Крепче брони - Толстобров Павел Петрович - Страница 23

К рассвету все было кончено. Освобожден еще один, к тому же очень важный населенный пункт. Впереди Северный Донец. Бочкаревцы в этой схватке уничтожили до семидесяти гитлеровцев, причем полтора десятка из них пришлось на долю командира взвода. В хуторе было захвачено несколько исправных артиллерийских орудий, много пулеметов, боеприпасов и других трофеев.

К концу боя в хутор вошла рота, обходившая овраг.

За эту операцию старший сержант Бочкарев был удостоен второй правительственной награды — ордена Красной Звезды. А через некоторое время ему присвоили первое офицерское звание: гвардии младший лейтенант. Партийная организация приняла отважного разведчика кандидатом в члены партии.

Кто бывал в этих местах ранней весной, тот знает, какие здесь стоят туманы. Плотные и белые, как вата, непроглядные, как молоко. В двух шагах скрывают от тебя все окружающее даже днем. Идешь, и у тебя такое ощущение, будто ты плывешь в облаке. Это днем. А ночью?

Такой туман повис над Миусом, окутав всю окружающую местность, в ту мартовскую ночь сорок третьего.

Приказ командира полка, как обычно, был лаконичен: достать «языка».

С тремя отделениями взвода Николай Бочкарев осторожно поднимается на высоту на западном берегу реки. Опасаться пока особенно нечего. Возвращавшиеся из поиска разведчики четвертого отделения сообщили, что немцы ведут себя спокойно. Но осторожность в разведке никогда не помешает. К тому же этот злосчастный туман… И взводный еще раз предупредил: не растягиваться, не отрываться друг от друга.

Командир шел впереди, соблюдая все необходимые меры предосторожности, потому, что видимости — никакой. И вдруг…

Совсем рядом, словно из-под земли, перед Бочкаревым вырос немец. В белом маскхалате, в белом капюшоне, будто привидение. А за ним из густого тумана, едва различимые, появились второй, третий…

Раздумывать некогда. Автомат на боевом взводе. Длинная очередь. Привидения кричат, падают, появляются снова… Их много. Автоматные очереди перебивают друг друга.

— Рота, в атаку, вперед!

Острые иглы пронизывают все тело. Когда упал, первая мысль: «Плен? Только не это». Потом другая: «Где же взвод?..»

Все произошло настолько мгновенно, что Николай еще не успел ощутить всей боли. Повернувшись набок, он снова открыл огонь. Привидения падают и появляются снова. Падают и появляются. Сколько же их? Но что это? Кончился диск? Есть запасной, но перезарядить нет сил. И опять острая мысль обжигает сознание. «Плен?.. Нет, нет! Ни за что!..»

Немцы рядом. Злые, орущие. Обступили со всех сторон. Пинают коваными сапогами, бьют прикладами. «Но где же взвод?» Сорвали шапку, стащили сапоги. Выворачивают карманы. Как нестерпимы удары по голове!.. Но Бочкарев «мертв». Зачем им труп?.. «Только бы не выдать себя, не застонать…»

Потом все стихло. Ушли… Хватило сил подняться. Побежал. Но через несколько шагов ноги подкосились. Упал. Все ушло в забытье…

Бочкарев замолчал, заново переживая трагедию той ночи. Долго смотрел через раскрытое окно, откуда доносились весенние звуки большого города. Потом машинально свернул папироску, прикурил.

Я только тут обратил внимание, что все койки в палате пусты. Обитатели их окружили разведчика и, затаив дыхание, слушают его невеселую повесть.

— Не знаю, сколько прошло времени, пока я был без сознания, — снова заговорил Бочкарев. — Только когда открыл глаза, почувствовал нестерпимую боль во всем теле, голова кружилась… Туман вроде начал рассеиваться, всходило солнце. «Где я? Что со мной?..» Попытался подняться. Но упал. В голове опять помутилось, и я снова потерял сознание.

Бочкарев то и дело затягивался папиросой.

— Когда услышал чьи-то шаги, обрадовался. Еще не зная, чьи они, крикнул: «Кто идет?» Крикнул и испугался: «А вдруг немец!» Шаги приближались. Глаза у меня были закрыты, но сквозь муть в голове чувствую, что человек осматривает меня. Слышу чей-то, кажется, очень знакомый голос: «Товарищ командир!..» Это был красноармеец нашего взвода Усман Мамаджанов.

