Путешествие из Нойкукова в Новосибирск
(Повесть) - Кант Уве - Страница 21

Но вернемся к современным перекресткам. На них одни названия городов, номера дорог да числа километров — все черным по желтому. И ни слова о великанах, злодеях, ведьмах, единорогах или о невероятных вознаграждениях, не говоря уже о говорящих воронах, которые кричат тебе вслед последние предупреждения. С другой стороны, для Юргена Рогге (география — «отлично») его местонахождение было вполне ясно и определенно.

1. Он — в ГДР.

2. Дорога, ведущая на север, приведет в Штральзунд и далее на лохматый остров Рюгген — и так до самого Засница.

3. Дорога на северо-запад пройдет через несколько городов и кончится в Рёригке. Это дорога к Сусанне.

Все так ясно и четко, что не надо даже на секунду задумываться.

Быстро отметив, что справа нет помехи и можно ехать, Юрген резко свернул на дорогу, ведущую в северном направлении…

«Куда это ты едешь, Юрген Рогге?» — спросил он себя.

«Еду-еду не свищу, а наеду — не спущу», — ответил он сразу.

«А тебе какое дело?»

«Не будь дураком!»

«Сам дурак!»

«Не видишь, что ли, куда я еду?»… и тому подобное.

И так до самой той минуты, когда он вдруг одновременно нажал на тормоз и дал газ и его моторизованный «козел», чихнув, заглох. Юрген соскочил и затеянный разговор довел до конца уже в заросшем травой кювете.

В этой дружеской беседе слово брали разные люди, высказывавшие много вполне разумных мыслей, вроде: «Никогда не выпускай цели из виду». Или: «Планомерно продвигайся вперед»… и все такое прочее. Но сколько они ни выдвигали аргументов, с одним из участников мы так и не справились. Этот со своей страстью заявил, что Засниц есть самый северный город республики, что до него рукой подать, и да падет позор на голову того, кто не стремится как можно скорей повидать самый восточный… западный… южный и северный город страны. Пингвин он — и только! Председательствующий сделал замечание: не следует, мол, употреблять нецензурных выражений. Однако, как и все остальные участники беседы, констатировал, что самого-то простого так никто и не предложил! Бесспорно, Засниц — самый северный город республики. Разве не следует его посетить? Непременно следует. Итак, передать через все радиовещательные станции и дать объявление во всех газетах: «Отважный путешественник Юрген Рогге взял курс на северный полюс (в местном масштабе, конечно)». «Долой папоротники и мхи! Долой стихотворения, те, что без рифмы! Рёригк, я покину тебя! Засниц, я увижу тебя! Тру-ля-ля! Тру-ля-ля! Хорошо и даже отлично!»

В Заснице Юргену не повезло. Провал за провалом. И ясно это стало, когда он рано утром преодолел длинный подъем сразу после выезда из города. Впрочем, позднее, когда пройдет определенное время, ни о каком невезении, ни о каких провалах он уже не будет вспоминать. Позднее, годика через два, а то уже и через полгода, он будет говорить о Заснице совсем иначе. «Засниц? Когда-то я там переночевал в Доме моряка». Но может, он вспомнит и кое-какие подробности: «В этот дом далеко не всех пускали. Всю ночь там проговорили с одним штурманом…» Да-да, так оно примерно и будет. Что ж, и это правда, чистая правда! Он ведь действительно переночевал в Доме моряка. Не сразу, конечно. Нет, нет. Кто же это будет начинать с ночевки, если он еще до «Песочного человечка»[3] в чужой город приехал. Сначала он принял парад шведов. Туго пристегнутые к поролоновым сиденьям, они шурша катили от парома. Шуршали, правда, не сами пристегнутые шведы, а широкие покрышки автомашин. Но похоже это было, будто шуршали сами шведы, будто это сами шведы — существа с толстыми радиальными покрышками и сверкающими молдингами.

Потом он пешком спустился к волнорезу. Маленький мальчишка, обращаясь к своему отцу, все время тянул: «Па-а-па, па-ап!» Странным образом — отца это совсем не волновало. «Чудовище! — подумал Юрген. — Такого я сразу бы отправил в воспитательный дом!» Кого, собственно, — мальчика или отца? Папаша ведь тоже вызывал немалые подозрения. Он, видите ли, доказывал, что крохотные рыбацкие лодки с отважными рыбаками на борту ходят ловить селедку не куда-нибудь, а в океан.

