Псих. Дилогия (СИ) - Хожевец Ольга Аркадьевна - Страница 17

- Велено сказать так, - начал я вибрирующим на полтона выше голосом. - Разговор по поводу стукача, что сорвал встречу...

Водевиль требует соответствующего финала. Однако ломать комедию, как посоветовал мне Кот, не хотелось. К лестнице мне не прорваться, даже если уложу Дракулу - вот в чем дело. В зале полно народу, и две трети - между мной и лестницей. Чтобы они настолько остолбенели, это мне надо не главаря убить, а как минимум самому в вампира превратиться. Нереально. Сигать в окно? Ну, стекло я, положим, вышибу, оно всё в трещинах. Однако пятый этаж, да нерядовой - здание административное, этажи высокие. Хотя это уже хоть какой-то шанс... Но ведь там ещё и бежать надо будет... Хреново изломанным попасться, если не убьюсь...

- У бедняжки от страха отшибло мозги, - вдруг сказал Дракула, останавливая мой спич изящным движением кисти. - Дружочек! Ты слово говори, чтобы я знал, что ко мне Груздь обращается, а не ты, выродок, со мной тут балаболишь. Сло-во! А?

Я ощутил странную лёгкость.

Похоже, вырисовывается финал.

- А слово-то он не знает! - Радостно пропел Дракула, обращаясь к своим помощничкам слева.

Обернулся направо, повторил:

- Не сказали ему слово!

И, разведя руки в стороны, громко объявил:

- Дети мои, ребятушки! А это ведь Груздь не пар-ла-мен-тёра прислал! Это ведь он мне подарочек прислал, мне... и вам!

Вот тут-то, в момент, когда зал взорвался восторженными воплями и радостным ржанием, я и начал движение.

Я накренился, как идущий на взлёт тяжёлый бифлай. Я не бежал - я разгонялся, наращивал ускорение мощными толчками, увеличивая длину прыжка, я все силы вложил в этот короткий, пятиметровый спурт, целя головой, как головкой ракеты, в грудь приподнимающегося из кресла главаря "северных"...

Один из "приближенных" бросился мне наперерез - он был близко, он имел шанс, если бы сгрёб меня в охапку или навалился всем телом, но он сделал мне подсечку...

И с этим опоздал. Идиот!

Кресло-то у главаря было на колёсиках!

Я влетел в Дракулу, как мяч в ворота, головой вперёд, сшибая его обратно в кресло, и уже всей тройной (я, главарь и его "трон") тяжестью мы вмазались в стекло. Фейерверком брызнули осколки; кресло опрокинулось, катапультируя разметавшего полы плаща "вампира", инстинктивно вцепившегося мёртвой хваткой мне в плечи...

Он и в воздухе не отпустил меня; мы так и упали - плашмя, внизу Дракула, встретивший потрескавшийся ноздреватый асфальт спиной и затылком, сверху, лицом к нему, я; только когда нас подбросила инерция удара, главарь разжал пальцы, в судорожной агонии выгибаясь мостиком, и замер, распластавшись - чёрное и алое на сером - и широко раскинув руки...

Долгое мгновение я был уверен, что тоже умер...

А потом, спазматически хватая ртом воздух и пытаясь вспомнить, как же нужно дышать, я вдруг осознал, что жив, и не только жив, но и могу двигаться...

Я поднялся - на колени, потом на ноги - неуверенно, сначала пошёл, потом побежал, пошатываясь, почти не выбирая направления, удивляясь самому факту, что бегу. Какой-то спасительный инстинкт повёл меня к люку - я не сразу это сообразил. Из здания уже высыпались боевики, но фора ещё оставалась. Только не ошибиться... И ещё я бежал и думал - вот смешно будет, если я сигану в люк, а там никого нет. А ведь почти наверняка там никого нет...

Откуда-то сбоку выскочил одинокий боевик, сунулся мне наперерез. Я нащупал во рту трубочку - на месте, как ни странно, хотя зубов и недостаёт. Вот этому-то бедняге я стрелку и подарил - в лицо, практически в упор.

Добежал до люка. Сзади топот, но время ещё есть, только... Я рассмеялся бы, если б не саднило так лицо. Люк-то надо открыть. А руки связаны.

А вот уже и впереди по улице боевички появились, видать, патруль. Бегут словно в замедленной съёмке - так я это вижу.

Сажусь на землю, спиной к люку, начинаю пихать пальцами тяжёлую крышку.

Топот ближе; бесшумно сверкает в воздухе лучемётный импульс. У моих ног пузырями вскипает асфальт. Спохватились.

Крышка сдвинута - ползёт, скрипя, неохотно, постепенно ускоряясь.

Не отстать...

Я так и проваливаюсь в колодец - задницей вперёд, совершенно неестественным образом сложившись пополам, задрав ноги выше головы.

Ещё успеваю подумать - если внизу никого, теперь уж точно спину сломаю...

Но - подхватили сильные руки, кто-то поддержал, кто-то потащил, и ещё я увидел Кота, уже садящего со всей дури из лучемёта по открытому проёму люка.

Все-таки Кот - человек.

***

Бегство по туннелям я почти не запомнил - только какие-то урывки; меня разобрала, наверное, уже самая настоящая истерика, я хохотал и не мог остановиться. Было дико больно, волокли меня как придётся, а я все хохотал... Помню слегка испуганный голос Каланчи - "тронулся он, что ли?" - и раздражённые интонации Кота, торопливо увещевающего: "Угомонись, Птаха, все хорошо, все кончилось, живой ты, живой, угомонись..."

***

В общем-то, падение с пятого этажа обошлось мне на удивление дёшево. Несколько сломанных рёбер, выбитое из сустава плечо, расквашенный нос и два потерянных зуба - вот, собственно, и все. Плечо местные умельцы вправили, ребра забинтовали, нос зажил сам.

Это была ерунда.

Дела банды пошли на лад - мы "застолбили" тот самый спорный квартал да плюс на радостях хапнули соседний, а с другой стороны на "северных", услышав о смерти Дракулы, навалилась ещё одна соперничающая группировка; деморализованные "северные" быстро и покорно потеснились.

Война закончилась.

Всё к лучшему.

Плохо было другое - я обнаружил, что оказывается, все-таки ожидал чего-то от своего успеха, какой-то... ну, другой реакции, что ли... Нет, не собирался я делаться героем... И все же... Нового витка неприятия, будто вернулся зачумлённым - не ожидал.

Объяснялось всё, наверное, просто - по их разумению, я не должен был остаться в живых, и логика тут пасовала перед иррациональным ощущением неправильности, да ещё бродили на задворках сознания ошмётки прежних подозрений.

Поначалу я был так бесхитростно, растительно счастлив, что выжил, что был готов любить на радостях всю банду скопом - наверное, потому-то и сумела обидеть, пробившись через потрескавшуюся защитную скорлупу, эта реакция отчуждения.

Да и не отношение беспокоило; скорее, то, что такие вещи меня ещё волнуют. Трудно жить в банде, если станешь ожидать от окружающих эмоций, которые тут не могут существовать в принципе.