— Мамаджанов? — переспросил я.

— А вы его знаете? — Бочкарев повернулся ко мне.

— Вспомнил заметку «Подвиг Усмана Мамаджанова», которую мы на днях опубликовали в своей газете. Значит, это он тебя и спас?

— Да, меня, — Бочкарев оживился. — Это хорошо, что вы о нем написали… Но вот ведь как бывает, товарищ майор. Этого Мамаджанова я несколько раз хотел списать из взвода за недисциплинированность. И вообще считал, что разведчик из него никогда не получится. А тут вот…

— Что ж, Николай, мы ведь на фронте. Иногда и сам не знаешь, на что ты способен в трудную минуту…

— Это верно, на себе испытал. И все же удивляюсь: сколько ругал его, а он меня же и спас…

Что было дальше, я узнал из рассказов других.

Когда разведчики, после того как напоролись на немцев, вернулись на левый берег Миуса, неожиданно обнаружили, что среди них нет командира взвода. Как же так? Сами вышли, а командира бросили на поле боя…

— Я пойду разыщу его. Если ранен, помогу ему выбраться, — первым отозвался Мамаджанов.

Еще несколько бойцов хотели пойти на розыски младшего лейтенанта, но Усман твердо сказал:

— Нет, я один. Легче перебраться через передний край…

Возможно, что Мамаджанову хотелось доказать, что он не такой плохой разведчик, как о нем думают…

Найдя младшего лейтенанта, он сделал все, чтобы вынести его. Снял свою шинель, перенес на нее командира. Потом, размотав обмотки, продел их в рукава шинели, связал концы и запрягся, чтобы тащить. Но ничего не получилось. В маленьком теле не хватало сил. Да и тащить израненного, почти безжизненного человека по каменьям и рытвинам было несподручно: его надо было выносить на носилках. Пришлось возвращаться за помощью к товарищам.

Бочкарев был доставлен в полк. Оттуда его сразу же отправили в медсанбат. Там он тоже не задержался.

Хирург медсанбата И. И. Метелица, осмотрев лежавшего на операционном столе разведчика, коротко приказал:

— В госпиталь, срочно!

А когда санитары вынесли из комнаты Бочкарева, хирург, будто про себя, удивленно произнес:

— Первый случай за всю мою практику. Четырнадцать пулевых ранений. Шесть в ноги, три в живот, три в мочевой пузырь… И человек жив! Жив!

И вот этот человек передо мной. Постоянно курит. Нервничает из-за того, что его не отпускают из госпиталя. Что это — характер? Возможно.

Слово свое Бочкарев сдержал. Не усидел-таки в госпитале. Только не сбежал, как собирался, а отпросился на время.

В дивизии он появился во второй половине мая. Приехал, чтобы навестить свой полк, боевых друзей-товарищей. Радостной была встреча, особенно с Усманом. Ведь вначале, когда узнали о состоянии Бочкарева, пожалуй, никто и не предполагал, что он сможет выжить. Четырнадцать ранений, да каких! Но сильный организм, огромная сила воли и стремление во что бы то ни стало подняться и снова бить и бить врага до полного освобождения Родины победили.

22 мая 1943 года мы опубликовали в «Гвардейце» заметку секретаря партбюро 119-го гвардейского полка И. Казимирова:

«Герой принят в партию.

На днях прибыл в часть навестить своих разведчиков отважный командир взвода разведки Бочкарев Николай Георгиевич. Тов. Бочкарев сейчас лечится в госпитале. За время пребывания в части он побеседовал со многими бойцами, поделился боевым опытом.

Тов. Бочкарев принят в члены ВКП(б). Командование части вручило герою правительственные награды — ордена Красного Знамени, Красной Звезды и медаль „За отвагу“».

По-сталинградски

Битву за Донбасс наша 40-я гвардейская стрелковая дивизия начала еще зимой. После сталинградской обороны, пройдя с боями семьсот километров и освободив десятки населенных пунктов, она а феврале 1943 года, вышла на Миус в районе Петрополья и захватила небольшой плацдарм на правом берегу реки. Многие наши воины тогда прославили себя подвигами.