Юрген некоторое время шел за отцом и сыночком — ему было интересно, что этот «Па-ап» скажет про большие траулеры? Атомные ледоколы или ракетные крейсеры? Но к этому времени паром отчалил, и папаша с сыночком так припустились бежать к самому концу волнореза, словно их преследовали все дочери из «Лесного царя» Иоганна Вольфганга Гёте. На бегу папенька сумел достать из сумки фотоаппарат с огромным телеобъективом. А что, если этот папаша какой-нибудь особенно ловкий шпион? Всем ведь известно, что фотографировать на волнорезе строго запрещено!

Юрген еще подумал, не арестовать ли его, но потом решил предоставить это органам безопасности. Некоторое время он сидел на волнорезе и острым глазом морского волка долго глядел поверх волн в далекую даль… Должно быть, это выглядело очень здорово. Впечатление ослаблялось только тем, что на морской стороне полностью отсутствовали зрители и никому не суждено было полюбоваться, как это он сидел на волнорезе и как это он устремил свой взгляд в морскую даль.

Потом в маленькой побеленной ресторации, снаружи имевшей вид веранды без дома, а внутри — обыкновенной пивнушки, съел шницель, щедро упакованный в панировочные сухари и украшенный петрушкой с картофельным салатом. Пьяный лесник или егерь, сидевший за соседним столиком, все хотел ему продать сначала кольцо с печаткой, а потом даже складной велосипед. Что ж, лесники тоже люди, и почему бы им не хватить иной раз лишку? А вдруг это с горя? Может, у него околел старый олень с роскошными рогами или пришлось свалить семисотлетний дуб? За кольцо он запросил двадцать пять марок. Кольцо было большое, а из зеленоватого камешка, разумеется, если его снабдить соответствующей надписью, можно было бы воздвигнуть небольшой памятник для канарейки. Пфеннигов за восемьдесят Юрген купил бы его не колеблясь. Но лесник дешевле двадцати пяти марок кольцо не отдавал. Велосипед наличествовал в виде квитанции камеры хранения Грейфсвальдского вокзала. Сначала он стоил сто сорок марок, потом сто, а под конец — семьдесят две марки. Без доставки, конечно. Когда лесник дошел до семидесяти двух марок, вмешался сосед по столику, и Юргену удалось незаметно ретироваться. Он снова поднялся в город, по дороге думая о том, почему это у лесника, пившего пиво в Заснице, складной велосипед хранится в камере хранения на вокзале в Грейфсвальде? Но так и не сумел ответить на этот вопрос. Жизнь — сплошная загадка!

Чуть было он в кино не пошел. Но в довольно большом и солидном для такого городка здании показывали картину «Умереть из-за любви». Такое название нокаутировало Юргена Рогге на месте. В голове у него гудело: «Умри из-за любви! Умри из-за любви!» И слышалась печальная мелодия, исполненная одинокой скрипкой… А правда, великолепная это была идея — посетить самый северный город республики! Почаще бы только это делать.

Напротив входа в кинотеатр стояло несколько скамеек, словно нарочно там поставленных, чтобы было где выплакаться. Когда появился моряк, Юрген сидел там с вытянутой физиономией уже более получаса. Вид у моряка был загорелый, но табак он не жевал.

— Ну как? — спросил он. — Тоже на пенсии?

Моряк не только не жевал табака, но и вообще не походил на моряка. На нем не было ни тельняшки, ни капитанки, ни трубки в зубах. Одет он был в полосатую рубашку предпоследней моды и брюки с поясом из искусственной кожи. На ногах — вьетнамки без носков. Никаких «полундра» и тому подобного Юрген от него так и не услышал.

— Да нет, не пенсионер я, — ответил Юрген.

Моряк рассмеялся, так как ему и самому совсем недавно стукнуло двадцать два. И у того и у другого еще был хороший запас времени, а это, как известно, настраивает на веселый лад. Но разговор почему-то не завязался. Оба молчали. Минут семь. Моряк достал гребенку и начал причесываться. А Юрген, поводив своими видавшими виды «кларками» по песку, хотел было уже уйти. Он подумывал о том, не забраться ли ночью в одну из пустующих пляжных корзин. Где-нибудь да должны они стоять. Морской курорт ведь! Недурно было бы провести ночь в двух сдвинутых пляжных корзинах под южным небом на берегу уснувшего моря. Чего там, совсем недурно! Шикарно было бы! Но тут моряк возьми да скажи: