Крепче брони - Толстобров Павел Петрович - Страница 18

— Миша, как ты думаешь, фрицы воду пьют?

— Пьют, наверно. Не один же французский коньяк лакать…

— Тогда подождем еще, — Грызлов давно приглядывался к одиноко торчавшему на улице колодцу. Станица на высокой горе, колодцев в ней мало. Не может быть, чтобы немцы не пометили этот…

Вот от ближнего дома отделилась женщина с коромыслом на плече.

— А, чтоб тебя! — Грызлов сплюнул с досады. — Куда ты лезешь?

Он почти отложил бинокль, но почему-то стал внимательнее рассматривать женщину. Потом передал бинокль напарнику, а сам — к оптическому прицелу.

— Сапоги видишь?

— Вроде сапоги…

— А какого размера? А как вышагивает? Женщина так может?

— Точно. И каска. Фриц вырядился в юбку. Бей!

Прозвучал выстрел. Немец взмахнул руками, ведра полетели в стороны. С головы упала, подкатилась каска.

— Напился… Подождем еще…

Позже по этому случаю инструктор политотдела старший лейтенант Виктор Серебряков написал шуточный стих, который мы опубликовали в дивизионной газете.

Каждый убитый фашистский захватчик — помощь непосредственным защитникам Сталинграда, вклад в дело разгрома врага. Под таким девизом развертывалось в дивизии социалистическое соревнование в честь XXV годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Снайперское движение постепенно превратилось в настоящую снайперскую войну. Не только в полках, но и в ряде батальонов периодически работали школы снайперов, в которых гвардейцы учились без промаха бить врага. Они наносили существенный урон гитлеровцам.

Первым в этом соревновании шел Михаил Грызлов. К 15 октября 1942 года на его боевом счету было 107 убитых вражеских солдат и офицеров. Да его товарищи — Яковлев, Соколов, Журавлев и другие — уничтожили более 300 фашистов! Каких же потерь стоили врагу выстрелы всех наших метких стрелков!

20 октября в станице Новогригорьевской состоялся армейский слет снайперов. Здесь произошла интересная встреча двух ведущих снайперов фронта — Максима Пассара и Михаила Грызлова. О Пассаре тогда очень много писали армейская и фронтовая газеты. Максим — нанаец. И этот солдат, представитель маленькой народности, в прошлом обреченной на вымирание, стал одним из лучших воинов нашего фронта.

У Грызлова к тому времени было 135 истребленных гитлеровцев, у Пассара — 127. Никто навеем Донском фронте не мог сравниться с ними.

Грызлов приехал со слета довольный, возбужденный, готовый сразу же выйти на «охоту». Встреча с Пассаром была приятна, но и тревожила: такой «противник» может обставить, а отдавать первенство не хотелось.

А тут еще партийное собрание.

— Даю слово вам, товарищи, — горячо говорил он, когда его принимали кандидатом а члены партии, — что жизни своей не пожалею, а высокое звание коммуниста оправдаю. Буду драться с врагом, пока бьется сердце, пока руки держат оружие…

Потом вызвали в политотдел. Начподив Л. И. Черенков вручил кандидатскую карточку, тепло поздравил и сказал:

— А теперь вот что, товарищ гвардии младший лейтенант (Грызлову уже присвоили это звание), вы назначаетесь начальником дивизионной школы снайперов.

— Товарищ старший батальонный комиссар, я хотел… Ведь мы соревнуемся с Пассаром…

— Никаких «я хотел». Я знаю, что ты умеешь бить фашистов. Но если подготовишь еще пятнадцать-двадцать человек? И каждый за выход на позицию будет убивать хоть по одному гитлеровцу? Прикинь! — Переждав, пока Грызлов успокоится, начальник политотдела заключил: — Пойми, Грызлов, так надо. Да и команда подобрана. Иди и принимай людей, учи их так, чтобы каждый стрелял не хуже тебя… Понял? То-то!..

Учеба проходила в поле. Для начала Грызлов поставил на определенное расстояние мишень (спичечный коробок), отошел от него, выстрелил сам и сказал:

— Идите смотреть!

Смотрели, удивлялись: пуля попала в самый центр.

…Учились определять расстояние до цели, часами неподвижно лежали на земле, наблюдая за противником, досконально изучали оптический прицел винтовки. Ну, а для разрядки — стрельба: кто быстрее и более метко поразит цель.

Грызлов не жалел сил на обучение подчиненных. Учитель из него получился хоть куда.

Вырвался все же в эти дни в свой батальон. Разыскал Чаплыгина.

— Пойдем, Саша, посидим… Кури, легкий, — Михаил с шиком открыл серебряный портсигар — подарок командарма.

Затянулись, Чаплыгин закашлялся:

— Ну его, твой легкий. Лучше махорка…

То, что Александр когда-то не захотел быть напарником Грызлова, на их дружбу не повлияло.

Обедали, толковали. Под конец Грызлов мечтательно проговорил:

— Ух, Саша, знаешь, какие у меня дома собаки! Бате наказал обязательно сохранить. Вернемся, вместе на охоту пойдем…

— Дожить надо…

— Да ты что? Я один сколько гадов на тот свет отправил! А ты? А другие наши?!

…Хоронили Грызлова в декабре под Обливской. Как рассказывали его товарищи, в тот день он вступил в единоборство с несколькими вражескими снайперами. Двух из них уничтожил, прицелился в третьего. Но немцы, обозленные на гвардейца, уже засекли его и направили на точку сильный пулеметный огонь. Михаил не успел нажать на спусковой крючок, как его прострочила очередь.

Гибель Грызлова тяжело переживали в дивизии. Его друзья принесли в редакцию письмо, в котором, обращаясь ко всем снайперам дивизии, писали:

«Вражеская пуля оборвала жизнь нашего лучшего снайпера гвардии младшего лейтенанта Михаила Грызлова. Коммунист, преданный сын Родины, он храбро защищал ее и героически погиб на боевом посту. 205 гитлеровцев истребил Михаил Грызлов… Беспощадно мстил он врагу за поругание любимой Отчизны. Продолжим эту священную месть, его боевой счет, будем истреблять немецких захватчиков, как истреблял их Михаил Грызлов. Сотрем с лица земли проклятую фашистскую нечисть. Коновалов, Журавлев, Гуляев, Соколов и другие…»

Вместе с этим письмом мы дали в «Гвардейце» передовую «За смерть героя ответим сотнями фашистских смертей».

Комдив наградил Михаила Грызлова посмертно орденом Красной Звезды. В тот же день (стечение обстоятельств) пришли приказы из штабов армии и фронта о награждении Грызлова еще двумя орденами Красной Звезды.

Три ордена (одинаковые) в один день.

Но Грызлова не было в живых.

Упрямая девчонка

Как она рвалась на фронт! Работала в магазине и занималась на курсах медсестер. Надеялась: окончит их и сразу же пошлют на передовую. А ее определили в… полевой госпиталь. Конечно, там тоже раненые, им требуется уход, внимание. Но все это не то. И Аня Найденова пишет рапорт за рапортом, просит, настаивает, требует, чтобы ее направили туда, где она больше всего нужна.

Когда ее вместе с другими девушками-москвичками направили в 40-ю гвардейскую стрелковую дивизию, Аня обрадовалась- Дивизия спешно готовилась на фронт. Потом эшелон. Ночь в автомашине… Чем больше девушка видела следов войны, тем сильнее ощущала ненависть к фашистским захватчикам, тем яснее сознавала, что цель ее наконец-то осуществляется.

…И вот эта яма, а в ней автоклав, в котором стерилизуется перевязочный материал для раненых. Обязанность Найденовой — разжигать топку, поддерживать давление в автоклаве…

Надо же придумать такое! Она, конечно, понимает: перевязочный материал очень нужен. Раненых в медсанбат прибывает все больше. Но почему именно она, Найденова, а не какой-нибудь пожилой солдат, должна торчать в этой яме?

…Порою Аня грешила на другое. Все девчонки как девчонки. Рослые, стройные, за словом в. карман не полезут… А она не вышла ни ростом. ни фигурой. И волосы какие-то рыжеватые, совсем не в моде. Да еще зловредные веснушки: собираются на щеках и, словно в атаке, устремляются на вздернутый нос… Еще в школе мальчишки дразнили за эти веснушки и рыжие волосы. Может, и характер ее замкнутый, неуживчивый от этого? И копилось в душе невысказанное, неистребимое желание доказать: «Я не хуже других!..»