, и на какое-то время вытаскивала себя из этого болота. Но, увы, ненадолго.

Наверное, мне бы стоило обратиться за помощью. То есть я понимала, что нужно это сделать, что сама я вряд ли выкарабкаюсь, но не имела воли на такой шаг. Хуже того, не имела желания. Потому что для получения помощи требовалось рассказать, а меня при мысли об этом охватывала лютая жадность. Рассказать — значило отдать, поделиться. А мне и самой было мало.

Что до окружающих… Если кто-то и замечал мое состояние, то наверняка считал это мимолетной хандрой. Мне кажется, мои мужчины не проявили бы чуткости и понимания, даже вынув меня из петли. Они не плохие, они просто… вот такие. Серьезные, простые и крепкие мужчины, которым чужды долгие и мучительные душевные метания. В отличие от некоторых, даром эмпатии они не наделены.

В общем, Глеба я так и не сумела забыть. Хотя, скорее всего, недостаточно старалась.

Нет, я пыталась, я даже знакомилась с молодыми людьми. Плюнула на все и потребовала помощи у младшего из братьев. Прежде я, насмотревшись на собственную родню, никогда не стремилась знакомиться с вояками — еще один такой же в окружении мог стать последней каплей. Но сейчас на самостоятельный «свободный поиск» не было сил, не было их и на борьбу за собственную независимость и право выбирать круг общения, а так хотя бы один из моих мужчин был в курсе и вроде как контролировал процесс, так что особенного повода лютовать не имелось даже у отца.

Только вот результат получился совсем не таким, на какой я рассчитывала. К настоящему моменту я была знакома с большинством холостых и достаточно молодых сослуживцев и хороших знакомых обоих братьев (Димку подключили, когда младший иссяк), кое с кем даже завязала приятельские отношения, но других эмоций не вызвал никто. Саша, один из друзей Макса, на удивление поэтичный тип, убежденно заявил, что у меня глаза слишком холодные для того, чтобы кто-то в здравом уме рискнул попытаться развить знакомство в романтическом направлении. Не знаю. Может, и правда так…

Я не скатилась в черную меланхолию и не увязла в депрессии до такой степени, чтобы это было заметно невооруженным глазом, исключительно благодаря Костику, моему постоянному танцевальному партнеру, и Насте, его бойкой жизнерадостной супруге. Танцы и Настина болтовня стали, пожалуй, единственной по-настоящему крепкой нитью, которая все еще привязывала меня к миру. В обществе этой пары я даже улыбалась.

Судебный процесс, окончившийся пару недель назад, новостные каналы называли самым громким (несмотря на то, что он был закрытым и широкую общественность в подробности не посвящали) и самым кровавым в новейшей истории — император никогда еще не подписывал столько смертных приговоров. По слухам, казнили больше сотни отпетых головорезов.

Про «Тортугу» в прессе тоже если и появлялись, то одни слухи. Официальная позиция властей вообще сводилась к тому, что никакой неуловимой пиратской станции никогда не было, все это миф, придуманный горсткой ушлых мерзавцев. Ни слова про инопланетян, про удивительное прибытие огромной станции прямо на Землю, про то, кто привел ее сюда и почему. После этого страшно стало думать, сколько всего скрытого от глаз обывателей происходит в мире. Ведь если это дело столь ловко замяли, что мешало в других случаях поступить аналогично? Сейчас я знала правду потому, что была всему свидетелем, а кто скажет, что прячется за прочими новостными сводками?

— Алиса… — Негромкий голос, прозвучавший чуть сбоку, я просто проигнорировала — настолько невозможным он был. Флегматично решила, что к моим невзгодам добавились еще и галлюцинации, и даже не повернула головы. — Привет.

Тот же голос прозвучал ближе, а мои вытянутые ноги перечеркнула тень. Нахмурившись, я повернула голову, скользнула взглядом снизу вверх по непривычной черной повседневной форме. По пряжке ремня с блестящим гербом и букету ландышей — хрупкие крошечные колокольчики в мужской ладони казались особенно уязвимыми, по паре маленьких золотых звездочек и нескольким кружочкам наград на груди, дальше, по воротничку-стойке… А потом провалилась в синюю бездну.

Не отдавая себе отчета, что делаю, я медленно поднялась, рожок с мороженым выпал из ослабевших пальцев — кажется, прямо на юбку.

— Живой… — выдохнула я почти беззвучно. — Живой!

— Это… случайно получилось, — неуверенно и даже как будто виновато улыбнулся он, но я не слышала. Я захлебывалась эмоциями, тонула в мыслях, а потом, словно кто-то щелкнул выключателем, в голове стало светло и пусто.

Пощечина получилась настолько выразительной, что от хлопка в воздух с шелестом поднялась стая голубей, топтавшихся на дорожке совсем рядом. А в следующее мгновение я уже изо всех сил прижималась к мужчине. Меня отчаянно трясло — от страха, что все это сон, от неверия, от негодования, от… да мало ли от чего еще!

— Хорошо, что гражданским оружие не выдают, — с иронией заметил Глеб.

Вот только ответные объятия у него получились слишком крепкими для того спокойствия, какое он пытался продемонстрировать. Настолько, что мне стало тяжело дышать. Пальцы зарылись мне в волосы, ладонь легла на затылок, прижала мою голову к груди.

— Ненавижу тебя, мутант ублюдочный…

— Тебе не идет так ругаться, — тихо укорил он. — Тем более что рожден я был во вполне законном браке.

Я молча ткнула его кулаком куда-то под ребра, чем вызвала нервный смешок.

— Прости, — через минуту, которую мы просто стояли у скамейки, проговорил мужчина. — Я не хотел причинять тебе боль.

— Поэтому ничего не сказал? Поэтому позволил себя оплакать?!

— Я был уверен, что умру, — возразил он. — Не хотелось давать тебе ложную надежду, позволять думать обо мне лучше, чем есть. Мне казалось, если не расскажу, тебе проще будет забыть. Да и… струсил, что скрывать.

— А что тогда вот это? — Я чуть отстранилась, запрокинула голову и выразительно оттянула ткань формы. — Что, это было не особо секретное задание? Устранить проблему, внедрившись в банду, не считая потерь среди личного состава…

— Это была инициатива нескольких отморозков, которым нечего терять. И прикрывал меня один-единственный подполковник, на свой страх и риск, в свободное от службы время. За эти годы он легко мог погибнуть, мог вылететь на пенсию и вряд ли сумел бы отмазать после всех «подвигов». Мы изначально знали, что это путь в один конец, и не надеялись выжить. Меня всего несколько дней назад официально помиловали. — Глеб опять усмехнулся. Все так же кривовато, но уже, кажется, более естественно.

— И ты только теперь приехал?!

— Боялся сделать еще хуже. — Он неопределенно пожал плечами. — Я вообще поначалу не собирался приезжать, не хотел окончательно ломать твою жизнь. На кой тебе такой придурок и напоминания о худших днях в твоей жизни? Но эгоизм в итоге победил. Дай, думаю, все же поздороваюсь, если что — прогонишь, ты девушка самостоятельная. Или родню натравишь.